обратно в глаза; S -- двояко улыбнулся, кивнул мне, проскользнул к выходу.
ресничном волоске, о буравчиках, обо всем: так взволновало меня прочитанное.
Одна короткая строчка: "По достоверным сведениям, вновь обнаружены следы до
сих пор неуловимой организации, ставящей себе целью освобождение от
благодетельного ига Государства".
преступные инстинкты. Я сознательно говорю: "преступные". Свобода и
преступление так же неразрывно связаны между собой, как... ну, как движение
аэро и его скорость: скорость аэро=0, и он не движется; свобода человека=0,
и он не совершает преступлений. Это ясно. Единственное средство избавить
человека от преступлений -- это избавить его от свободы. И вот едва мы от
этого избавились (в космическом масштабе века это, конечно, "едва"), как
вдруг какие-то жалкие недоумки...
Хранителей. Сегодня после 16 иду туда непременно...
от этой встречи. "Вот у нее простой круглый ум. Это кстати: она поймет и
поддержит меня..." Впрочем, нет, в поддержке я не нуждался: я решил твердо.
Марш. Какое неизъяснимое очарование в этой ежедневности, повторяемости,
зеркальности! О схватила меня за руку.
внутрь, -- и я проникаю внутрь, ни за что не зацепляясь: ничего -- внутри,
т. е. ничего постороннего, ненужного.
своему, увидел: розовый круг рта сложился в розовый полумесяц, рожками книзу
-- как от кислого. Меня взорвало.
совершенно неспособны мыслить абстрактно. Извините меня, но это просто
тупость.
Музее веточку ландышей...
(сознаюсь) схватил ее ландыши. -- Ну вот он, ваш ландыш, ну? Нюхайте:
хорошо, да? Так имейте же логики хоть настолько вот. Ландыш пахнет хорошо:
так. Но ведь не можете же вы сказать о запахе, о самом понятии "запах", что
это хорошо или плохо? Не мо-же-те, ну? Есть запах ландыша -- и есть мерзкий
запах белены: и то и другое запах. Были шпионы в древнем государстве -- и
есть шпионы у нас... да, шпионы. Я не боюсь слов. Но ведь ясно же: там шпион
-- это белена, тут шпион -- ландыш. Да, ландыш, да!
но тогда я был уверен, что она засмеется. И я закричал еще громче:
меня за руку:
Медицинское Бюро.
необъяснимое противоречие: радоваться было нечему).
обязаны быть здоровым -- смешно доказывать вам это.
Медицинское Бюро; там меня задержали до 17.
пришла ко мне О. Шторы не были спущены. Мы решали задачи из старинного
задачника: это очень успокаивает и очищает мысли. О-90 сидела над тетрадкой,
нагнув голову к левому плечу и от старания подпирая изнутри языком левую
щеку. Это было так по-детски, так очаровательно. И так во мне все хорошо,
точно, просто...
И вдруг какой-то непредусмотренный запах -- и о чем-то таком очень
неприятном... Скоро я нашел: у меня в постели была спрятана веточка
ландышей. Сразу все взвихрилось, поднялось со дна. Нет, это было просто
бестактно с ее стороны -- подкинуть мне эти ландыши. Ну да: я не пошел, да.
Но ведь не виноват же я, что болен.
Запись 8-я.
Так ясно, вырезанно помню: светлый шаро-зал, сотни мальчишеских круглых
голов -- и Пляпа, наш математик. Мы прозвали его Пляпой: он был уже изрядно
подержанный, разболтанный, и когда дежурный вставлял в него сзади штепсель,
то из громкоговорителя всегда сначала: "Пля-пля-пля-тшшш", а потом уже урок.
Однажды Пляпа рассказал об иррациональных числах -- и, помню, я плакал, бил
кулаками об стол и вопил: "Не хочу \sqrt{-1}! Выньте меня из \sqrt{-1}!"
Этот иррациональный корень врос в меня как что-то чужое, инородное,
страшное, он пожирал меня -- его нельзя было осмыслить, обезвредить, потому
что он был вне ratio.
я хитрил сам с собой, я лгал себе -- только чтобы не увидеть \sqrt{-1}. Это
все пустяки -- что болен и прочее: я мог пойти туда; неделю назад -- я знаю,
пошел бы не задумываясь. Почему же теперь... Почему?
стеной. Надо мной -- золотое, солнечное, чистое сияние букв на вывеске Бюро.
В глубине сквозь стекла длинная очередь голубоватых юниф. Как лампады в
древней церкви, теплятся лица: они пришли, чтобы совершить подвиг, они
пришли, чтобы предать на алтарь Единого Государства своих любимых, друзей --
себя. А я -- я рвался к ним, с ними. И не могу: ноги глубоко впаяны в
стеклянные плиты -- я стоял, смотрел тупо, не в силах двинуться с места...
негрские губы. Поэт R-13, старый приятель, и с ним розовая О.
концов с мясом вырвал из себя \sqrt{-1}, я бы вошел в Бюро).
сказал я.
поэтом, да! Ей-ей, переходите к нам -- в поэты, а? Ну, хотите -- мигом
устрою, а?
-- брызги; каждое "п" -- фонтан, "поэты" -- фонтан.
не понимаю, а у R-13 есть дурная привычка шутить.
там: верно. Просто вы хотите стенкой обгородить бесконечное, а за стенку-то
и боитесь заглянуть. Да! Выгляните -- и глаза зажмурите. Да!
смейтесь, все равно. Мне было не до этого. Мне надо было чем-нибудь заесть,
заглушить этот проклятый \sqrt{-1}.
задачки (вспомнился вчерашний тихий час -- может быть, такой будет и
сегодня).
окрасились нежным, волнующим цветом наших талонов.
а вечером он занят... Так что...
ваших -- я не охотник, а просто -- пойдем ко мне, посидим.
чужим мне, у кого только будто по странной случайности был мой нумер --
Д-503. И я пошел к нему, к R. Правда, он не точен, не ритмичен, у него
какая-то вывороченная, смешливая логика, но все же мы -- приятели. Недаром
же три года назад мы с ним вместе выбрали эту милую, розовую О. Это связало
нас как-то еще крепче, чем школьные годы.
Скрижаль, стекло кресел, стола, шкафа, кровати. Но чуть только вошел --
двинул одно кресло, другое -- плоскости сместились, все вышло из
установленного габарита, стало неэвклидным. R -- все тот же, все тот же. По
Тэйлору и математике -- он всегда шел в хвосте.
ноги обклеим благодарственными записочками (мы очень любили Пляпу).
Вспомнили Законоучителя *(3). Законоучитель у нас был громогласен необычайно
-- так и дуло ветром из громкоговорителя -- а мы, дети, во весь голос орали
за ним тексты. И как отчаянный R-13 напихал ему однажды в рупор жеваной
бумаги: что ни текст -- то выстрел жеваной бумагой. R, конечно, был наказан,
то, что он сделал, было, конечно, скверно, но сейчас мы хохотали -- весь наш
треугольник -- и, сознаюсь, я тоже.
Единого Государства.
Конан-Дойль Артур
Браун Дэн
Смит Кордвейнер
Лукин Евгений
Конан-Дойль Артур
Березин Федор