что ее сердце принадлежало другому прежде, чем вы принудили ее выйти за
меня. Я это знаю, Знаю!
ибо я упорно приближался к нему во время разговора.
в крови, а старые призраки шепчутся и соблазняют меня растерзать его в
клочья.
Я - сумасшедший! Смерть тебе!
сцепились; с тяжелым грохотом катались мы с ним по полу.
спасая свою жизнь, а я, сильный своим безумием, жаждал покончить с ним.
Я знал, что никакая сила не может сравняться с моей, и я был прав. Прав,
хотя и безумен! Его сопротивление ослабевало. Я придавил ему грудь коле-
ном и крепко сжал обеими руками его мускулистую шею. Лицо у него побаг-
ровело, глаза выскакивали из орбит, и, высунув язык, он словно издевался
надо мной. Я крепче сдавил ему горло.
держали сумасшедшего.
му, чтобы отстоять свободу. Я вскочил раньше, чем кто-либо успел меня
схватить, я бросился в толпу нападающих и сильной рукой расчистил себе
дорогу, словно у меня был топор, которым я рубил направо и налево. Я
добрался до двери, перепрыгнул через перила, еще секунда - и я был на
улице.
пот ног за собою и ускорил бег. Шум погони был слышен слабее и слабее и,
наконец, замер вдали, а я все еще несся вперед, через болота и ручьи,
прыгал через изгороди и стены, с диким воплем, который был подхвачен
странными существами, обступившими меня со всех сторон, и громко разнес-
ся, пронзая воздух. Демоны несли меня на руках, они мчались вместе с
ветром, сметая холмы и изгороди, и кружили меня с такой быстротой, что у
меня в голове помутилось, и, наконец, отшвырнули прочь от себя, и я тя-
жело упал на землю. Очнувшись, я увидел, что нахожусь здесь - здесь, в
этой серой палате, куда редко проникает солнечный свет, куда лунные лучи
просачиваются для того только, чтобы осветить темные тени вокруг меня и
эту безмолвную фигуру в углу. Бодрствуя, я слышу иногда странные вопли и
крики, оглашающие этот большой дом. Что это за крики, я не знаю, но не
эта бледная фигура испускает их, и она их не слышит. Ибо, как только
спускаются сумерки и до первых проблесков рассвета, она стоит недвижимо,
всегда на одном и том же месте, прислушиваясь к музыкальному звону моей
железной цепи и следя за моими прыжками на соломенной подстилке".
свидетельствующий о пагубных результатах ложно направленной - с юношес-
ких лет - Энергии и длительных излишеств, последствия которых уже нельзя
было предотвратить. Бессмысленный разгул, распутство и кутежи в дни мо-
лодости вызвали горячку и бред. Результатом последнего была странная ил-
люзия, основанная на хорошо известной медицинской теории, Энергически
защищаемой одними и столь же энергически опровергаемой другими, иллюзия,
будто наследственное безумие - удел его рода. Это привело к меланхолии,
которая со временем развилась в душевное расстройство и закончилась буй-
ным помешательством. Есть основания предполагать, что события, им изло-
женные, хотя искажены его расстроенным воображением, однако не являются
его измышлением. Тем, кто знал пороки его молодости, остается лишь удив-
ляться тому, что страсти, не обуздываемые рассудком, не привели его к
совершению еще более страшных деяний".
тывал рукопись старого священника; а когда свет вдруг угас, даже не миг-
нув в виде предупреждения, спустившаяся тьма потрясла его натянутые нер-
вы. Торопливо сбросив с себя те принадлежности туалета, которые он на-
дел, вставая с беспокойного, ложа, и пугливо оглядевшись, мистер Пиквик
снова поспешно забрался под одеяло и не замедлил заснуть.
позднее утро. Тоска, угнетавшая его ночью, рассеялась вместе с темными
тенями, которые окутывали пейзаж, а мысли и чувства были светлы и ра-
достны, как утро. После сытного завтрака четыре джентльмена в сопровож-
дении человека, который нес камень в сосновом ящике, отправились пешком
в Грейвзенд. В этот город прибыли они к часу дня (багаж они приказали
послать из Рочестера прямо в Сити), здесь им посчастливилось получить
наружные места в пассажирской карете, и в тот же день они прибыли в доб-
ром здравии и расположении духа в Лондон.
Итенсуилл. Так как все, что относится к этому важному предприятию, тре-
бует особой главы, то те несколько строк, какие нам остались для оконча-
ния настоящей главы, мы можем посвятить краткому изложению истории ан-
тикварной находки.
езде мистер Пиквик на общем собрании клуба прочел доклад о сделанном
открытии и высказал множество остроумных и ученых умозрительных догадок
о смысле надписи. Из того же источника мы узнаем, что искусный художник
старательно скопировал любопытные письмена, выгравированные на камне, и
презентовал рисунок Королевскому антикварному обществу и другим ученым
корпорациям; что полемика, заострившая перья на этом предмете, породила
зависть и недоброжелательство и что сам, мистер Пиквик написал брошюру,
содержавшую девяносто шесть страниц самой мелкой печати и двадцать семь
различных толкований надписи; что три престарелых джентльмена лишили
наследства своих старших сыновей, осмелившихся усомниться в древности
надписи, и что один энтузиаст преждевременно покончил все счеты с
жизнью, отчаявшись постигнуть смысл этих письмен; что мистер Пиквик за
свое открытие был избран почетным членом семнадцати отечественных и
иностранных обществ, что ни одно из семнадцати обществ ничего не могло
понять в надписи, но что все семнадцать сходились в признании ее весьма
достопримечательной.
тех, кто чтит все таинственное и возвышенное, - мистер Блоттон, говорим
мы, проявляя недоверие и придирчивость, свойственные умам низменным,
позволил себе рассматривать открытие с точки зрения равно унизительной и
нелепой. Мистер Блоттон, побуждаемый презренным желанием очернить бесс-
мертное имя Пиквика, лично отправился в Кобем, а по возвращении саркас-
тически заметил в речи, произнесенной в клубе, что он видел человека, у
которого был куплен камень, что этот человек считает камень древним, но
решительно отрицает древность надписи, ибо, по его словам, он сам
кое-как вырезал ее в часы безделья, и из букв составляется всего-навсего
следующая фраза: "Билл Стампс, его рука"; что мистер Стампс, не искушен-
ный в грамоте и имевший обыкновение руководствоваться скорее звуковой
стороной слов, чем строгими правилами орфографии, опустил "л" в своем
имени.
реждения) принял это заявление с заслуженным презрением, исключил из
состава членов самонадеянного и строптивого Блоттона и постановил пре-
поднести мистеру Пикнику очки в золотой оправе в знак своего доверия и
уважения; в ответ на что мистер Пиквик заказал написать свой портрет
масляными красками и велел повесить его в зале заседаний клуба, каковой
портрет, кстати, он не пожелал уничтожить, когда стал несколькими годами
старше.
обращенную к семнадцати ученым обществам, отечественным и иностранным, в
которой снова изложил сделанное им заявление и весьма прозрачно намек-
нул, что названные семнадцать ученых обществ - "шарлатанские учрежде-
ния". Так как этим актом было вызвано моральное негодование семнадцати
ученых обществ, отечественных и иностранных, то на свет появились новые
брошюры; ученые общества иностранные завязывали переписку с учеными об-
ществами отечественными; отечественные ученые общества переводили брошю-
ры иностранных ученых обществ на английский язык; иностранные ученые об-
щества переводили брошюры отечественных ученых обществ на всевозможные
языки; и так возникла пресловутая научная дискуссия, хорошо известная
всему миру под названием "Пиквикская полемика".
клеветника. Семнадцать ученых обществ единогласно признали самонадеянно-
го Блоттона невежественным придирой и еще с большим рвением стали выпус-
кать трактаты. А камень и по сей день остается... неразгаданным памятни-
ком величия мистера Пиквика и вечным трофеем, свидетельствующим о ничто-
жестве его врагов.
жизни не менее важное, чем в этом повествовании
скромное, было не только весьма опрятно и комфортабельно, но и специ-
ально приспособлено для местожительства человека его дарований и наблю-
дательности. Приемная его находилась во втором Этаже, окнами на улицу;
спальня - в третьем и также выходила на улицу; поэтому, сидел ли он за
письменным столом в своей гостиной, стоял ли перед зеркалом в своей опо-
чивальне, - равно мог он наблюдать человеческую природу во всех ее мно-
гообразных проявлениях на этой столь же населенной, сколь излюбленной