Чтение 9–й страницы книги ~Приговоренный к жизни~

декадентам, если они грезят о чем-то красивом до боли, о чем-то
выбрасывающим адреналин в их пресную кровь, им нужен ты. Чтобы играть на
скрипке с волшебством быстрых пальцев, чтобы одним взглядом усмирять
бешеного льва, чтобы всегда получать то, чего хочешь. И глупые дети,
которые хотят дешевой газировки - на самом деле хотят тебя. Твоя сила есть
сила разрушения равновесия, твои - те, кто не хочет быть как все. Твой враг
питается иной сутью. Знаки ее - спокойствие на море, грозовые облака,
расстрелянные антидождевой солью, взорванные падающие башни, развязанные
глаза. Как глупо, ведь с завязанными можно лучше видеть! Он имеет свои
святыни, но они всегда - на поверхности, на равнине. А твои святыни
потеряны в горах. Его сила - жизнь, всякая тварь - его в той мере, в
которой довольна жизнью. Твоя сила - смерть, всякая тварь - твоя в той
мере, в которой тянется к смерти. Твое рабство добровольно, ты покупаешь
душу, он же владеет ей без спроса. Но продать душу могут лишь те, кто
исполнен, стало быть, Дьявол обращается только к достойным.
Хранитель святынь прервался на мгновение и тогда я спросил:
- Но почему он - это он, а я - это я?
- Ты прав, говоря об этом, - отвечал он, - это не просто и не случайно. Но
ответ ведом только свидетелям, присутствовавшим при возникновении этого
мира. Впрочем, ответ этот никак не меняет твоей судьбы, стало быть, нужен
он тебе?
- Нет, наверное, - пробормотал я. Дождевые капли на окне упали на мое
отражение и оно задрожало, как живое. Я продолжал записывать заклинания
гусиным пером, изредка посматривая на старого мага, притаившегося в углу.
Его молчание стоило его слов, оно наполняло мир вокруг силой и бесстрашием,
спокойным, как недвижимое пламя. Я лечил свою панически взрывную натуру
неврастеника, просто сажая его рядом и время от времени обсуждая (так
просто, от скуки) загадки бытия.
- ...Вчера ты прошел грань невозвращения, - сказал старик, - не спрашивай
меня, откуда я это знаю. Теперь пути назад нет (впрочем, был ли он раньше?)
Ты хочешь испробовать свои силы сейчас?
Я согласно кивнул ему.
- Знай только, что начав волшебство, ты откроешь ему свое местонахождение,
и он сможет обнаружить тебя. Готов ли ты к войне?
- Он сам отпустил меня.
- Я не верю в его искренность.
- Я - верю.
- Дерзай, Обреченный призрак. Нам не бояться и подавно.
Я подошел к открытому окну и посмотрел на звезды. Недвижимое небо дрогнуло,
отвело взор от моего, словно запросило пощады.
- Сдвинуть звезду? - воскликнул маг у меня за плечом.
Я нервно усмехнулся. Обрушить мир... что может быть проще. А ведь я это
могу. Наверное, могу. Так, помнится, и Джордж говорил. А старик замер,
готовый к любой моей воле. Я нахмурился.
- Нет, я не хочу. Что дальше? Мой мир? Но я хочу победить его в этом.
Я протянул руки к сырому камину, и он загорелся. Мне хотелось красного
вина, много, еще курить и Кэт. Все это, как ни странно, у меня было -
где-то в соседней комнате. Я подумал - забавно, где сейчас Джордж, ведь все
это время я не знал, только чувствовал. И тогда я услышал глухие одинокие
шаги, далеко, словно в моем сердце. Кто-то приближался ко мне с подветреной
стороны...

10. ДВЕСТИ ПЯТНАДЦАТЬ КРАСНЫХ ВОЗДУШНЫХ ШАРИКОВ

На перроне было мокро. Катя и ее поднадоевший бойфренд расстаяли где-то
впереди, оставив мне холод и запах слез. Все-таки я сбил его с неба, и это
радовало хотя бы отчасти мой замерзающий разум. А вот замерзающей душе моей
было абсолютно все равно.
Я выпил водки на вокзальном буфете, чего никогда раньше не делал, и пошел
гулять, намереваясь наверное зайти к знакомым. Ну конечно, Алина; Андрей
Каришецкий; Кирилл и его юная леди, - кто у меня еще есть в Москве?
И ведь помнил, как ехать, удивительно, - давно здесь не был, а все словно
вчера. Словно вчера я затаскивал Алинку в подъезд, чтобы поцеловать на
прощание, blondie girl please be my only friend - до поезда где-то
мгновение, а Питер уже волнует сердце, там кто-то ждет меня, не помню, кто;
словно вчера играл с Андреем и его музыкантами концерт на Бронной; словно
вчера едва не потерял сознание в бесконечном метро, утомленный. А ветер
здесь совсем не такой, как в Питере, и небо, кажется, еще выше...
Я остановился напротив витрин, внимательно разглядывая свое отражение.
Нарциссизм у меня - невротическая реакция на долгий стресс, такой вот я
необычный. Впрочем, я остался доволен увиденным и даже понимал сентенции
Даэмона - я наверное и вправду ему только приснился.
Еще лужи меня печалят. Мало куда можно пройти в Москве так, чтобы не
запачкаться. Давно не замечал за собою издевательского экстремизма, подумал
я, ступая прямо в одну из них - большую и грязную, но обходить ее - еще
менее красиво. Но если придти к Алине вот так - то это несколько более
подходит по ситуации, а она неприятная для меня (ситуация), ведь я ее,
кажется, любил... или даже люблю? Не знаю, но напоминание о ней сильно меня
беспокоило, даже сейчас, когда прошло столько времени. С другой стороны,
конечно, эти места - они слишком памятны, чтобы молчать.
И осень опять такая же нервная и холодная, как бред тушканчика. Чего ты все
маешься по нелюбимым городам и чужим... Окончательно теряя себя в гриме
Пьеро, растворяясь в выцветшем небе и остывшей фанте, превращаясь в
персонаж чужых неприветливых снов (а я устал сниться незнакомым псам).
Черт, да ведь это Даэмон испортил мне настроение! (Я что есть силы ударил
по какой-то банке, она так и полетела по миру, жизнерадостно звеня об
асфальт). Этот шут балаганный поверил , что он дьявол и предается
оккультным фокусам. Знал бы ты, Даэмон, насколько мне все равно, бог я или
жестяной бантик на протухшем апельсине... и с какой легкостью я готов
дернуть бритвой по этой нежной девочке, доверчиво подходящей ко мне все
ближе - по моей судьбе, настолько мне все безразлично, поверь мне - если
конечно можешь.

Я постучал в дверь Андрея, тихо, будто втайне. Рядом был громкий звонок, но
я почему то постучал. Дверь так же тихо открылась.
- Я ждал тебя, - сказал он сразу. - Приготовься слышать странные новости.
Даже лучше сядь, наверное.
- Чего там, - мне было весело.
- Вокруг шпионы, - сказал Андрей голосом простуженного советского диктора.
- Ты здоров? - спросил я неласково.
- Джордж, я абсолютно серьезно. Этот дом под наблюдением где-то две недели,
с того самого дня. Здесь странно стало жить, по ночам - воют, днем -
разборки, рисунки на стенах вот всякие...
Он показал на перевернутый крест на стене.
- Посмотри на это, - сказал он тихо.
Перевернутый крест, ну и что. Был бы не перевернутый, было бы так же
интересно.
- Это сатанинский герб, - сказал он с серьезным видом.
- Я в курсе, конечно. Ну и что?
- Здесь происходят непонятные вещи, Джордж. Район Бронной облюбовали
сатаники, их здесь много бывает, особенно по ночам. Это очень внезапно
началось - но теперь это постоянно.
- А что же власти?..
- Что с ними сделаешь? Скажут - обычные молодежные тусовки, как рейверы.
Произошло это очень внезапно, но это не все. Они искали здесь тебя, вот что
самое странное. Два таких чудища, они были здесь, и спрашивали о тебе.
Очень интересовались, было видно. Наверно, вокруг их посты.
- Ну это уж совсем бред, - ответил я. Загадочно: получается, вся эта
активность началась еще до начала игры с Даэмоном, но имела к нему
отношение, несомненно.
- Где Алина? - спросил я быстро. Он замолчал.
- Алина... Алина умерла.
Я молча сел, ничего не соображая.
- Как? Я думал, тебе передали в Питер.
- Я был в Эстонии.
- Ах, да, в Эстонии... Алина погибла, нелепо очень. На улице.
- Катастрофа?
- На нее наехал КАМАЗ. Алина была не в себе, она где-то неделю до этого
гуляла с каким-то ублюдком, не то скинхедом, не то бандитом...
Я поднял глаза. Она тоже?..
- Джордж, как же ты не знал. Алина не встречалась ни с кем из наших,
однажды только зашла ко мне, где-то за день. Она сказала, что у нее новый
друг, и это серьезно, что она бросает прежнюю жизнь, что в церковь ходить
нельзя... И погибла так нелепо.
- Ты знаешь, где она похоронена?
- Не знаю. Джордж, уходи отсюда, тебе нельзя здесь быть. Они ищут тебя.

Он продолжал что-то говорить, а я вышел от него, качаясь. И ничего не
слышал, но ее голос звучал для меня. Вот она, та самая улица, где мы были с
ней не раз, и теперь ее у меня отняли... отняли... Я стоял на высокой
скале, вокруг меня вилась разломная щель, злая, живая, она описывала круг,
отсекая меня от всего, что было когда-то мило и дорого. Незачем идти к
остальным, понял я, этот город для меня потерян. Впрочем... не смерть
Алины, а ее измена была мне всего важнее. Она оставила меня... вряд ли
что-то держало меня теперь на земле.
На Смоленской площади я купил шарики, как в детстве. Красные. И пошел себе
дальше, не знаю куда...

К чему утомлять читателя невнятными подробностями трех темных дней,
проведенных мною в Москве - если ничего, собственно, не произошло. Мне было