ки, сам для вас в оранжерее выводил, сам и рвал". Барыни, конечно, рады,
благодарственны: "Ах, какой вы милый, мерси, какой запах"... Разок нюх-
нули, другой, да как зачихают все: розы-то табаком нюхательным позасыпа-
ны! А то, вот, на последнем обеде в прошлом, стало быть, году такая была
потеха. Обед состряпал генерал - просто на диво, а уж на особицу хвас-
тался бульоном. И правда, - янтарный, как шампанское, островки прозрач-
ного жира сверху, и засыпан китайской лапшой: и драконы тут, и звезды, и
рыбы, и человечки. После обеда гостям уж ходить не в мочь, - повез гене-
рал гостей кататься, обещал им какую-то диковину показать. И когда этак
верст с пяток проехали, скомандовал генерал: - стой! - и об'явил всем
своим вернопименины. И
вам никому и в голову не влетело, ха-ха-ха!
генерал в город от Шмита, хоть и сидит там по сию пору, но не может того
быть, чтобы к Фелицатину дню не вернулся. Как же, ведь уже капитан Нече-
са, за вечным отпуском командира - старший, получил генеральский приказ
согнать всех солдат и начать работы - поле утрамбовывать... Всякие эти
занятия там да стрельбы, конечно, похерили: этого добра - каждый день не
оберешься, а генеральшины-то именины раз в году, чай, бывают.
ровно муравьи серые. Еще слава-те, Господи, туман потянул да оттеплело,
а то бы землю никаким каком не угрызть. Оно, правда, грязновато, рассу-
солилась глина, мажется, липнет, и глядят все солдаты алахарями. Ну, да
тут уж ничего не попишешь: служба. И роются, роются, тачки таскают, ко-
пошатся серые, смирные, вдвое согнутые. Не то на поле бега будут, не то
еще что: до Фелицатина дня - ни одной живой душе не известен гене-
ральский секрет...
тами. Все ему было тошно: перемазанные чумички-солдаты и смирная их точ-
нотакность. И туман - желтый гад ползучий, и пуще всего, сам он, Тих-
мень.
Раньше было все так ясно: были "вещи к себе", до которых Тихменю никако-
го не было дела, и были "отражения вещей" в Тихмене, Тихменю покорные и
подвластные. И вот - не угодно ли! Прямо какая-то нечистая сила всели-
лась ей-Богу.
а он карачится, хочет еще послушать, как кликуша выкликает - любопытно и
жутко: в одно время и своим кличет, бабьим голосом - и чужим, собачьим.
паршивый щенок Петяшка?"
самом деле?"
один этот вскочил.
чеса. Нынче в первый раз она встала с постели, и первый ее выезд был к
генеральше, или, собственно, - к Агнии. Душа горела - все дотошно разве-
дать, как и что было у генерала с Маруськой этой Шмитовой. "Ах, слава
Богу, наказал ее Господь за гордыню, а то этакая принцесса на гороши-
не"...
раке опять уселось двое Тихменей, затолкались, заспорили.
тропку, побежал - и закрутил, и зарыскал по ней. Долго кружил и вдруг -
стоп, нашел, вынюхал:
Уж он-то знает, чей Петяшка... Ему - да не знать?
за всех ответчик.
ких-нить штук-человек десять осталось...
дома.
рошок. Подбросил, прикинул на ладони: годится.
шел, чем к фельдшеру, или, там, к доктору: те-то уж больно мудрены.
здоровья", и остался у капитана только "Домашний скотолечебник". Делать
нечего, пришлось по скотолечебнику орудовать. И, ей-Богу, не хуже выхо-
дило: что ж, правда, велика ли разница? Устройство одно, что у человека,
что у скотины.
Тихменю ребра:
под'езжать: то да се, да как, мол, Петяшку будет трудно на ноги поста-
вить... Но капитан Тихменю живо окорот сделал:
бельмеса не понимаешь. Разве можно - такие разговоры, чтоб кровь в голо-
ву шла? Надо, чтоб вся в желудок уходила...
капитановых оборванцев и с ними Топтыгин на задних лапах - денщик Яшка
Ломайлов.
тела к Тихменю старшенькая девочка Варюшка
ли, кругом понеслись ведьмята. Не вытерпел капитан, вскочил, закружился
с ними, - все равно, чьи они: капитановы, ад'ютантовы, Молочковы...
тан и ведьмята - доктора, Яшка Ломайлов - фершал, а Тихмень - пациент...
А потом уж пора и спать.
города. И Шмит на этом поймался. Сейчас же закипел: иду!
чек. Положил на подзеркальник, позвал Марусю
нет. Ведь, у нас ничего теперь нету.
губ, подошла Маруся.
сказала тихо:
убить...
земли не чуял: так напружены были в нем все жилочки, как стальные стру-
ны. Шел злобно-твердый, отточенный, быстрый.
генеральский Ларька.
же, провалиться мне.
не.
в дураках?"
глаза зажмурил.
злую пружину. Разжаться бы, ударить! Побежал в казармы - почему, и сам
того не знал.
погребом, - что-то никому не ведомое устраивали к генеральшиным имени-
нам. Один только дневальный сонно слонялся, - серый солдатик, все у него
серое: и глаза, и волосы, и лицо - все, как сукно солдатское.