но, начал обдумывать план бегства, который после многих месяцев, посвя-
щенных приготовлениям, он и осуществил, предусмотрительно оставив свой
обеденный нож в сердце тюремщика, чтобы бедняга (который имел семью) не
был заподозрен в пособничестве и соответствующим образом наказан взбе-
шенным королем.
скорбь и гнев, пока не вспомнил, по счастью, о лорде камергере, который
привез его сына, и не лишил камергера одновременно и пенсии и головы.
по владениям отца, находя утешение и поддержку в своих страданиях при
мысли об афинской девушке, которая была невинной причиной его тяжелых
испытаний. Однажды он остановился на отдых в деревне и, увидев веселые
пляски, устроенные на лугу, и веселые лица, мелькавшие всюду, осмелился
спросить у одного из пирующих, стоявшего подле него, о причине такого
веселья.
воззвании нашего милостивейшего короля?
шествовал по глухим и пустынным тропам и ничего не знал о том, что про-
исходило на больших дорогах.
которой хотел жениться наш принц, вышла замуж за знатного иностранца,
своего соотечественника, и король объявляет об этом, а также о большом
народном празднестве, ибо теперь, конечно, принц Блейдад вернется и же-
нится на леди, избранной для него отцом, которая, говорят, так же прек-
расна, как полуденное солнце. Будьте здоровы, сэр! Боже, храни короля!
седнего леса. Он шел все дальше и дальше днем и ночью, под палящим солн-
цем и холодной, бледной луной, в сухой жаркий полдень и сырою холодною
ночью, в серых лучах рассвета и в красном зареве заката. Так мало думал
он о времени и цели, что, держа путь на Афины, забрел в Бат.
признаков человеческого жилья, ничего, что заслуживало бы название горо-
да. Но это был все тот же благодатный край, те же бесконечные холмы и
долины, тот же прекрасный пролив, видневшийся вдали, те же высокие горы,
которые, подобно житейским невзгодам, созерцаемые на расстоянии и отчас-
ти затемненные яркой утренней дымкой, теряют свою суровость и резкость и
кажутся мягкими и приятными. Растроганный мягкой красотой этого пейзажа,
принц опустился на зеленый дерн и омыл слезами свои распухшие ноги.
очи к небу. - О, если бы мои скитания могли окончиться здесь! О, если бы
эти тихие слезы, которыми я ныне оплакиваю обманутую надежду и оскорб-
ленную любовь, могли вечно струиться в покое!
рые иной раз ловили людей на слове с быстротой, в некоторых случаях
чрезвычайно неуместной, Земля разверзлась под ногами принца, он прова-
лился в пропасть, и мгновенно земля сомкнулась над его головой навеки,
но его горячие слезы пробивались сквозь нее и с тех пор продолжают стру-
иться.
рым не посчастливилось найти спутников, - и почти столько же молодых ле-
ди и джентльменов, стремящихся найти их, - посещают ежегодно Бат, чтобы
пить воды, дарующие им силу и утешение. Это делает честь добродетельным
слезам принца и подтверждает правдивость легенды".
копись, заботливо свернул ее и снова спрятал в ящик с письменными при-
надлежностями, а затем, с лицом, выражающим крайнюю усталость, зажег
свечу и пошел наверх в спальню.
тучался, чтобы пожелать ему спокойной ночи.
ночь. Ветрено, не правда ли?
у камина, исполняя опрометчиво данное обещание бодрствовать, пока не
вернется жена.
особенности если этот кто-нибудь где-то развлекается. Вы невольно думае-
те о том, как быстро летит для него время, которое столь томительно тя-
нется для вас; и чем больше вы об этом думаете, тем слабее становится у
вас надежда на его скорое возвращение. Громко тикают часы, когда вы
бодрствуете в одиночестве, и вам кажется, будто вы окутываетесь паути-
ной. Сначала что-то щекочет вам правое колено, потом такое же ощущение
начинается в левом. Не успели вы изменить позу, как то же самое происхо-
дит с руками. Когда вы вывернули руки и ноги самым фантастическим обра-
зом, вы неожиданно ощущаете рецидив зуда в ногу, который вы трете, слов-
но хотите его оторвать, - что несомненно вы бы и сделали, если бы только
могли. Глаза тоже причиняют одни неприятности, а фитиль одной свечи вы-
растает в полтора дюйма, пока вы снимаете нагар с другой. Эти и другие
мелкие раздражающие неудобства превращают долгое бодрствование, когда
все остальные улеглись спать, в развлечение отнюдь не из приятных.
справедливо негодовал на бесчеловечных участников вечеринки, которые
заставляли его бодрствовать. Его расположение духа не улучшилось при
мысли, что ему взбрело в голову в начале вечера пожаловаться на головную
боль и в результате остаться дома. Наконец, после того как он несколько
раз задремывал, падая вперед на каминную решетку и откидываясь назад как
раз вовремя, чтобы не выжечь клейма на лице, мистер Даулер решил, что он
приляжет на кровать в задней комнате и будет думать, но, конечно, не
спать.
думать, здесь я услышу стук. Да. Несомненно. Я слышу шаги сторожа. Вот
он! Сейчас слышно глуше. Он заворачивает за угол. А!
на котором долго топтался, и крепко заснул.
миссис Даулер внутри, подгоняемый ветром и несомый одним низкорослым и
толстым носильщиком и одним длинноногим и худым, которым большого труда
стоило удержать в перпендикулярном положении свои тела, не говоря уже о
портшезе. А здесь, на высоком месте, и притом расположенном в виде полу-
месяца, где ветер носился по кругу, словно собирался вырвать булыжники
из мостовой, бешенство ветра было беспредельно. Они с радостью поставили
портшез и раза два громко ударили в парадную дверь.
сильщик, грея руки у факела ночного проводника, сопровождавшего их.
за. - Постучите, пожалуйста, несколько раз.
поднялся на ступеньку и раз пять или шесть оглушительно постучал в
дверь; тем временем долговязый стоял на мостовой и смотрел, не покажется
ли свет в окнах.
добры!
сильщик.
Даулер с величайшей вежливостью.
зультатов. Затем долговязый, потеряв терпение, сменил его и начал без
устали колотить двойными ударами, словно сошедший с ума почтальон.
как члены его громко пререкаются, то председатель должен все время сту-
чать молоточком, чтобы поддерживать порядок; затем у него мелькнула ту-
манная мысль об аукционе, на котором никто не предлагает цен, и аукцио-
нер сам все скупает; и, наконец, он начал допускать возможность, что
кто-то стучится в парадную дверь. Впрочем, дабы убедиться в этом, он
спокойно пролежал в постели минут десять и прислушивался; насчитав трид-
цать два или тридцать три удара, он остался вполне удовлетворен чут-
костью своего сна и поздравил себя с такой бдительностью.
стучать молоток.
и, поспешно надев чулки и туфли, завернулся в халат, зажег свечу от ноч-
ника, горевшего в камине, и побежал вниз.
отозвался долговязый, вполне уверенный в том, что говорит с лакеем. -
Открой!
дверь и выглянул. Первое, что он увидел, был красный огонь факела. Испу-