старый священник без всяких предисловий начал следующий рассказ, который
мы берем на себя смелость озаглавить:
ся в этой деревне, - заговорил старый джентльмен, - наихудшей репутацией
среди моих прихожан пользовался некто Эдмондс, арендовавший неподалеку
отсюда маленькую ферму. Он был угрюмым, злым, дурным человеком, жизнь
вел праздную и распутную, нрав имел жестокий. За исключением нескольких
ленивых и беспечных бродяг, с которыми он проводил время на полях либо
пьянствовал в трактире, не было у него ни друзей, ни знакомых; никто не
хотел разговаривать с этим человеком, которого боялись многие, а ненави-
дели все, - и все сторонились Эдендса. Когда я только что сюда приехал,
у него была жена и единственный сын лет двенадцати. О жестоких страдани-
ях этой женщины, о кротости и терпении, с которыми она их переносила, о
трепетной заботливости, с какой воспитывала мальчика, никто и понятия не
имеет. Да простит мне небо мою догадку, если она жестока, но" в глубине
души я твердо верю, что этот человек систематически, в течение многих
лет старался разбить сердце своей жены. Но она переносила все ради сына
и - многим это может показаться странным - ради отца своего ребенка, ибо
хоть и был он зверем и обращался с ней жестоко, но когда-то она его лю-
била, и воспоминание о том, кем он для нее был, пробуждало в ее груди
чувство снисходительности и покорности перед лицом страдания - чувство,
которое непонятно ни одному живому существу, кроме женщины.
образ жизни; но неустанное и неослабное прилежание жены, работавшей и в
ранний и в поздний час, утром, в полдень и ночью, спасало их от крайней
нужды. Труды ее вознаграждались плохо. Люди, проходившие мимо ее жилища
вечером или в поздний час ночи, рассказывали, что до них доносились сто-
ны и рыдания несчастной женщины и глухие удары, и не раз уже за полночь
мальчик стучался в дверь соседа, к которому его посылали, чтобы спасти
от пьяного, озверевшего отца. Бедная женщина, которой часто не удавалось
скрыть следы побоев, аккуратно посещала нашу маленькую церковь. Каждое
воскресенье, утром и после полудня, она Занимала вместе со своим мальчи-
ком всегда одну и ту же скамью; и хотя оба были бедно одеты, - значи-
тельно хуже" чем большинство их соседей, нуждавшихся еще более, чем они,
- одежда их всегда была чистой и опрятной. Все и каждый приветствовали
добрым словом "бедную миссис Эдерондс", и, бывало, измученное ее лицо
освещалось чувством глубокой благодарности, когда по окончании службы
она останавливалась в аллее вязов, ведущей к церкви, и перебрасывалась
несколькими словами с соседом либо, замешкавшись, смотрела с материнской
гордостью и любовью на здорового мальчугана, резвившегося со своими при-
ятелями. В такие минуты ее измученное лицо озарялось глубокой благодар-
ностью, и она казалась если не беззаботной и счастливой, то по крайней
мере спокойной и довольной.
укрепившие хрупкое тело ребенка и влившие в него мужественную силу, сог-
нули спину матери и отняли силу у ее ног; рука, которая должна была бы
ее поддерживать, уже не сжимала ее руки, лицо, которое должно было радо-
вать ее, уже не было обращено к ее лицу. Она сидела на старой своей
скамье, но место подле нее оставалось незанятым. По-прежнему раскрывала
она заботливо библию, отыскивая нужные места и загибая страницы, но не
было того, кто бы читал ее вместе с нею, и крупные слезы капали на кни-
гу, и слова расплывались перед ее глазами. Соседи относились к ней так
же ласково, как и встарь, но она отворачивалась, избегая их приветствий.
Уже не замедляла она шагов в аллее старых вязов - не было у нее бодрой
надежды на счастье. Безутешная женщина надвигала чепец на лицо и тороп-
ливо удалялась.
нее свое детство, запечатленное в памяти, и пронося воспоминания сквозь
жизнь, не мог припомнить ничего, что бы не было так или иначе связано с
бесконечными добровольными лишениями, перенесенными матерью ради него, с
обидами, оскорблениями и побоями, которые только ради него она претерпе-
вала, - нужно ли говорить вам, что он, безрассудно пренебрегая разбитым
ее сердцем, угрюмо, злобно забывая все, что она для него сделала и пере-
несла, связался с отъявленными негодяями и в безумии своем безудержно
устремился по тропе, которая должна была привести его к смерти, ее - к
позору? Горе человеческой природе! Мы давно уже это предвидели.
женщины. В окрестностях были совершены многочисленные преступления; ви-
новных не нашли, и это придало им смелости. Дерзкий грабеж, сопровождав-
шийся отягчающими вину обстоятельствами, побудил усилить бдительность и
энергически приступить к розыскам, на что не рассчитывали преступники.
Подозрение пало на молодого Эдеродса и его трех товарищей. Его арестова-
ли, заключили в тюрьму, судили, приговорили к смерти.
раздавшийся в зале суда, когда был вынесен приговор. Этот вопль поразил
ужасом сердце преступника, который оставался равнодушным к суду, к при-
говору, даже к неминуемой смерти. Губы, упрямо сжатые, задрожали и не-
вольно раскрылись, лицо его стало пепельно-серым, когда из всех пор выс-
тупил холодный пот; дрожь пробежала по мускулистому телу преступника, и
он, шатаясь, опустился на скамью.
молила всемогущего, который до сей поры помогал ей переносить все невз-
годы, - молила взять ее из мира скорби и печали и пощадить жизнь
единственного ее ребенка. За этим последовал взрыв отчаяния и мучи-
тельная борьба, какой, надеюсь, никогда я больше не увижу. Я знал, что в
этот час разбилось ее сердце, но ни жалобы, ни ропота я от нее не слы-
шал.
ремный двор, ревностно стараясь своей любовью и мольбами смягчить жесто-
кое сердце упрямого сына. Все было тщетно. Он оставался угрюмым, непрек-
лонным и равнодушным. Даже неожиданная замена смертной казни четырнад-
цатью годами ссылки на каторжные работы не сломила его озлобленного уп-
рямства.
мать, не мог побороть физическую слабость и недуги. Она заболела. Она
заставила себя подняться с постели, чтобы еще раз навестить сына, но си-
лы ей изменили, и в изнеможении она упала на землю.
юноши; его постигло тяжкое возмездие, и он едва не сошел с ума. День ми-
новал, а мать его не навестила; пролетел второй день, третий, и она не
пришла к нему; настал вечер, он не видел ее, а через двадцать четыре ча-
са его увезут от нее - быть может, навеки. О, с какой силой захлестнули
его давно забытые мысли о прошлом, когда он метался по узкому двору, как
будто эти метания могли ускорить для него получение сведений о ней, с
какою горечью почувствовал он свою беспомощность и одиночество, когда
узнал, наконец, правду! Его мать, единственное родное ему существо, ле-
жала больная - быть может, умирающая - на расстоянии мили от него. Будь
он свободен, не закован в кандалы, через несколько минут он очутился бы
подле нее. Он подбежал к воротам, вцепился руками в железную решетку, в
отчаянии сотрясал ее так, что она гудела, потом бросился на толстую сте-
ну, будто хотел проложить путь сквозь камни, но прочная стена издевалась
над жалкими его усилиями, и, заломив руки, он заплакал, как ребенок. Я
принес в тюрьму материнское прощение и благословение сыну, а ей, лежав-
шей на одре болезни, сообщил о его раскаянии и передал страстную мольбу
о прощении. С жалостью и состраданием я прислушивался к словам раскаяв-
шегося преступника, мечтавшего о том, как он по возвращении своем будет
утешать и покоить мать. Я не сомневался, что мать его уйдет из этого ми-
ра значительно раньше, чем он доберется до места своего назначения. Его
увезли ночью. Спустя несколько недель душа бедной женщины вознеслась - я
твердо верю и надеюсь - в обитель вечного блаженства и покоя. Над ее ос-
танками я совершил погребальную службу. Она лежит на нашем маленьком
кладбище. На ее могиле нет плиты. Ее горести были известны людям, добро-
детели - богу.
как только получит на это разрешение, и письмо адресует на мое имя. Отец
решительно отказался увидеться с сыном с момента его ареста, ему было
псе равно, жив он или умер. Прошло много лет, и я не имел никаких сведе-
ний о каторжнике; истекло больше половины назначенного срока, и, не по-
лучив ни одного письма, я решил, что он умер, - пожалуй, хотелось мне на
это надеяться.
быть может, этим-то и объясняется тот факт, что ни одно из отправленных
им писем до меня не дошло. Там прожил он все четырнадцать лет. По исте-
чении этого срока, оставаясь верным старому своему решению и клятве,
данной матери, он вернулся в Англию, преодолев бесчисленные трудности, и
пешком отправился в родную деревню.
деревню, которую семнадцать лет назад покинул со стыдом и позором. Крат-
чайший путь лежал через кладбище. У него забилось сердце, когда он всту-
пил за ограду. Высокие старые вязы, пропуская сквозь листву яркий луч
заходящего солнца, падавший на тенистую дорожку, воскресили воспоминания
детства. Он увидел самого себя, цепляющегося за руку матери и мирно иду-
щего в церковь. Вспомнил, как, бывало, заглядывал в ее бледное лицо и
как часто у нее на глазах выступали слезы, когда она смотрела на него, -
слезы, обжигавшие ему лоб, когда она наклонялась, чтобы поцеловать его,
и он тоже начинал плакать, хотя в ту пору и не подозревал о том, какие
это было горькие слезы. Он вспомнил, как часто бегал по этой дорожке
вместе с веселыми товарищами, то и дело оглядываясь, чтобы увидеть улыб-
ку матери, услышать ее кроткий голос. И тогда словно поднялась завеса
над его воспоминаниями и всплыли в памяти ласковые слова, оставшиеся без
Корнев Павел
Николаев Андрей
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Суворов Виктор
Доставалов Александр