затащили котят, и прислушивались, прислушивались... В коробке было тихо. Одна за
другой они лазили туда через узкую щель, нюхали тряпку со следами крови...
Дальше еще страшней. К тому времени у Алисы подросли котята, Сильва, приблудная
Саманта... и Люська в отчаянии посчитала их за своих, и донимала - звала особым
воркующим голосом, тащила к себе и пыталась кормить. Полугодовалые зубастые
зверюшки отбивались от нее, злились, кусали и убегали. А она смотрела на них
отчаянными непонимающими глазами, как это, ее дети отказываются от нее!.. Потом
Люська, наконец, забыла о своих котятах, а вот Алиса... еще долго приходила к
коробке, сидела и слушала... А мне было страшно, и стыдно перед ними.
Я уважаю эту кошку. Сколько ей лет, не скажу, иногда мне кажется, она всегда
была здесь. Полуслепая, в одном глазу плавает туман, а второй косенький,
печальный. Серенькая, всегда чистая, хотя никогда не жила у людей, я это знаю,
такие вещи мимо меня не проходят. Лет десять или двенадцать тому назад она
подошла ко мне в подвале. Было совершенно тихо, как бывает только в подвалах, и
темно, но я всегда слышу, что идет кот. Хотя на человеческую речь слух у меня и
не очень, про котов я слышу все. И ничего не услышал, только что-то мягкое и
теплое коснулось ноги... Она уже была взрослой кошкой, мельком я ее видел в
девятом с кумушками, а до этого она жила еще дальше от нас, я знаю. Как она
сохраняла чистую шерсть, и белоснежный воротничок, и весь вид, спокойный и
уверенный?.. Она рожала котят по два раза в год, в подвальных глухих углах, в
старых коробках и ящиках, старалась для них изо всех сил, кормила, приносила
остатки еды, которые находила у мусоропровода, мышей, птиц... тащила им все, что
находила и выпрашивала у людей. И каждый раз, в течение многих лет, котята
погибали. Зиму пережить не мог никто - голодно, а, главное, холодно.
Я стал кормить Алису в подвале почти каждый день, но не мог помочь котятам - они
быстро дичали и так прятались, что я не находил их, только видел на расстоянии.
А потом они исчезали... И так продолжалось бы всегда, если б Алиса не приняла
простое решение, и гениальное - принести котят туда, откуда появляется пища. Ко
мне в квартиру. Когда-то я жил здесь, потом почти перестали топить, то ли дом
сползает в овраг, то ли врастает в землю... Большинство жильцов выехало, и
теперь у меня здесь мастерская, летом я сплю в ней, а зимой не выдерживаю холода
- прихожу, работаю и к ночи ухожу в свою берлогу, примерно такую же, но теплую.
И вот, Алиса, понаблюдав, как я кормлю Феликса, своего первого кота, проследила,
каким путем он пробирается ко мне, и однажды явилась, когда меня не было, и
оставила на кровати трех котят. Она поверила мне и принесла их, чтобы я защитил.
Что я мог сделать, глядя на ее многолетнюю борьбу, обреченную на поражение? Я
оставил котят. Их было трое - двое рыжих и серенькая кошечка. Один рыжий,
головастый и могучий, объелся рисовой каши и умер, а два котенка - Люська и
Шурик, выросли в доме. Но в квартире их было не удержать - второй этаж,
форточка, рядом земля, целый день без присмотра... Впрочем, те, кого запирают,
погибают быстрей, стоит им случайно оказаться на земле, в овраге, в подвале....
Кот должен быть свободным, и я, как они чуть подросли и стало теплей, открыл им
балкон. Пусть выкатываются, как только почувствуют уверенность в себе. Люська
быстрей, сообразительней - выросла, а Шурик погиб. Я его любил больше всех, он
чудный был - рыженький, пушистый, доверчивый такой, даже вальяжный котик. Второй
после Макса научился приносить бумажку, что совершенно не присуще котам: я
бросаю, он бежит, ловит, играет, а потом несет в зубах и отдает мне - брось
еще!.. Шурик.
Сегодня Алиса сидит на подоконнике квартиры первого этажа, с южной стороны дома.
Нужно быть котом, чтобы оценить все достоинства этого подоконника в теплые дни.
Скажу только, что он прикрыт от посторонних глаз кустами, не слишком высокими,
так что солнце здесь постоянно, к тому же в квартире пусто, и некому спрашивать
кошку, зачем она сидит. Она прыгает еще легко, бесшумно, как клубочек, а вот
наверх ей забираться мучительно трудно, на балкон, я имею в виду, и она часто
забивается в подъезд, под лестницу, и там ждет меня. Это опасно, очень опасно.
Она осталась без хвоста два года тому назад. Прищемили дверью, нечаянно или
нарочно, какая разница! Что-то я не слышал, чтобы ребенка прищемили случайно...
Выхожу как-то утром и вижу - валяется обрубок хвоста. Я сразу узнал Алисин
хвостик... Искал ее всюду, но она исчезла на несколько дней. А потом вернулась,
такая же спокойная, хвост удивительно быстро зажил, как будто всегда был таким.
Сантиметров десять осталось.
Алиса внимательно всматривается в меня, не сразу узнает, я для нее фигура в
тумане. Но голос знакомый, и она спрыгивает с подоконника и спешит ко мне. Макс
дружески толкает ее толстым боком, и они бегут рядом.
Не успели пройти до угла дома, как сверху, с моего балкона отчаянный вопль. Это
орет Хрюша. Вчера он опоздал на обед - дела, а сегодня спал дома, чтобы не
прозевать еду. Подождать пару минут у него не хватает терпения, и он скачет
вниз, брякается всеми четырьмя об асфальт и спешит к нам.
Он самый маленький из взрослых котов - черный, крутолобый, курносый котик с
обрубком хвоста. У меня два знакомых бесхвостых зверя, но это не удивительно -
хвост уязвимая часть тела. Я не знаю Хрюшиной подвальной жизни, догадываюсь
только, что хвост отгрызла собака. У него были повреждены какие-то протоки в
носу - слезился глаз, и он время от времени похрапывал, будто хрюкал, потому я
назвал его Хрюшей. Вообще-то у него есть настоящее имя - Тарзан, он получил его
за свои прыжки. Он подпрыгивал удивительно высоко, парил в воздухе, с
растопыренными лапами, вытаращив глазенки... Но о его прыжках мы еще поговорим.
Хрюша оказался долговечней Тарзана. Хрюкать он давно перестал, а глаз слезится
до сих пор, особенно когда Хрюша болеет или не в настроении. Тогда я вытираю ему
под глазом, а чтобы не цапнул, говорю заветные слова - "глазки, глазки..." - как
в детстве. Тогда Хрюша терпит, и даже рад, что помогли ему умыться. Хрюша
единственный из всех, кто часто спит дома летом и осенью, когда еще тепло.
Остальные предпочитают ночевать в траве или на сухих листьях, как Макс, у него
шкура такая, что холод не страшен. У Хрюши тоже была маленькая история с ногой -
сломалась, и он просидел несколько месяцев дома. Это наложило отпечаток на всю
его жизнь, потому что случилось как раз в том возрасте, когда он должен был
привыкнуть к новому, к жизни на свободе. И он это время потерял. А сломал ногу
он очень просто.
Я взял его зимой, к весне он поправился, и с хвостиком стало хорошо, торчал
такой забавный толстенький обрубок, и хрюкать перестал, и глаз слезился все
реже... В теплые апрельские дни я начал выпускать его на балкон. Он сидел в той
дырке, в которую проползают все взрослые коты, и прыгают на козырек
мусоропровода. Хрюша весь находился на балконе, а голова выглядывала наружу. Я
знал, что он не осмелится прыгнуть, слишком мал, и спокойно оставлял его
привыкать к внешней жизни. И в тот день он с любопытством смотрел вниз.
Подъехала мусорка, я не обратил на это внимания, потому что Хрюша не раз видел
эту машину сверху. Но сегодня что-то произошло с мотором, он коротко натужно
взревел, а крышка бака громко лязгнула. Хрюша в одно мгновение оказался в
комнате, и стоял на трех лапах, а четвертую, заднюю правую, поджимал к животу. В
момент испуга нога оказалась в щели между досками, он рванулся... Кость
восстановилась быстро, через две-три недели он уже ступал на ногу, но кот не
человек - ему предстояло прыгать и убегать от сильных и быстрых котов, нога
должна была быть как новая... Он просидел дома до августа.
Не раз, сидя с ним на коленях, я размышлял о том, как быстро происходят
непоправимые вещи, словно жизнь состоит из плоскостей и граней, и пока ползешь
по одной из плоскостей, все ничего, но вот достигаешь ребра, одно неуловимое
движение и все меняется. Лязг - и хруст, стук и крик... И Хрюша стал другим
котом - он выпал из своего времени.
Когда он снова появился на улице, такой же быстрый, нервный, каким был с
детства, то не сумел вжиться в нижнюю жизнь, остался там чужим. Он был сильным,
напористым и злым, он старался - я видел, как он старается, и страшно устает,
словно, спрыгнув с балкона на землю, попадает на чужую планету... Нет, там не
все чужое - были дружественные нам коты и кошки, которых он понимал, а других
боялся, но понимал тоже, попадалась интересная еда у мусоропровода... вообще
была естественная для этого комочка мышц и нервов жизнь. И все-таки, ему тяжело
быть вольным котом, а стать домашним он тоже не смог. А я, сидя рядом с ним,
думал о себе, что мне не нравится быть человеком, и котом не могу стать, хотя
все время пытаюсь.
И вот, Хрюша бежит к нам, он потолстел к зиме, такой лоснящийся черный
поросеночек в бархатной шубке, с лихо торчащим вверх обрубком хвоста. Страшно
озабоченный, подбегает ко мне, что-то взволнованно объясняет... Надо сказать про
эту Хрюшину особенность - он разговаривает, произносит фразы, иногда целые речи,
особенно когда бежит со мной от девятого по дорожке и ему хочется рассказать мне
все, что произошло вечером, и ночью, и утром... Мы так давно не виделись,
столько за это время всего было! В его текстах нет слов, зато масса разных
звуков, некоторые похожи на короткий лай, другие на громкое мурлыкание...
длинные периоды, произнесенные со страстью. Я говорю ему - "Хрюша, конечно, да,
конечно! Я понимаю тебя!"
Еще не зима, еще не конец, еще не начало стремительного спуска в темноту и
холод... Сегодня на листьях снова Макс. Я сразу сую ему кусочек мяса с
лекарством от глистов. Он кашляет, эти твари проходят через легкие, прежде чем
развиться в кишечнике. То ушные клещи, то какие-то вирусы... я не успеваю
поворачиваться, мои дикие звери хватают заразу направо и налево, только
успевай... Но главная опасность - люди. Потом собаки. Только потом болезни. С
людьми мне все ясно. Я о них много передумал всякого, можно сказать, переболел,
и больше не хочу говорить. О собаках тоже говорить неохота, я помогаю им, но
требую дружелюбия. Немного погонять кота никто не запрещает, но не кусать и не
душить! Почти все понимают мои правила, а с теми, кто не понял, приходится
разговаривать отдельно.
Макс моментально глотает мясо с отвратительно горькой начинкой, и еще
облизнулся. Тут же отчаянный вопль - опаздываю?! - появляется Люська, глазки
блестят от алчности, но время упущено. Впрочем, отнять у Макса не удалось бы -
мясо! Все, что угодно Люська может отнять у Клауса и Макса, но только не сырое
мясо... Люська припустила за нами, не забывая кокетничать с Максом, пихая его
боком на ходу. Макс не понимает таких тонкостей, он относится к Люське
по-товарищески, может огреть лапой, но не выпуская когтей. Они часто сидят
рядышком и облизывают друг друга.
Русанов Владислав
Никитин Юрий
Лукьяненко Сергей
Андреев Николай
Шилова Юлия
Корнев Павел