- Чудесная девочка, недаром самого Господа прельстила... Думаю, из-за нее
он и ушел.
- Даэмон, ты сам не веришь в то, что сейчас говоришь.
- Не верю, - произнес я механически и отстраненно, - конечно, не верю. Я с
ума схожу - не беспокойство, но пустота меня пугает. Знаешь, что я только
что видел? Огромное черное небо - оно намного больше, чем может видеть
человек - и в нем гуляют ожившие лучи. Не света даже, чего-то более
прекрасного. Они живые, знаешь? И они бесконечно летят и никак не могут
встретиться. А потом мне привиделся... Как бы не заплакать тут, неужели все
настолько пусто? Я сам говорил другим, что нет.
- Скажи, ты перестал быть собой? Ты помнишь наших, хочешь кого-то видеть?
Они рядом.
Меня передернуло от этих его слов.
- Нет. Я не помню, кем был. Помню только, что ошибся, играя с ангелами в
ангелов. Я пойду.
И я прошел мимо него, застывшего в довольно невыразительной позе - словно
ждал, что сейчас обернусь и скажу что-то эпохальное. Мне нечего сказать.
Я пересек пустыню, чуть было не нарвался на патруль черного воинства, и
тогда обернулся назад. Представил себе Соню, несомую на руках умирающим
Темным призраком, Джорджа, встающего в оконный пролет, и вдруг словно
невидимые нити невероятно тонкие, что даже не из плоти явленные, пересекли
мне путь, сдавили горло. Это была граница, о да. Назад - играть роль
дальше. Вперед - непонятное, скорее всего - потеря власти, погибель.
"Достигнув многого, он вздумал оступиться. Но власть его бежала на него,
собакой злою". "Ты сам еще взвоешь от своей магии..." Мой Господь, вот я
взвыл.
Ты будешь странником - я буду колдовством
Тебе скрываться в белом - мне мишенью
Стать проклятой, тебе же белой тенью
На небе белом, словно и не том
Я буду ждать, ты - только жечь свечу
В намек на то, что может и не статься
Со мною никогда, но не расстаться
Душе моей со всем, о чем грущу.
Ты поцелуешь стекла - мне осколки
Кто ранит руки, кто приходит в сны
Безумный аромат не той звезды
Во мне остались силы? Что в них толку...
Долго ждать не пришлось. С севера шли три странника, два в белом и один в
желтом, с синими лентами. Я пытался читать их мысли - хер. Пытался
поставить им стену - тот же результат. Посмотрел им в глаза - и увидел то,
что мне стоило увидеть.
Без слов, без единого взгляда, говорящего о чем-нибудь, они начали окружать
меня, набрасывая ранящие глубоко лассо. Еще мгновение, и я почувствовал,
что падаю, что прельщение меня одолевает, а магия моя - не действует. Тут
выстрелы разрезали спящий воздух, я помню, они раздались сзади и чуть
справа, и отдались во мне еще большей болью - будто стреляли в меня.
Выстрелов было три. Три тела лежали, картинно раскинув руки, а сзади
приближался воинственный Амаль. В таком пятнистом камуфляже он смахивал на
ближневосточного диктатора.
- Ты убил их, Амаль?
- Да, брат Люцифер. Простыми пулями "дум-дум".
- А зачем?
- Иначе они убили бы тебя.
- Я ничего не соображаю... Не знаю, что было бы лучше. Может, я хотел...
- Ты устал. Спи - и пусть приснятся тебе твои сказочные феи.
- Спасибо. Хочешь сказать, что больше я вам всем даром не нужен?
- Я же спас тебя.
- Опять же - спасибо. Я пойду, Амаль.
Никто больше не встретился мне, а Кэт ждала дома - как будто ушел я только
вчера. Ни словом она не обмолвилась о моих делах - я, верно, был для нее
тем, кем был раньше. А я уже чувствовал не так - я победил свою
обреченность, их же обреченность оттого стала еще необратимей. Аминь, ты
так хотел.
9. БЕЛЫЕ ТЕНИ ТОРОПЯТСЯ В ПУТЬ
Кэтти, моя милая и драгоценная, стоит ли говорить, как ты нужна мне...
Странно, там, под Владимиром, мне пристало было вглядываться в небо, а я
был равнодушен, но о тебе - вспоминал.
Да, Даэмон, но я не верю больше в свою звезду. Я рада видеть тебя, свет
мой, но ты - не обычный человек, никогда ты им не был. И мне не стать тебе
под стать - никогда.
Зачем я был бы нужен тебе тогда?
Не знаю. А ты... зачем ты выбрал меня?
Ты красивая и верная.
А там, в Англии, у тебя была женщина, я знаю.
Не скрываю. И не только там. И что же?
Только ведь...
Зачем ты смеешься, моя девочка?
Ты не устал?
Это к обеду или к смерти?
Не говори так. Это, конечно, к обеду. Тебе не быть побежденным и не
погибнуть.
Никогда не погибнуть. Я мертв, милая. Ты ль не знала?
Удивленные глаза ее, чуть отстраненное движение, не назад, а ввысь; она
встала.
Да мне все равно, любовь моя. Но все же почему - мертв?
Другая любовь убила меня. Не люди, и даже не феи. Помнишь, румынские девицы
влюблялись в звезды утренние и чахли от тоски, небывалой тоски, ведь не
подняться им в небо в котором их любовь...
В котором любовь?
Пробуждение всегда кошмар, Кэт. Возвращение в мир, что отвратен и пуст. Я
пытаюсь найти следы, и чувствую их иногда, но дорога все время выводит меня
на черный перекресток - собственные силы держат меня здесь. И я сижу в
огромном зале, где зеркала и сплошные белые занавески, за ними - силуэты.
Но подойдешь к ним - и они тают. Невозвратимо. Все тает, к чему я бегу. Они
прельстили меня, прелестные духи, но не взяли с собой, сказали круши все
здесь, докажи, что ты можешь многое. И не вернулись, не вернулись, не
вернулись!!!
И лживый бог - враг на моем пути. Ненастоящий, фантомный, белой медузой,
испуганной медузой перебегающий мне дорогу. Он ведь боится. Я напугал его,
милая, но знаю - больше меня его напугал настоящий Господь, спустившийся в
мир на мгновение - выкурить сигарету.
George?
...А я, милая, крушу здесь стропила бытия, убиваю его прихвостней,
самозванных ангелов. Но ежели есть есть там наверху ненастоящий бог, то