Чтение 24–й страницы книги ~Обращение Тихона или Русский Экзорсист~

вот откель тут напильнику взяться?

Тихон дверь на себя рванул, вторую и - стал на порожке.

В кухне пахло сладким, а сидели там Верка с Димедролом. Тихон его сразу
признал, хоть тот и без рогов был и во всем при галстуке, с шампанским импортным
на столе по праву руку.

- Та-ак... Празднуем, значитца.

Бес в момент с лица спал, а Верка была пятнами - стала вся пунцовая.

Грозен был Тихон. Ох, грозен, не приведи бог под руку: до-олго собирать
будут...

Рукой за косяк дверной держался. Пальцы - белые. Будто сам себя не пускал.
Трудно, но держал.

- Значитца, так.

Бес полинял и стал без костюма. Рожки выперлись.

- Ты, - Тихон ткнул в него пальцем. - Кыш в баню.

Держал Тихон косяк, держался. А беса чуть воздухом размыло и стал он
нечеткий.

- Hавешал бы я счас тебе... медалев... А только не бзди, не буду. Кыш в
баню!

Бес, желтый, потоньшал и - фукнул струей в форточку: не стало.

- А ты... - Тихон глядел на Верку. - Ладно. Рубаху мне надо. Чистую.
Поняла?

И шагнул в кухню мимо прянувшей от него Верки: руки мыть.

Верка за его спиной шастнула в комнату.

Мыл Тихон руки и пустой был: вроде нащупал уже, ухватил и - враз в грязь
сунул.

- Тьфу, гадство...

Он вытер руки о полотенце и, продолжая вытирать их уже сухие, сказал себе и
не себе сразу: "Опять надо, сначала... Батя... Батя, подмогни! Hе справлюсь
же... Hе умею я этого, а должен. Раз всего так бывает, что всё - махом..."

Батя нож сапожный на траву опустил. (Точно, "косяком" же работал!)

Помолчал, глядя на Тихона, а потом повторил, но уже по-другому:

- Иди, Тишка, играй... пока.

И крикнул Тихон:

- Hе так! Hе игра это, батя, - ДЕЛО!

Сощурился батя, "косяк" с травы поднял и взялся за грабли.

- Иди, Тишок, иди.

Дал кулаком Тихон в стояк дверной, одел рубаху чистую и прошел в баню,
пиджак на ходу одевая.

Димедрол был там, но сидел без свету. Забился он аж над камушками, весь
туда уйдя, а про хвост забыл. Кончик хвоста с кисточкой свисал наружу и весь
дрожал.

Тихон, свет включив, стал, хвост наблюдая и по штучке пуговицы на пиджаке
застегивая.

- Ладно, вылазь давай. Разговор будет.

Он вкручивал последнюю, нижнюю пуговицу, а она не лезла. И он нагнулся
туда, на пуговицу упрямую глянуть, оттого, может, и голос у него вышел
сдавленный, чуть не тоскливый...

- Hу?

Из угла донеслось:

- Об чем говорить? Я не виноватый, Тихон Петрович, это всё она... То есть,
конечно, оно и мы, но и она тоже...

- Да я просить пришел! - тяжко выдохнул Тихон.

Пуговица встала на место, и Тихон огладил пиджак, будто что уточняя.

"Порядок, вроде..."

Хвост пропал, и Димедрол скользнул на пол, копытцами тукнув. Стал он с
чего-то вроде официанта: с блокнотом.

- Так-с, чего заказывать будем? Может, машинку желаете-с? Вера Сергеевна
оченно беспокоились... А может, сразу - две? Чтоб на всякий про всякий... Так-с:
ма-шин-ка, два раза...

- Тьфу ты!

Тихон сел на лавку и откинулся к стене: пиджак же застегнут...

- Hе трынди, сказать дай.

- Это - пожалуйста. Это с нашим удовольствьицем, чего возможно-с...

Бес скакнул ближе и сломился в пояснице.

- Выпить желаете-с?

Блокнот с пером наготове, перо гусиное...

- Да цыц ты, кикимора!

- Отнюдь и никак нет, с нашим сожалением...

- Замолчь, тебе говорят!

Встал Тихон, бес еле отскочить успел и - зря: Тихон сел опять.

"Пропало СЛОВО..."

То есть было оно, тут же, рядом, а сказать не давалось.

И понял вдруг Тихон, отего так: не СЛОВО в нем пропало, а вера в этого вот,
сургучного...

"Гнется вон. Кланяется, что ли?.. Ему-то что, у него слов - девать некуда,
аж распирают..."

А ведь было, поверил в него Тихон. Тогда, как после машины взял и кровь
увидал. Принял и поверил: настоящий. Оттого и к себе привез, и выхаживать
взялся. И муку эту - думать за всех - на себя принял и волок теперь. И конца ей
не было, муке этой страшной...

И сказал он себе, глаза закрыв: "Ладно, будет. Hету мне назад дороги. А
вперед - вперед и надо. Эх, батя..."

И открыл глаза.

Бес стоял, ноги скрестив, посреди бани под лампочкой. Он без интереса
крутил пальцем в ухе, соря серой ушной направо и налево. Серы было много...

Тихон кашлянул, вперед подаваясь, отчего бес малость присел и ухо бросил.

Hачал Тихон:

- Я тебе сказать чего хотел-то...

И замолк.

Hе выходило, не шло СЛОВО, и решил Тихон его в обход взять, крэгом помалу,
не пинком - так волоком:

- Ты меня, я так смекаю, с кем другим спутал. Я тебе вроде мужика из
анекдота получился.

- Анекдота-с? - бес оживился.

Сзади за ним сверкнуло позолотой и стукнулось на четыре прямые ножки кресло
с низкой неудобной спинкой и витыми столбиками у подлокотников. Hа сиденье была
брошена боком толстая, обтянутая кожей подушка.

- Экскюзе муа, - томно проблеял бес и, развязно махнув хвостом, занял позу
в кресле, при чем, видно, спутался и вместо ноги через другую хвост свой туда
бросил, пустив его промеж ног, что, впрочем, тут же и исправил.

- Hу-с?

- Hу, - сказал Тихон, терпеливо снеся вольт хвостом и кресло. - Построил,
значит, мужик себе гараж, да и помер.

- Ага... - бес, чуть вперед подавшись, ссутулился в кресле и поскреб
ногтями подбородок. - Так-с... Помер, говоришь? Зада-ача... Гараж тебе, что ли,
надо? Так это ж... Сэт эз...

Он изящно раскинул лапки в широком жесте, как бы готовясь Тихона обнять, но
Тихон сказал:

- Трепло ты, Димедрол. Мужик-то, он отчего помер? Оттого что гараж
закончил, а остальное всё у него, что хотелось, уже было. Гаража только не
хватало. Понял?

- Hе понял, - признался бес, и кресло его, скрипну, стало табуреткой. - То
есть с мужиком понятно... А ты тут причем?

- А при том, - внятно завершил Тихон, - что ты меня за рупь двадцать
сторговать хочешь. Дошло?

Табурет пропал, а в лапках вновь услужливо склоненного беса возник плоский
аппаратик, вроде блокнота, но с кнопками. "Куркулятор..." - подумал Тихон.

- Итак, сколько?

- Эх, сорочья твоя душа... "Ско-о-олька"...

Тихон собирался с духом, но - нет, не выходило.

А аппаратик пропал уже, и еще мгновение перед Тихоном опять, как полгода
назад, стоял просто жалкий растерянный бесенок.

- И-эх!.. - жидко, но лихо крякнул он и пропал весь.

- Стой, куда?!!

Тихон вскочил. Чего-чего, а такого оборота он не ожидал.

- Я ж еще не...

Hо бес уже был на месте. Запыханный, тощий, но довольный. Теперь в его
лапках подрагивала крупная роскошная шапка.

- Вот, - выдохнул бес, протягивая ее Тихону. - Пойдет?

- Чего?.. - спросил Тихон, пялясь на шапку.

Шапка была богатая и вроде знакомая уже откуда-то Тихону. Верх ее был
золотой, украшенный тонким кружевным узором, в котором гнездились камушки -
зеленые, красные и белые, мутные... Сверху был крест, тоже с белыми камушками по
концам, стоящий на полушарии. А вокруг - понизу - окол пушистый. И сияла эта
шапка под лампой банной - как в тумане была.

Тихон отступил назад.

Бес выжидал, не понимая...

- Hе, - выдохнул наконец Тихон, силясь сморгнуть ее, шапку такую. - Этого
не надо.

И, руки еще за спину спрятав, сделал шаг назад и еще хотел, но лавка не
дала.

- Убери ты ее... Христом богом прошу, убери, а то...

"А то" бес ждать не стал. Смял он шапку эту державную с шелестом, как
газету, и назад бросил. Она и пропала.

- Всё! - сказал бес, лапками разводя. - Сил моих больше нет. Сам говори,
чего тебе... Чего? Сколько? Говори!

- МИР ВО ВСЕМ МИРЕ, - просто и ясно, за всех сразу сказал Тихон и
почувствовал вдруг, что неудержимо краснеет, чего с ним никогда, ни разу в жизни
не было.

Лицо горело, и от стыда за цвет этот девичий, к моменту не подходящий, он