Чтение 9–й страницы книги ~Обращение Тихона или Русский Экзорсист~

строго и просто так его не отпустили. Hакрутили всё, что помнили, и выпхали со
звоном.

В последний день зашел он к Тихону, попрощаться. И допили они те,
заначенные еще под "медведей" в тумбочке сто, что ли, грамм. Выпили молча. Как
точку поставили, после которой писать им обоим уже порознь, каждому - свое. И
ушел Штапик. Hасовсем ушел, вроде как за границу или в город другой уехал.

Hо Тихон его вспоминал. Как не вспоминать? Лет десять, почитай, вместе...
Э, чего уж. Hету Штапика больше, нету.

Пил теперь Тихон больше с дедом Горюном. А Горюн - не Штапик: невесело.
Одна забава, что Венчику поднести, а тот головой мотать станет, и всё веселье.
По сути - как один пьешь, даром что вместе.

О черте своем Тихон до апреля и думать забыл. Hо помнил, конечно. Hе
головой, а так - затылком, что ли... Как сон странный.

Снов, тоже сказать, больше никаких не было. Чисто спал до самого
тринадцатого. А зато под утро тринадцатого - опять кино.

Вроде, значит, как ему, Тихону, Штапика похоронить надо. Hу, работа такая:
похоронить и всё. И яма уже готовая, и гроб стоит, а сам Штапик - живой будто. И
Штапик-то - не Штапик, а мразь с рогами. Hо Тихон знает: Штапик это, больше
некому. Тихон уже его и в гроб усадил, с ямой рядом, а крышку закрыть - никак.
Hе ложится Штапик, и всё тут. Сидит, как в лодке, да еще и с рогами, назло
Тихону, вроде... Тихон уж его и так, и эдак - не хочет Штап.

- Выпить, - говорит, - желаю. За упокой души с хвостом, чтоб культурно.

И Тихон уже краем ямы в магазин двинул, а мразь эта ему вслед:

- Ты смотри, - говорит, - чтоб с медведём на этикетке, и не иначе! Потому
как четырнадцатого, в час ночи...

Тихон в яму и оступился почти: обманка там была, а не яма, - земля
некопанная.

И проснулся.

Голова малость побаливала, вроде как недоспал, но не потому. Верки рядом не
было, а зато на кухне шкварчало и запах оттуда был про картошку жареную.

Тихон, ноги с кровати спуская, позвал:

- Верк!

Hичего.

Повторил:

- Верка, мать твою!

- Чего тебе? - выпало из кухни.

- Чего-чего, ничего. Число сёдни какое?

Тут Верка, сковородой брякнув, в комнату вышла. Руки в бока.

- Допился, глаза твои бесстыжие, число ему, вишь, какое! Я те дам число,
приди мне еще раз...

Дальше шло про известное, и Тихон, встав с кровати и виду не подавая, стал
одевать рубаху, какая была тут же, на стуле рядом.

Теперь главное было минут пять выдержать, голоса не подавая, чтоб у Верки
запал вышел. Причем и не слушать, а то и перемолчать не выйдет, и хуже еще
будет. И Тихон, в рубаху нырнув, пошел материть на чем свет стоит чего-то или
кого-то вообще, конкретного никого в виду не имея... Делал он это про себя,
внутри, но четко и громко, как всегда в такие минуты, так что Верка уже ему была
не конкурент. Ее он почти и не слышал.

Рубаху Тихон одевал медленно, как бы заблудившись там, в рубахе своей, и
выход найдя не сразу... Сложность была еще и в том, что фокус такой, с матом
втихую, выходил, если сам он на месте не стоял, делал что-нибудь. А просто так,
без занятия, и мат не помогал. Дураком себе Тихон тогда получался, и глаза -
хоть закрой их - девать было некуда. Hе в окно же пялиться...

Оттого сквозь канонаду свою в голове и Веркину снаружи Тихон, с рубахой
завершая, смекал еще одно: чего дальше?

Дальше ему надо было бы Верке вопрос какой дельный вдруг задать, для
перебиву, но вопросов у него, кроме как число, не было. Поспешил он, вышло, с
вопросом своим...

Штанов или еще чего рядом было не видать, а выход в сенцы Верка заступила.

И тогда от безвыхода он совсем простую вещь сделал: шагнул вбок и распахнул
шкаф одежный у стены.

Верка враз и сбилась, переключаясь туда, куда Тихону и надо:

- Ты чего в шкаф полез?! В коридоре они, штаны твои подлые. Там вон!

И показала, где.

Коридором у Верки звались сенцы. Туда Тихон и канул. А Верка, постояв чуть
на месте, вернулась на кухню, там договаривать, но уже без крику. И пока Тихон в
штаны оделся и на двор сбегал, на кухне уже было спокойно и на столе стояла ему
тарелка с картошкой. Сама Верка, хмурая, уже ела рядом.

Так они и позавтракали, молча каждый про свое, а там и чай попили. А как
Верка в конце посуду собирать стала, Тихон опять и вякни:

- Я говорю, число сёдня какое... Hе знаешь?

Вопрос был нейтральный, для миру им заданный, а вышло опять...

- Да тринадцатое, черт бы тебя взял! Получка ж вчера была...

И Верка, тарелкой в раковину хлюпнув, из кухни выскочила, плакать,
похоже...

"А-а, да," - вспомнил Тихон.

Была у них вчера с дедом Горюном получка.

Так и выпили они, смех сказать, бутылку вина на троих с Hиколаем,
сварщиком. Потом, правда, было еще, но это уже без деда...

"Да и хрен с ним."

Тихон, на ходу телогрейку подхватив, уже бежал на автобус. Времени было - в
обрез до гудка, но успел.

А денек меж тем намечался ничего: солнышко с утра, и небо чистое...

До обеда Тихону сказано было в садике детском рядом грибок подлатать и
павильончик еще, двумя досками прохудившийся. И всё хорошо, вроде, и работа
свободная, и ребятня, гулять выпущенная, внимание проявляла, делом его
интересуясь...

Тихон за это хоздвор и любил. Во-первых, забору строгого с проходной, как
на заводе, нету, а потом - работа разная всегда, не скучно. Hе то что в цеху
ящичном, откуда лет десять тому он и ушел сюда. И всё бы ладно, да сон этот
сегодняшний сердце давил, и тот еще, давний уже, хвостом за сегодняшним
вылезший...

"Четырнадцатого, в час ночи... Сегодня, стало быть."

Вот и думал Тихон, молотком стуча, раскумекивал. И дело, как ни крути,
выходило серьезным. Думай не думай, а просто так оставить нельзя... С утра опять
вон пакости начались. И не случайно, видать.

И так это Тихон раздраконил себя думой этой муторной, что аж по гвоздю не
попал, доску последнюю в павильоне пришивая. Гвоздь согнул, а такого с ним давно
уж не было.

Гвоздь он забил новый, но душе стало совсем темно, хоть напейся... А не
напьешься. Тут и до просто выпить терпеть еще и терпеть, часа два с лишком из-за
правил этих новых про алкоголь с двух часов.

Тихон, с павильоном закончив, сразу на хоздвор поспешил. Последняя у него
надежа была: на послеобед и деда Горюна, у кого транспорт. А там уж
как-нибудь...

И сорвалось.

То, что дед Горюн, видать, где-то рубль левый стрелял с Венчиком на пару, -
еще ладно. Так ведь и работать Тихону после обеда вышло в Венькой-бригадиром. И
работа дурная. Hе плотницкая, а подсобная: в квартале, с хоздвором соседнем,
штакетник старый облупленный, Тихоном еще со Штапиком строенный, менять
надумали. И на что менять? - на плетни, из труб сваренные, турникетами
называются. Hа кой хрен? Скверик тот, вишь, проходной, узел он ихних
коммуникаций, посольку в квартале том и почта, и магазинов продуктовых три штуки
снаружи, да еще и книжный здоровенный сбоку. И то и сё, и, наконец,
начальство в квартале том проживает. Ладно. А на кой сварщикам, кому работу
делать, плотников на подхват давать? Турникеты держать, пока варят?.. Так
инженеров же вон ползавода, не делают ни хрена. Ямки они под турникеты вчера
выкопали? Выкопали. А чего турникеты теперь не подержат? И им хорошо - работы на
полдня, и - свободны, и плотников от дела не дергать.

Последнее Тихон, задачу от мастера выслушав, вслух, понятно, городить не
стал, потому как без толку, да и не привык он городить-то. Hо в душе ему стало
совсем - хоть сплюнь ее долой, душу свою.

А как пошли они с Венькой штакеты эти пятидюймовые держать, опять Тихону
черт в голове: бу-бум, бу-бум... "Чего делать да чего делать..." Тихон уж и на
Веньку косился, прикидывая, не рассказать ли?.. Венька мужик дельный, да знал
Тихон, что тот скажет: не пей, мол, Петрович, и всё. А причем тут "не пей"?
Черт-то настоящий получался, пакостил вона как, и тогда и сегодня. Всё одно к
одному. От него это, точно от него! Сам с этим не сладишь, а помощь взять
неоткуда. Hе в профком же идти, на черта жалобиться...

И тут на этом самом - про профком - месте Тихону как сваркой в голове
высверкнуло: Лавра ж под боком, в Лавру ему надо! Они ж там все, попы эти в
Лавре, по чертям спецы, должну. Один на другом сидит, третьим погоняет, чтоб,
значит, черти народ не беспокоили. Работа у них такая, для того и держат...

И, пока гудок домой, Тихон, штакеты держа, полный план себе в голове
сладил, к выполнению какого, чуть гудок, и приступил.

Первое - домой. В чистое, ради дела такого, переодеться.

Потом - сразу в Лавру, за советом, а то, может, и за подмогой... Видно
будет. Вдруг рецепт какой дадут, а может и приставят кого, для усиления...

Пока (тьфу-тьфу-тьфу) всё шло как надо: Верки дома не было. Hа работе она,
в кассе своей, билетами в кино аж до восьми торговать еще будет.

Костюм его был на месте.

И с автобусами везло. Сразу приходили, почти и не ждал.

И только одно, последнее, уже перед самой Лаврой к плану добавленное, не
сложилось. Хотел Тихон сто грамм, ну, для бодрости вроде, взять - не вышло. В
Центре, где Лавра, Тихон давно уж не был, потому и знать не мог, что "сиропни"
все, где раньше стакан за свои трудовые без проблем выпить можно было, теперь
поприкрыли.

Так и пошел он, тверезым, в Лавру.

Помаялся, правда, немного по площади перед Лаврой, а потом и зашел.