стоящие джентльмены?
двенадцать пинт эля ежедневно и не перестает курить даже за едой.
ясь, объявил о своем решении испытать в течение этой ночи действие нар-
котической кровати, и мистер Рокер, уведомив его, что он может лечь
спать, когда ему вздумается, без дальнейших предупреждений и формальнос-
тей, удалился, оставив его с Сэмом в галерее.
лось несколько газовых рожков, как бы в знак приветствия наступавшему
вечеру. Так как было довольно жарко, кое-кто из обитателей многочислен-
ных каморок, расположенных по обеим сторонам галереи, приоткрыл свою
дверь. Проходя мимо, мистер Пиквик заглядывал в них с большим интересом
и любопытством.
рых едва можно было разглядеть сквозь облако табачного дыма, шумно бесе-
довали за недопитыми кружками пива или играли во "все четыре" колодой
засаленных карт. В смежной камере какой-то одинокий жилец, склонившийся
при свете жалкой сальной свечи над пачкой грязных, изорванных бумаг, по-
желтевших от пыли и полусгнивших от времени, писал в сотый раз какую-то
бесконечную жалобу какому-то великому человеку, чьи глаза никогда ее не
увидят и чье сердце она никогда не тронет. В третьей камере можно было
видеть мужа с женой и целой оравой детей, устраивавших на полу или на
стульях убогую постель, чтобы уложить самых маленьких. И в четвертой, и
в пятой, и в шестой, и в седьмой - все тот же шум, и пиво, и табачный
дым, и карты.
которые пришли сюда: одни - потому, что их камеры были пусты и неуютны,
другие - потому, что их камеры битком набиты и жарки; большинство - по-
тому, что не находило тишины и покоя и не знало, чем себя занять. Здесь
было очень много людей самых разнообразных категорий - от рабочего в бу-
мазейной куртке до разорившегося кутилы в халате, разумеется с продран-
ными локтями; но у всех было нечто общее - вялое тюремное беспечное
чванство, наглый, заносчивый вид, который немыслимо описать словами, но
который мгновенно уловит всякий, пусть только зайдет в ближайшую долго-
вую тюрьму и присмотрится к первой попавшейся группе ее обитателей с тем
же интересом, с каким смотрел мистер Пиквик.
рила на площадке лестницы, - что Заключение в тюрьму за долги в сущности
не является наказанием.
Пиквик. - Быть не может, чтобы пребывание здесь их огорчало.
для них это самый что ни на есть праздник - портер и кегли. Но кое-кто
страдает от такого дела: те, кто и пивом не могут накачиваться и в кегли
не играют и кто заплатил бы, если бы мог, - такие впадают в отчаяние,
когда их сажают в тюрьму. Я вам скажу, в чем тут дело, сэр: на того, кто
привык бездельничать по трактирам, это наказание совсем не действует, а
на того, кто работает когда может, оно действует слишком сильно. Получа-
ется неровно, как говорил мой отец, когда ему приготовляли грог и воды
было больше, чем джина, получается неровно, вот в чем беда.
вершенно правы.
вкусу, - задумчиво продолжал мистер Уэллер? - но я что-то не слыхал о
них, если не считать одного маленького грязнолицего человечка в коричне-
вой куртке, да и у того это было делом привычки.
вестные, сэр, - сказал Сэм. - Он попробовал перепрыгнуть через самого
себя.
средств и наделал долгов.
гов было немного - фунтов девять, да впятеро больше на покрытие судебных
издержек; но как бы там ни было, а здесь он застрял на семнадцать лет.
Появились, правда, у него на лице морщины, но они были замазаны грязью,
потому-то и грязное лицо и коричневая куртка остались к концу этого сро-
ка такими же, какими были вначале. Он был смирным, безобидным маленьким
созданием, всегда за кого-нибудь хлопотал или играл в мяч и никогда не
выигрывал; в конце концов тюремщики его полюбили, и каждый вечер он при-
ходил к ним в комнату, болтал с ними, рассказывал разные небылицы и вся-
кую всячину. Как-то вечером сидел он, по обыкновению, с одним своим ста-
рым другом, который был дежурным, и вдруг говорит: "Билл, я не видел
рынка по ту сторону стены, - говорит (а в ту пору здесь был Флитский ры-
нок), - Билл, я не видел рынка по ту сторону стены - вот уже семнадцать
лет". - "Знаю, что не видел", - говорит тюремщик, покуривая свою трубку.
"Я бы хотел поглядеть на него одну минутку, Билл", - говорит он. "Очень
возможно", - говорит тюремщик, сильно затягиваясь трубкой и притворяясь,
будто он не понимает, куда клонит тот человек. "Билл, - говорит он с еще
большим волнением, - мне в голову пришла фантазия. Позвольте мне погля-
деть на людные улицы еще разок перед смертью, и если меня не хватит
апоплексический удар, я вернусь через пять минут по часам". - "А что со
мной будет, если вас хватит апоплексический удар?" - спросил тюремщик.
"Ну, - говорит маленькое создание, - кто бы ни нашел меня, Билл, тот на-
верняка принесет меня домой, потому что моя карточка у меня в кармане, -
номер двадцатый, этаж столовой", - и правда, так оно и было, потому что,
когда ему хотелось познакомиться с каким-нибудь новичком, он, бывало,
вынимал маленькую памятную карточку, а на ней были написаны Эти слова, и
больше ничего, и потому-то его всегда звали "Номер двадцатый". Тюремщик
смотрит на него в упор и, наконец, торжественно заявляет: "Двадцатый,
говорит, я вам верю; вы не подведете старого друга". - "Нет, старина,
надеюсь, что-то хорошее у меня здесь еще осталось!" - говорит маленький
человечек и с этими словами изо всех сил хлопает себя по курточке, и по-
том из обоих глаз у него вытекает по слезинке, а это было очень удиви-
тельно - все думали, что вода никогда не орошала его лица. Он пожал руку
тюремщику и ушел...
ращается на две минуты раньше назначенного времени и вне себя от злости;
рассказывает, как его чуть было не раздавила карета, что он к этому не
привык, и будь он проклят, если не напишет лорд-мэру. Наконец, его ути-
хомирили, и с той поры он в течение пяти лет даже не выглядывал за воро-
та.
Пиквик.
дать пива в новом трактире через улицу, и там был такой уютный кабине-
тик, что ему взбрело в голову ходить туда каждый вечер; так он и делал
долгое время и всегда возвращался регулярно за четверть часа до закрытия
ворот; стало быть, все шло очень хорошо и приятно. Наконец, он так разо-
шелся, что начал Забывать о времени или вовсе о нем не думал и возвра-
щался все позже и позже; и вот как-то вечером его старый Друг как раз
запирал ворота - даже ключ уже повернул, когда он является. "Подождите,
Билл", - говорит он. "Как, вы еще не вернулись домой. Двадцатый? - гово-
рит тюремщик. - Я думал, вы давным-давно дома". - "Нет еще", - улыбаясь,
говорит маленький человечек. "Ну, так вот что я вам скажу, мой друг, -
говорит тюремщик, очень медленно и неохотно открывая ворота" - по моему
мнению, вы попали в дурную компанию, и мне очень грустно это видеть. Я
не хочу вас обижать, но если вы не можете довольствоваться порядочным
обществом и приходить домой в положенное время, я вас вовсе не впущу сю-
да, и это так же верно, как то, что вы сейчас здесь стоите!" Маленький
человечек так весь и Затрясся и с тех пор никогда не выходил за тюремные
стены.
каться по лестнице. Задумчиво пройдясь несколько раз по Живописному дво-
ру, где почти никого не было, так как уже стемнело, он уведомил мистера
Уэллера, что, по его мнению, тому давно пора удалиться на ночь, и попро-
сил его найти пристанище в одном из соседних трактиров и вернуться рано
утром, чтобы условиться, как перевезти вещи своего хозяина из "Джорджа и
Ястреба". Этому приказанию мистер Сэмюел Уэллер приготовился подчиниться
со всей любезностью, на какую был способен, но тем не менее очень явно
обнаружил свою неохоту. Он даже безуспешно пытался заговорить несколько
раз о том, как удобно было бы провести эту ночь, растянувшись здесь, на
песке, но, убедившись, что мистер Пиквик заупрямился и останется глух к
таким намекам, в конце концов удалился.
грустно и тревожно - не от недостатка в людях, ибо тюрьма была перепол-
нена, а бутылка вина немедленно, без формальных церемоний знакомства,
снискала бы самое дружеское расположение немногих избранных. Но он был
одинок в этой грубой, вульгарной толпе и чувствовал уныние и тоску, ес-
тественно вытекающие из размышлений о том, что он посажен в клетку и ли-
шен надежды на освобождение. Однако решение освободиться ценой пот-
ворства мошенникам Додсону и Фоггу ни на секунду у него не возникало.