баться? Нет, хохотать и рвать на себе волосы и с радостными криками ка-
таться по земле. Они и не подозревали, что выдали ее замуж за сумасшед-
шего.
чаше весов - счастье сестры, на другой - золото ее мужа. Легчайшая пу-
шинка, которая улетает от моего дуновенья, - и славная цепь, которая те-
перь украшает мое тело!
я сумасшедшим... ибо хотя мы, сумасшедшие, достаточно хитры, но иной раз
становимся в тупик... не будь я сумасшедшим, я догадался бы, что девушка
предпочла бы лежать холодной и недвижимой в мрачном, свинцовом гробу,
чем войти в мой богатый, сверкающий дом невестой, которой все завидуют.
Я знал бы, что ее сердце принадлежит другому - юноше с темными глазами,
чье имя - я это слышал - шептала она тревожно во сне; знал бы, что она
принесена мне в жертву, чтобы избавить от нищеты седого старика и высо-
комерных братьев.
была красива. Я это знаю, ибо в светлые лунные ночи, когда я вдруг про-
сыпаюсь и вокруг меня тишина, я вижу: тихо и неподвижно стоит в углу
Этой палаты легкая и изможденная фигура с длинными черными волосами,
струящимися вдоль спины и развеваемыми дуновением неземного ветра, а
глаза ее пристально смотрят на меня и никогда не мигают и не смыкаются.
Тише! Кровь стынет у меня в сердце, когда я об этом пишу. Это она - лицо
очень бледно, блестящие глаза остекленели, но я их хорошо знаю. Она
всегда неподвижна, никогда не хмурится и не гримасничает, как те другие,
что иной раз наполняют мою палату; но для меня она страшнее даже, чем те
призраки, которые меня искушали много лет назад, - она приходит прямо из
могилы и подобна самой смерти.
бледнее, в течение чуть ли не целого года я видел, как скатываются слезы
по ее впалым щекам, но причина была мне неизвестна. Наконец, я ее узнал.
Дольше нельзя было скрывать это от меня. Она меня не любила; я и не ду-
мал, что она меня любит; она презирала мое богатство и ненавидела рос-
кошь, в которой жила, - этого я не ждал. Она любила другого. Эта мысль
не приходила мне в голову. Странные чувства овладели мной, и мысли, вну-
шенные мне какою-то тайной силой, терзали мой мозг. Ненависти к ней я не
чувствовал, однако ненавидел юношу, о котором она все еще тосковала. Я
жалел, да, жалел ее, ибо холодные себялюбивые родственники обрекли ее на
несчастную жизнь. Я знал - долго она не протянет, но мысль, что она еще
успеет дать жизнь какому-нибудь злополучному существу, обреченному пере-
дать безумие своим потомкам, заставила меня принять решение. Я решил ее
убить.
о поджоге. Великолепное зрелище - величественный дом, объятый пламенем,
и жена сумасшедшего, превращенная в золу. Подумайте, какая насмешка -
большое вознаграждение и какой-нибудь здравомыслящий человек, болтающий-
ся на виселице за поступок, им не совершенный! А всему причиной - хит-
рость сумасшедшего! Я часто обдумывал этот план, но в конце концов отка-
зался от него. О, какое наслаждение день за днем править бритву, пробо-
вать отточенное лезвие и представлять себе ту глубокую рану, какую можно
нанести одним ударом этого тонкого сверкающего лезвия!
стали нашептывать, что час настал, и вложили в мою руку открытую бритву.
Я крепко ее зажал, потихоньку встал с постели и наклонился над спящей
женой. Лицо ее было закрыто руками. Я мягко их отвел, и они беспомощно
упали ей на грудь. Она плакала - слезы еще не высохли на щеках. Лицо бы-
ло спокойно и безмятежно, и когда я смотрел на нее, тихая улыбка освети-
ла это бледное лицо. Осторожно я положил руку ей на плечо. Она вздрогну-
ла, но это было во сне. Снова я склонился к ней. Она вскрикнула и прос-
нулась.
ни звука. Но я задрожал и отшатнулся. Ее глаза впились в мои. Не знаю,
чем это объяснить, но они усмирили и испугали меня; я затрепетал от это-
го взгляда. Она встала с постели, все еще глядя на меня пристально, не
отрываясь. Я дрожал; бритва была в моей руке, но я не мог поше-
вельнуться. Она направилась к двери. Дойдя до нее, она повернулась и от-
вала взгляд от моего лица. Чары были сняты. Одним прыжком я был около
нее и схватил ее за руку. Она упала, испуская вопли.
тревога. Я услышал топот ног на лестнице. Я положил на место бритву, от-
пер дверь и громко позвал на помощь.
жала без сознания, а когда жизнь, Зрение и речь вернулись к ней, оказа-
лось, что она потеряла рассудок и бредила дико и исступленно.
жали к моей двери, на прекрасных лошадях и с нарядными слугами. Много
недель они провели у ее постели. Собрались на консультацию и тихо и тор-
жественно совещались в соседней комнате. Один из них, самый умный и са-
мый знаменитый, отвел меня в сторону и, попросив приготовиться к худше-
му, сказал мне, - мне, сумасшедшему! - что моя жена сошла с ума. Он сто-
ял рядом со мной у открытого окна, смотрел мне в лицо, и его рука лежала
на моей. Одно усилие - и я мог швырнуть его вниз, на мостовую. Вот была
бы потеха! Но это угрожало моей тайне, и я дал ему уйти. Спустя нес-
колько дней мне сказали, что я должен держать ее под надзором, должен
приставить к ней сторожа. Это сказали мне! Я ушел в поля, где никто не
мог меня услышать, и веселился так, что хохот мой звенел в воздухе.
гордые братья пролили слезу над бездыханным трупом той, на чьи страдания
при жизни взирали с ледяным спокойствием. Все это питало тайную мою ве-
селость, и когда мы ехали домой, я смеялся, прикрывшись белым носовым
платком, пока слезы не навернулись мне на глаза.
чувствовал, что недалеко то время, когда моя тайна будет открыта. Я не
мог скрыть дикую радость, которая бурлила во мне и заставляла меня, ког-
да я один оставался дома, вскакивать, хлопать в ладоши, плясать и кру-
житься и громко реветь. Когда я выходил из дому и видел суетливую толпу,
двигающуюся по улицам, или шел в театр, слушал музыку и глядел на танцу-
ющих людей, меня охватывал такой восторг, что я готов был броситься к
ним, растерзать их в клочья и выть в упоении. Но я только скрежетал зу-
бами, топал ногами, вонзал острые ногти в ладони. Я сдерживал себя, и
никто еще не знал, что я сумасшедший.
альное я смешиваю со своими грезами, и столько у меня здесь дела и так
меня всегда торопят, что нет времени отделить одно от другого и разоб-
раться в каком-то странном хаосе действительности и грез, - помню, как
выдал я, наконец, тайну. Ха-ха! Чудится мне - я и сейчас вижу их испу-
ганные взгляды, помню, как легко оттолкнул их и сжатыми кулаками бил по
бледным лицам, а потом умчался, как вихрь, и оставил их, кричащих и вою-
щих, далеко позади. Сила гиганта рождается во мне, когда я об этом ду-
маю. Вот, видите, как гнется под яростным моим напором этот железный
прут. Я мог бы сломать его, как ветку, но здесь такие длинные галереи и
так много дверей - вряд ли нашел бы я здесь дорогу; а если бы даже на-
шел, то, что искал.
запоре. Они знают, каким я был хитрым сумасшедшим, и гордятся тем, что"
могут меня выставить напоказ.
узнал, что меня ждет высокомернейший из трех ее высокомерных братьев, -
"по неотложному делу", сказал он. Я это прекрасно помню. Я ненавидел его
так, как только может ненавидеть сумасшедший. Много раз руки мои готовы
были его растерзать. Мне сказали, что он здесь. Я быстро взбежал по
лестнице. Он хотел сказать мне несколько слов. Я отослал слуг. Час был
поздний, и мы остались наедине - впервые.
дозревал, - и я гордился этим знанием, - Знал, что огонь безумия горит в
моих глазах. Несколько минут мы сидели молча. Наконец, он заговорил. Мои
недавние легкомысленные похождения и странные слова, брошенные мною сей-
час же после смерти его сестры, были оскорблением ее памяти. Сопоставляя
многие обстоятельства, которые сначала ускользнули от его внимания, он
предположил, что я дурно обращался с нею. Он желал знать, вправе ли он
заключить, что я хотел очернить ее память и оказать неуважение ее семье.
Мундир, который он носит, обязывает его потребовать у меня объяснения.
несчастьем своей сестры! Это он руководил заговором, составленным с
целью поймать меня в ловушку и завладеть моим состоянием. Это он - он
больше, чем кто бы то ни было, - принуждал свою сестру выйти за меня за-
муж, зная прекрасно, что ее сердце отдано какому-то писклявому юноше.
Мундир его обязывает! Не мундир, а ливрея его позора! Я не удержался и
посмотрел на него, но не сказал ни слова.
был смелым человеком, но румянец сбежал с его лица, и он отодвинул свой
стул. Я ближе придвинулся к нему и, засмеявшись, - мне было очень весе-
ло, - заметил, что он вздрогнул. Я почувствовал, как овладевает мною бе-
зумие. Он боялся меня.
очень любили.
стула, но он ничего не сказал.