Чтение 14–й страницы книги ~Наши~

- В Обухове, я думаю, режим помягче.

- Короче, надо поехать и ознакомиться...

Мы поехали в Обухове. Зашли в казарму. Поговорили с дневальным. Узнали,
кто есть из знакомых сверхсрочников. Через минуту в казарму прибежали
сержанты Годеридзе и Осипенко.

Мы обнялись. Я познакомил их с моим братом. Потом выяснил, кто остался
из старой лагерной администрации.

- Капитан Дерябин, - ответили сверхсрочники.

Капитана Дерябина я хорошо помнил. Это был сравнительно добродушный,
нелепый алкаш. Заключенные таскали у него сигареты. Когда я служил, Дерябин
был лейтенантом.

Мы позвонили в зону. Через минуту Дерябин появился на вахте.

- А! - закричал он. - Серега приехавши! Дай-ка взглянуть, на кого ты
похож. Я слышал, ты писателем заделался? Вот опиши случай из жизни. У меня с
отдельной точки зэк катапультировался. Вывел я бригаду сантехников на
отдельную точку. Поставил конвоира. Отлучился за маленькой. Возвращаюсь -
нет одного зэка. Улетел... Нагнули, понимаешь, сосну. Пристегнули зэка к
верхушке монтажным ремнем - и отпустили. А зэк в полете расстегнулся - и с
концами. Улетел чуть не за переезд. Однако малость не рассчитал. Надеялся в
снег приземлиться у лесобиржи. А получилось, что угодил во двор
райвоенкомата... И еще - такая чисто литературная деталь. Когда его брали,
он военкома за нос укусил...

Я познакомил Дерябина с моим братом.

- Леха, - сказал капитан, протягивая руку.

- Боб.

- Так что, - говорю, - неплохо бы это самое?..

Мы решили уйти из казармы в ближайший лесок. Пригласили Годеридзе и
Осипенко. Вынули из портфеля четыре бутылки "Зверобоя". Сели на поваленную
ель.

- Ну, за все хорошее! - сказали тюремщики.

Через пять минут брат обнимался с Дерябиным. И между делом задавал ему
вопросы:

- Как с отоплением? Много ли караульных собак на блок-постах?
Соблюдается ли камерный принцип охраны?

- Не пропадешь, - заверяли его сверхсрочники. - Хорошая зона, - твердил
Годеридзе, - поправишься, отдохнешь, богатырем станешь...

- И магазин совсем близко, - вставлял Осипенко, - за переездом...
Белое, красное, пиво...

Через полчаса Дерябин говорил:

- Садитесь, ребятки, пока я жив. А то уволят Леху Дерябина, и будет вам
хана... Придут разные деятели с незаконченным высшим образованием...
Вспомните тогда Леху Дерябина...

Боря записал его домашний телефон.

- И я твой запишу, - сказал Дерябин.

- Не имеет смысла, - ответил брат, - я через месяц приеду...

В электричке на пути домой он говорил:

- Пока что все не так уж худо.

А я чуть не плакал. Видно, на меня подействовал "Зверобой"...

Вскоре начался суд. Брата защищал все тот же адвокат Киселев.
Присутствующие то и дело начинали ему аплодировать.

Любопытно, что жертвой событий он изобразил моего брата, а вовсе не
покойного Коробченко. В заключение он сказал:

- Человеческая жизнь напоминает горную дорогу со множеством опасных
поворотов. Один из них стал роковым для моего подзащитного.

Брату опять дали три года. Теперь уже - строгого режима.

В день суда я получил бандероль из Читы. В ней оказалось десять пачек
японских сигарет "Хи лайт"...

Борю поместили в Обухове. Он написал мне, что лагерь хороший, а вохра -
довольно гуманная.

Капитан Дерябин оказался человеком слова. Он назначил Борю хлеборезом.
Это была завидная номенклатурная должность.

За это время жена моего брата успела родить дочку Наташу. Как-то раз
она позвонила мне и говорит:

- Нам предоставляют общее свидание. Если ты свободен, поедем вместе.
Мне одной с грудным ребенком будет трудно.

Мы поехали вчетвером - тетка, Лиза, двухмесячная Наташа и я.

Был жаркий августовский день. Наташа всю дорогу плакала. Лиза
нервничала. У тетки разболелась голова...

Мы подъехали к вахте. Затем оказались в комнате свиданий. Кроме нас там
было шестеро посетителей, заключенных отделял стеклянный барьер.

Лиза распеленала дочку. Брат все не появлялся. Я подошел к дежурному
сверхсрочнику:

- А где Довлатов? - спрашиваю.

Тот грубовато ответил:

- Ждите.

Я говорю:

- Позвони дневальному и вызови моего брата. И скажи Лехе Дерябину, что
я велел тебя погонять!

Дежурный несколько сбавил тон:

- Я Дерябину не подчиняюсь. Я оперу подчиняюсь...

- Давай, - говорю, - звони...

Тут появился мой брат. Он был в серой лагерной робе. Стриженные под
машинку волосы немного отросли. Он загорел и как будто вытянулся.

Тетка протянула ему в амбразуру яблоки, колбасу шоколад.

Лиза говорила дочке:

- Татуся, это папа. Видишь - это папа...

А брат все смотрел на меня. Потом сказал:

- На тебе отвратительные брюки. И цвет какой-то говнистый. Хочешь, я
тебе сосватаю одного еврея? Тут на зоне один еврей шьет потрясающие брюки.
Кстати, его фамилия - Портнов. Бывают же такие совпадения...

Я закричал:

- О чем ты говоришь?! Какое это имеет значение?!

- Не думай, - продолжал он, - это бесплатно. Я дам деньги, ты купишь
материал, а он сошьет брюки... Еврей говорит: "Задница - лицо человека!"
Теперь посмотри на свою... Какие-то складки...

Мне показалось, что для рецидивиста он ведет себя слишком
требовательно...

- Деньги? - насторожилась тетка. - Откуда? Я знаю, что в лагере деньги
иметь не положено.

- Деньги как микробы, - сказал Борис, - они есть везде. Построим
коммунизм - тогда все будет иначе.

- Погляди же на дочку, - взмолилась Лиза.

- Я видел, - сказал брат, - чудная девка...

- Как, - говорю, - у вас с питанием?

- Неважно. Правда, я в столовой не бываю. Посылаем в гастроном
кого-нибудь из сверхсрочников... Бывает - и купить-то нечего. После часу
колбасы и яиц уже не достанешь... Да, загубил Никита сельское хозяйство... А
было время - Европу кормили... Одна надежда - частный сектор... Реставрация
нэпа...

- Потише, - сказала тетка.

Брат позвал дежурного сверхсрочника. Что-то сказал ему вполголоса. Тот
начал оправдываться. К нам долетали лишь обрывки фраз.

- Ведь я же просил, - говорил мой брат.

- Я помню, - отвечал сверхсрочник, - не волнуйся. Толик вернется через
десять минут.

- Но я же просил к двенадцати тридцати.

- Возможности не было.

- Дима, я обижусь.

- Боря, ты меня знаешь. Я такой человек; обещал - сделаю... Толик
вернется буквально через пять минут...

- Но мы хотим выпить сейчас!

Я спросил:

- В чем дело? Что такое?

Брат ответил:

- Послал тут одного деятеля за водкой, и с концами... Какой-то бардак,
а не воинское подразделение.

- Тебя посадят в карцер, - сказала Лиза.

- А в карцере что, не люди?!

Ребенок снова начал плакать. Лиза обиделась. Брат показался ей
невнимательным и равнодушным. Тетка принимала одно лекарство за другим.

Время свидания истекало. Одного из зэков уводили почти насильно. Он
вырывался и кричал:

- Надька, сблядуешь - убью! Разыщу и покалечу, как мартышку... Это я
гарантирую... И помни, сука, Вовик тебя любит!..

- Пора идти, - сказал я, - время.

Тетка отвернулась. Лиза укачивала маленькую.

- А водка? - сказал мой брат.

- Выпейте, - говорю, - сами.

- Я хотел с тобой.

- Не стоит, брат, какое тут питье?..

- Как знаешь... А этого сверхсрочника я все равно приморю. Для меня
главное н человеке - ответственность...

Вдруг появился Толик с бутылкой. Было заметно, что он спешил.

- Вот, - говорит, - рупь тридцать сдачи.

- Так, чтобы я не видел, ребята, - сказал дежурный, протягивая Боре
эмалированную кружку.

Брат ее живо наполнил. И каждый сделал но глотку. В том числе - зэки,
их родные, надзиратели и сверхсрочники. И сам дежурный...

Один небритый татуированный зэк, поднимая кружку, сказал:

- За нашу великую родину! За лично товарища Сталина! За победу над