Чтение 17–й страницы книги ~Наши~

Сейчас Глафире двенадцать лет.

Двенадцать лет мы знакомы.

Двенадцать лет нашу семью потрясают раздоры и всяческие катаклизмы.

Мы без конца ссорились и разводились. Семья, как говорится, рушилась. И
даже возникали новые побочные семьи. Только Глаша оставалась неизменно
близкой и родной. И любила нас всех одинаково.

Глаша часто спит у моих ног. Иногда тихонько стонет. Возможно, ей
снится родина. Например, мелкий частик в томате. Или сквер в Щербаковом
переулке...

Не печалься, все будет хорошо.

И прости, что у меня нет хвоста. (В Союзе был, и не один.) Прости, что
у меня есть ботинки, сигареты и рассказы Фолкнера.

В остальном мы похожи. Немолодые раздражительные чужестранцы с
комплексами... Сообща таскаем колбасу из холодильника...

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

- Наш мир абсурден, - говорю я своей жене, - и враги человека -
домашние его!

Моя жена сердится, хотя я произношу это в шутку.

В ответ я слышу:

- Твои враги - это дешевый портвейн и крашеные блондинки!

- Значит, - говорю, - я истинный христианин. Ибо Христос учил нас
любить врагов своих...

Эти разговоры продолжаются двадцать лет. Без малого двадцать лет...

В Америку я приехал с мечтой о разводе. Единственной причиной развода
была крайняя степень невозмутимости моей жены. Ее спокойствие не имело
границ.

Поразительно, как это могут уживаться в человеке - спокойствие и
антипатия...

Познакомились мы в шестьдесят третьем году. Это случилось так.

У меня была комната с отдельным входом. Окна выходили на помойку. Чуть
ли не каждый вечер у меня собирались друзья.

Однажды я проснулся среди ночи. Увидел грязную посуду на столе и
опрокинутое кресло. С тоской подумал о вчерашнем. Помню, трижды бегали за
водкой. Кто-то высказался следующим образом:

"Пошли в Елисеевский! Туда - метров триста и обратно - примерно столько
же..."

Я стал думать о завтраке в неубранной комнате.

Вдруг чувствую - я не один. На диване между холодильником и радиолой
кто-то спит. Слышатся шорохи и вздохи. Я спросил:

- Вы кто?

- Допустим, Лена, - ответил неожиданно спокойный женский голос.

Я задумался. Имя Лена встречается не так уж часто. Среди наших знакомых
преобладали Тамары и Ларисы. Я спросил:

- Каков ваш статус, Лена? Проще говоря, каков ваш социум эр актум?

Наступила пауза. Затем спокойный женский голос произнес:

- Меня забыл Гуревич...

Гуревич был моим знакомым по книжному рынку. Года два спустя его
посадили.

- Как это забыл?

- Гуревич напился и вызвал такси...

Я стал что-то припоминать.

- На вас было коричневое платье?

- В общем, да. Зеленое. Его порвал Гуревич. А спала я в чьей-то
гимнастерке.

- Это моя армейская гимнастерка. Так сказать - реликвия. Будете уходить
- снимите.

- Здесь какой-то орден...

- Это, - говорю, - спортивный значок.

- Такой колючий... Спать не дал мне...

- Его, - говорю, - можно понять...

Наконец-то я вспомнил эту женщину. Худая, бледная, с монгольскими
глазами.

К этому времени рассвело.

- Отвернитесь, - попросила Лена.

Я накрыл физиономию газетой. Тотчас же изменилась акустика. Барышня
проследовала к двери. Судя по звуку - надев мои вельветовые шлепанцы.

Я выбрался из-под одеяла. День начинался странным и таинственным
образом.

Затем неловкая толчея в передней. Полотенце вокруг моих не очень тонких
бедер. Военная гимнастерка, не достигающая ее колен...

Мы не без труда разминулись. Я направился в душ. После душа в моей
жизни наступает относительная ясность.

Выхожу через три минуты - кофе на столе, печенье, джем. Почему-то
заливная рыба...

К этому времени Лена оделась. Античная прореха у ворота - след
необузданной чувственности Фимы Гуревича - была ей к лицу.

- Действительно, - говорю, - зеленое...

Мы завтракали, беседуя о разных пустяках. Все было мило, легко и даже
приятно. С какой-то поправкой на общее безумие...

Лена собрала вещи, надела туфли и говорит:

- Я пошла.

- Спасибо за приятное утро.

Вдруг слышу:

- Буду около шести.

- Хорошо, - говорю...

Мне вспоминается такая история. Шли мы с приятелем из бани.
Останавливает нас милиционер. Мы насторожились, спрашиваем:

- В чем дело?

А он говорит:

- Вы не помните, когда были изданы "Четки" Ахматовой?

- В тысяча девятьсот четырнадцатом году. Издательство "Гиперборей",
Санкт-Петербург.

- Спасибо. Можете идти.

- Куда? - спрашиваем.

- Куда хотите. - отвечает. - Вы свободны...

Меня поразила тогда смесь обыденности и безумия. И в этот раз примерно
такое же ощущение.

- Буду, - говорит, - около шести...

А у меня было назначено свидание в пять тридцать. Причем не с женщиной
даже, а с Бродским. Далее - банкет по случаю чьей-то защиты.

Звоню, отменяю свидание. Банкет игнорирую. Мчусь домой в такси. Надо
бы, думаю, вторые ключи заказать.

Жду. Приходит около шести. Раскрывает хозяйственную сумку, а там -
консервы, яйца, хек.

- Вы, - говорит, - пока занимайтесь своими делами. А я все приготовлю.

Тут у меня дикое соображение возникло. А вдруг она меня с кем-то
путает? С каким-то близким и дорогим человеком? Вдруг безумие мира зашло уже
так далеко?..

Поужинали. Я сел заниматься. Лена вымыла посуду. Включила телевизор.

Телевизор у меня два года не работал. А тут вдруг заработал, как
новенький...

Стал я замечать какие-то перемены. Над умывальником появились
заграничные баночки. В моем шкафу повисло что-то замшевое. Возле
холодильника утвердились короткие бежевые сапожки. Даже запах в квартире
изменился...

Наступил вечер. Лена говорит:

- Вам чаю или кофе?

- Чаю.

Выпили чаю с какими-то пряниками. Я пряников до этого не ел лет
тридцать...

Смотрю - час ночи. Вроде бы надо ложиться спать. Лена говорит:

- Посидите на кухне.

Сижу, курю. Прочел газету за минувший вторник. Захожу в комнату - спит.
На том же самом диване. Только вместо гимнастерки - нечто розовое.

Я лег, прислушался - ни единого звука. Хоть бы пошевелилась во сне из
кокетства...

Я минут десять подождал и тоже уснул.

Наутро все сначала. Легкая неловкость, душ и кофе с молоком...

- На этот раз, - говорит, - я задержусь. Буду после одиннадцати. Так
что не волнуйтесь...

Я поехал в редакцию. Оттуда - в бар Союза журналистов. С какой-то
шведкой познакомился, в гостиницу меня звала. Все повторяла:

- Казак, налей мне русской водки!..

Друзья на подпольный концерт собирались. Авангардиста слушать. Причем
авангардист довольно необычный - если можно так выразиться. Играет на
виолончели лежа... Короче, множество соблазнов. А я домой спешу. В мой
сумасшедший дом опаздываю.

Вечером я дождался ее и сказал:

- Лена, давайте поговорим. Мне кажется, нам следует объясниться.
Происходит что-то непонятное. У меня есть несколько щекотливых вопросов.
Разрешите без церемоний?

- Я вас слушаю, --говорит.

А лицо спокойное, как дамба.

Спрашиваю:

- Вам что, негде жить?

Барышня немного обиделась. Вернее - слегка удивилась:

- Почему это негде? У меня квартира в Дачном. А что?

- Да ничего, в сущности... Мне показалось... Я думал... Тогда еще один