Чтение 59–й страницы книги ~Твоя заря~

выбрались из больничных палат: глаза ввалились, лица при лампах дневного
света белеют как-то лунно, стеариново. Однако этот, хоть и в хламиде, и
бритоголовый, оказывается, не имеет ничего общего ни с богом Кришной, ни с
сектами Востока. Он сам по себе.

Студент-философ, он верит в вечный абсолют, в творческую сверхсилу и
ищет ее приметы и воплощения в окружающей действительности.

Новый наш пассажир простуженно шмыгает носом, мокрые уши его как-то
несуразно оттопырены, а на бледном, с правильными чертами лице выражение
тихой беззащитности и покорности. В первые минуты он осматривается почти
испуганно, будто попал не в машину, а в какую-то клетку, его беспокоит
бумажный "бэг", стоящий внизу, парень боится его помять или запачкать, а
там и в самом деле кое-что осталось из запасов провианта, которым щедро
снабдила нас в дорогу Сопя-сан.

Когда Заболотпый предложил незнакомцу сандвич, он не отказался, взял,
жует, хотя и без особого аппетита.

Искатель вечного абсолюта, промокший под ливнем до нитки, он не
производит отталкивающего впечатления, ничего в его лице и манерах нет
развязного, вульгарного, как это порой можно заметить в поведении и в
самоуверенных физиономиях его ровесников. Нет и коварства или криводушия в
этом лице, напротив, что-то есть в нем естественное, почти детское -
доверчивость, мальчишеская бесхитростная чистота...

Учился в колледже, и хотя не доучился, однако свободно владеет
несколькими европейскими языками, в том числе и славянскими, способен
также прочитать в оригинале древнеиндийские тексты, впрочем, несмотря на
это, нашей стороне не сразу удается достичь с этим путешествующим
полиглотом взаимопонимания. Откуда и куда? Заболотному это крайне
желательно выяснить, так же как и то, что именно выгнало парня в такую
непогоду "на просторы эпохи". И почему пешком? Машину украли, что ли? В
голосе Заболотного, когда он расспрашивает, слышны кроме внутренней улыбки
так же и нотки сочувствия, и, уловив искреннюю его заинтересованность,
юноша сразу проникается доверием, позволяет себе откровенность почти
интимную. Оказывается, не первый день он курсирует по этому мрачному
отрезку трассы, меж пустынных дюн и лесов, ведь именно где-то здесь
произошел тот трагический инцидент, та ужасная катастрофа, о которой
столько писали в газетах, когда в непроницаемом тумане да еще в ночную
пору какой-то автомобиль по неизвестным причинам внезапно остановился и на
него, ничего не ведая об опасности, па огромных скоростях стали налетать
из тьмы и тумана десятки других машин, многотонных грузовиков, цистерн...

Можно лишь представить себе железный тот хаос, ту гернику трассы, где
вместе со многими другими погибла и его девушка, его любимая Кэт.

- Но ведь могло случиться, что кто-то и спасся? Как вы думаете, сэр? -
взгляд юноши с надеждой обращается к Заболотному.

- Вполне вероятно,- замечает серьезно Заболотный и вспоминает случай,
когда в Андах разбился о скалы многоместный лайнер с пассажирами, и хотя
считали, что все летевшие погибли и розыски были прекращены, однако со
временем выяснилось, что погибли не все, некоторые уцелели, расползлись по
лесам.

- Иметь хотя бы искру надежды... О, как это важно!

Благодарю вас,- юноша облегченно вздохнул...

Во всяком случае, он не собирается прекращать поиски, пусть это
кое-кому и кажется бессмысленным. А остаться без Кэт, потерять ее в
расцвете чувств, в зените любвиэто не бессмысленно? Ведь без Кэт его
существование вообще теряет какой бы то ни было смысл! Пусть рождены были
на разных континентах, воспитывались в разных обычаях и традициях, но ведь
как безошибочно почувствовали они - средь всего человечества! - свое
предназначение друг для друга, созвучие своих внутренних миров!

После колледжа у них было твердое намерение вместе отправиться в Индию,
найти причал своему счастью где-то на берегах Ганга, ведь предки его Кэт
происходили именно из тех мест и сама она своей смуглой красотой
напоминала ему золотой кувшин на берегу священной ночной реки...

Если есть в подлунном мире девушки, сотканные из лунного сияния, то пе
там ли они обитают, у берегов Ганга, но там ли ходят по ночам за город
купаться и долго стоят на пологом речном берегу, и впрямь напоминая
золотые кувшины, стоят, сложив руки на высокой груди, и ждут, ждут...
Исполненные затаенной пылкости и страсти, вбирают в себя мудрый покой
природы, грудь их ласкает теплынь напоенной жизненной силой ночи, среди
которой одни лишь они, те индийские мадонны, способны оценить
целительность любви. И пусть после долгого ожидания пылают они в любовном
огне лишь один миг, но этот кратчайший миг для них равен вечности!

Возбужденная его речь оборвалась неожиданно, когда ему показалось, что
Заболотный догоняет какую-то из идущих впереди машин, приближаясь к ней на
опасное расстояние.

- Вы тоже? - произнес наш попутчик с тревогой.

Убавьте скорость... Убавьте, убавьте... Зе уоив рпе [Я вас прошу
(фр.).],- добавил он почему-то по-французски.

- Вам страшно?

- Я беспокоюсь и о вас тоже...

- Вы пас совсем не знаете.

- А вы себя знаете? Вы постигли себя? А вдруг вы совсем не те, кем себя
представляете? Да, да, вдруг вы иные?

На какое-то время в машине воцарилась тишина. Странность услышанного,
кажется, и на Заболотного произвела впечатление. И хотя он, уважив просьбу
чудаковатого незнакомца, все же чуть сбавил скорость, но сделал это
плавно, тут же пояснив:

- При плохой видимости резко сбавлять скорость опасно, об этом знает
каждый на трассе. Если притормозишь внезапно, сразу же налетят, собьют
следом идущие... У дороги свои законы, и мы им подвластны.

Юноша нервно вздрогнул, его словно осенила в этот миг какая-то важная
для него мысль.

- Так не в этом ли разгадка повсеместных глобальных ускорений?
Опасности постоянно рядом с нами - летят, догоняют... Тьма-тьмущая их
наседает!.. И хочешь не хочешь, а мчись, гони, чтобы не налетели, не
раздавили, как мою несчастную Кэт! - последние слова всхлипом боли
вырвались из его груди.

Он откинулся всем телом на спинку сиденья, кажется, внезапная усталость
и эта боль вмиг истощили его. Разбереженное горе, видимо, снова вернуло к
прежнему его мысли,.

в голосе появилась гневная сила.

- Однако должен быть где-то предел этим нарастающим скоростям, этой
гонке гонок? Речь идет, разумеется, не о том, чтобы искусственно
сдерживать самих себя, возвратиться в эпоху дилижансов - я не верю, что
кто-то будет в состоянии создать "неподвижное общество",- но перевести
дух, оглядеться вокруг, проверить свои контакты со средой и не пора ли
наконец дать гуманное направление возможностям человеческого гения?

Чувствуется, что нервы нашего попутчика вконец расшатаны, что ему и
вправду нестерпимо видеть, как люди, точно обезумев, мчат и мчат куда-то
сквозь ливни и туманы, охваченные яростью гонки, несутся на бешеных
скоростях, одержимые, кажется, одной лишь жаждой - мчать, лететь,.

перегонять других, пусть даже в непроглядном тумане, в кромешной,
губительной тьме! И это те, кто считает тебя венцом творения! Гонка все
больше нарастает, хайвеи задыхаются, и куда от всего этого податься, куда?
Как и его Кэт, он тоже убежден, что разве лишь на берегах Ганга или в
Гималаях, среди людей первобытно добрых, простых, непритязательных, еще
можно постигнуть смысл и привлекательность жизни. Чувствуется, что
какая-то неутолимая внутренняя жажда то и дело заносит его фантазию
куда-то далеко, в край вечного приволья, где все иначе, где райские
дуновения лелеют каждый цветок, где исчезает тоска и страх перед судьбой,
перед непостижимостью мироздания^.

Где-то там можно спастись от нелепости и жестокостей слепой этой гонки,
ведь еще не все потеряно, еще можно найти какие-то истины, близкие к
истинам вечной гармонии, и он их будет искать на первых тропках
человечества, под звездами мудрых брахманов!

Заболотный тем временем продолжает таранить ливень.

Сжав губы, не сводя взгляда с трассы, он как-то даже весело таранит эту
нескончаемую дождевую круговерть. Из-под колес передних машин еще тяжелее
бьют буруны, на лобовом стекле у нас потоком льется разбитая щетками вода,
тяжесть ее чувствуется на кузове, на колесах. Заболотный весь подтянулся,
ему, видно, нравится держать в руках силу, таранящую, пробивающую ливень.
Трасса плещется, шипит, гудит. На параллельном полотне тоже несутся потоки
машин, вылетая нам навстречу, быстро разбухая на лету клубками желто-белых
огней в туманных космах, с шумом и силой пролетают мимо нас, взвихривают
воду.

Время от времени ливень стихает, дорога тогда обретает даль, вся она
багрово течет в гроздьях мокро поблескивающих рубинов. Их множество
впереди, сигнальных светил, непрерывно от нас удаляющихся. Они где-то там
сливаются в едва рдеющие галактики, подвластные лишь движению
точек-туманностей.

- А мне жалко таких, как этот,- говорит Лида чуть застенчиво,
предполагая, что случайный пассажир не поймет нашего языка. И
действительно, вид у него совершенно отсутствующий, словно он пребывает в
каком-то трансе.

Мы догадываемся, что его просто укачало, клонит ко сну.

- Несчастные дети всепланетного похолодания,- говорит Заболотный,
мельком бросив взгляд на парня, уже дремотно понурившегося.- Советов
много, прогнозов еще больше, а тем временем молодые люди в расцвете сил
губят себя, валяются по всем паркам, глядя на мир, как в пустоту, с
туманом равнодушия в глазах... Разные есть среди них.

На минувшей неделе встретили с Соней в музее одного такого типа. Перед
полотном Джорджоне стоит, жвачку жует. Неопрятный, патлатый, вроде
махновца, на голой груди модные дешевые висюльки работы индийских