боту, которая кому-то нужна. Но тут же выяснились и другие, менее прият-
ные вещи.
них там такие странные режимы. Во-вторых, погрешность вычислений в об-
ластях, близких к центру луча, была слишком велика. Я обещал подумать и
внести коррективы в метод.
билет на самолет и полетел в Тбилиси, предвкушая новый триумф.
должен был доставить меня в Тбилиси, задержался. Я слонялся по аэропор-
ту, по десять раз подходя к киоскам "Союзпечати" и сувениров. Время от
времени я обращался в справочное бюро. Девушка в синей форме говорила:
"Ждите". Я ждал. Потом я нашел мягкое кресло и задремал. Когда я прос-
нулся, выяснилось, что самолет уже улетел. Меня стали пристраивать на
другой самолет. Это было скучно и неинтересно.
ли только тот рейс, который я пропустил. Его я сообщил накануне телег-
раммой. Мне уже так надоело вылетать, что было все равно.
тересно. Под нами были только облака. Три часа я передвигался над ними
со скоростью восьмисот километров в час или что-то около того. Потом мы
сели. Никаких цветов, делегаций и приветственных речей. Я нашел автобус
и поехал в город.
улицы. Улица называлась "Проспект Шота Руставели". Было уже около десяти
часов вечера. По проспекту двигались нарядные толпы. Все говорили
по-грузински. Я стоял с портфелем на тротуаре не в силах начать распро-
сы. Мне казалось, что меня просто не поймут.
сейчас он был бесполезен.
ложение немолодой грузинке, администратору гостиницы. Я размахивал поче-
му-то актами о приемке договора и во всем обвинял "Аэрофлот".
завтра, - добавила она.
ную экзотику с европейским комфортом. Экзотика состояла в чеканке, укра-
шавшей стену, и запахе шашлыка, доносившемся из ресторана снизу. Комфорт
заключался в телефонном аппарате и двух кроватях с подушками. Я рухнул
на одну из них, стараясь не обращать внимание на шашлычный дух.
спал человек, с головой завернутый в одеяло. Я сел на кровати, и в тот
же момент храп прекратился. Потом из-под одеяла появилось лицо с усами.
Лицо уставилось на меня лучезарным взглядом и что-то сказало по-грузинс-
ки.
принялась шарить под кроватью. Она извлекла оттуда бутылку коньяка и
поставила на тумбочку. Вопросительно взглянув на меня, лицо снова под-
мигнуло.
нял. То ли его фамилия была Цинандали, то ли он оттуда приехал. Он спус-
тил ноги на пол и протянул мне руку.
очень волосатый. На вид ему было лет сорок пять. Ни слова больше не го-
воря, Автандил босиком подошел к умывальнику и вымыл два стакана. Из од-
ного он предварительно вытряхнул зубную щетку. Поставив стаканы рядом с
коньяком, он заполнил их на две трети.
ветственный взмах и сказал с сильным акцентом:
коричневых колбасок на ниточке. Колбаски были сладкие. Внутри у них были
орешки на ниточке. Мы стали есть колбаски и разговаривать.
Авто спросил:
вой. Я назвал гостиницу и номер. В трубке послышались прерывистые гудки.
Я не успел вернуться к Авто, как Меглишвили уже вбегал в номер, распахи-
вая на ходу объятия. Так быстро он мог доехать только на пожарной машине
или на "Скорой помощи". Он расцеловал меня, как родного, даже интенсив-
нее, а заодно расцеловал и Автандила. Автандил тут же полез за бутылкой.
Пол под его кроватью был выстлан бутылками коньяка. Это было очень удоб-
но. Выяснилось, что Меглишвили зовут Гия, и он тут же к нам присоединил-
ся.
вили вышел с ней на пять минут. Вернувшись, он сказал:
Никто не тронет.
фруктов. Мы в это время с Гией плясали лезгинку, а Автандил очень умело
выбивал ладонями ритм на тумбочке.
раздетый, а надо мной склонялись Гия и Авто. Лица у них были отеческие.
и мы поехали к Зурабу Ираклиевичу. Авто не поехал. Он сказал, что подож-
дет нас в номере.
приключения. Оказывается, мы ужинали в ресторане гостиницы, где я пошел
в оркестр и исполнил несколько русских романсов под аккомпанемент. Гия
сказал, что мне жутко аплодировали.
пропуск уже дожидался в проходной. Меглишвили повел меня по лестнице, мы
куда-то повернули и очутились в приемной Зураба Ираклиевича. Приемная
была размером с баскетбольную площадку. В одном ее углу находился не-
большой бассейн с золотыми рыбками. Пол был устлан коврами. Гия что-то
сказал секретарше, и та исчезла за дверью, к которой была привинчена
табличка: "Директор Зураб Ираклиевич Харакадзе". Табличка была из брон-
зы. Секретарша появилась через пять секунд и жестом пригласила нас в ка-
бинет.
трубка. Он мне напомнил одного своего соотечественника, очень популярно-
го в свое время. В кабинете было все, что нужно для жизни. Цветной теле-
визор, бар, кресла, диваны, журнальный столик, книжный шкаф, натюрморты
на стенах и тому подобное.
его, выражая удивленное внимание. Мегшвили делал в это время то же са-
мое, пользуясь вторым экземпляром отчета. Зураб Ираклиевич нажал кнопку
и сказал в микрофон:
вать кривые, цокая языком.
чом, поставил отчеты на полку и снова закрыл шкаф. По тому, как он это
делал, я понял, что отчеты никогда больше не покинут этого шкафа.
расспрашивая о Юрии Тимофеевиче, о его здоровье и прочем. Я стал расска-
Никитин Юрий
Афанасьев Роман
Афанасьев Роман
Каменистый Артем
Маккарти Кормак
Володихин Дмитрий