размещать? Слуги - люди очень привередливые. Однажды Деламарш при Брунельде
пощечинами вытурил одного такого из комнаты, не единожды оплеуху отпустил,
пока этот субъект выкатился за дверь. Остальные слуги, конечно, столкнулись
с первым и подняли на лестнице шум, тогда Деламарш вышел к ним (я в ту пору
был не слуга, а друг дома, но все-таки присоединился к слугам) и спросил:
"Чего вы хотите?" Самый старый слуга, некто Исидор, в ответ на это сказал:
ты, вероятно, понимаешь, они весьма уважали Брунельду. Но она, не обращая на
них внимания, подбежала к Деламаршу - в те времена она была еще не такая
грузная, как теперь, - обняла и поцеловала его при всех, называя "милым
Деламаршем". "Да выпроводи же ты этих обезьян", - сказала она в конце
концов. Обезьяны - это, конечно, слуги; вообрази, какие они скорчили
физиономии. Затем Брунельда поднесла руку Деламарша к кошельку, который она
носила на поясе, Деламарш открыл его и начал рассчитывать слуг; Брунельдино
участие в платеже свелось к тому только, что она стояла тут же с открытым
кошельком на поясе. Деламаршу приходилось часто запускать в него руку, так
как он раздавал деньги, не считая и не проверяя, кому сколько положено. Под
конец он заявил: "Раз вы не хотите со мной разговаривать, я скажу вам от
имени Брунельды: собирайтесь и вон отсюда". Так они были уволены, кое-кто
вчинил юридический иск, Деламаршу пришлось даже явиться в суд, но об этом я
ничего определенного не знаю. Только вот, уволив слуг, Деламарш сразу сказал
Брунельде: "Итак, теперь у тебя нет прислуги". Она ответила: "Но ведь есть
Робинсон". После чего Деламарш воскликнул, хлопнув меня по плечу: "Ну, все в
порядке, ты будешь нашим слугой". А Брунельда потрепала меня по щеке. При
случае, Россман, не увиливай, дай ей потрепать тебя по щеке. Это ужасно
приятно.
понял, хотя пробыл с нами уже некоторое время. Ты же видел ночью в
гостинице, как я был одет. Лучше не бывает. Разве слуги ходят в такой
одежде? Но все дело в том, что мне редко позволяют отлучиться, я должен быть
всегда под рукой, в хозяйстве всегда найдется какое-нибудь занятие. Для
одного здесь слишком много работы. Как ты, наверное, заметил, в комнате
чрезвычайно много вещей; все, что при переезде не удалось продать, мы
забрали с собой. Конечно, можно было бы раздарить эти вещи, но Брунельда
подарков не делает. Ты подумай только, какой труд - втащить весь этот скарб
вверх по лестнице!
так что в основном мне пришлось надрываться одному. Брунельда стояла внизу,
у автомобиля, Деламарш распоряжался наверху, где что размещать, а я мотался
вверх - вниз по лестнице. Так продолжалось два дня - очень долго, верно? Да
ты понятия не имеешь, сколько здесь, в комнате, вещей: шкафы забиты до
отказа и за шкафами все заполнено до потолка. Если б нанять для перевозки
несколько человек, дело закончилось бы гораздо скорее, но Брунельда не
хотела доверить этого никому, кроме меня. Конечно, это очень лестно, но я на
всю жизнь испортил себе здоровье, а что у меня еще есть, кроме здоровья?
Стоит только малость напрячься, у меня сразу колет здесь, и здесь, и здесь.
Думаешь, парни в гостинице, эти подонки - иначе их не назовешь! - смогли бы
меня одолеть, будь я здоров? Но что бы у меня ни болело, Брунельде и
Деламаршу я об этом ни слова не скажу, буду работать, пока могу, а когда сил
не станет, лягу и умру, и только потом, когда будет уже поздно, они поймут,
что я был болен и, несмотря на это, продолжал трудиться и доработался на
службе у них до смерти. Ах, Россман, - сказал он в конце концов, утерев
глаза рукавом Карла. Помолчав, он заметил: - Неужели тебе не холодно, ты
ведь так и стоишь в одной рубашке?
что ты очень уж болен. Вид у тебя совершенно здоровый, просто ты все время
торчишь тут на балконе, вот и напридумывал. Возможно, у тебя иногда колет в
груди, у меня тоже так бывает, как и у каждого. Но если все из-за таких
мелочей начнут, как ты, скулить, все балконы будут заполнены плаксами.
одеяла. - Студент, квартирующий поблизости - его хозяйка стряпала и для нас,
- на днях, когда я возвращал посуду, сказал мне: "Послушайте-ка, Робинсон,
вы не больны?" Мне запрещено разговаривать с этими людьми, я только поставил
посуду и хотел уйти. Тогда он подошел ко мне и говорит: "Послушайте,
старина, не доводите до крайности, вы больны". - "Извините, что же мне в
таком случае делать?" - спросил я. "Это вам решать", - сказал он и
отвернулся. Остальные за столом рассмеялись, ведь здесь кругом враги,
поэтому я предпочел уйти.
желает тебе добра, - нет.
Робинсон, но тут же опять захныкал.
работу, вместо того чтоб прислуживать Деламаршу. Ведь, насколько я могу
судить по твоим рассказам и по тому, что видел сам, это не служба, а
рабство. Для человека такое невыносимо - тут я тебе верю. Но ты считаешь,
что, раз ты друг Деламарша, бросать его ты не вправе. Это неверно; если он
не понимает, что обрек тебя на жалкое существование, то у тебя нет ни
малейших обязательств перед ним.
службой?
посмотрел на Карла.
с того, что Брунельда выбранила меня за грязь в квартире. Я, конечно,
обещал, что сию же минуту приведу все в порядок. Но ведь дело-то нелегкое.
Например, в моем теперешнем состоянии я не могу повсюду ползать, чтобы
вытереть пыль, посреди комнаты и то повернуться невозможно, а между шкафами,
коробками тем более. Если хочешь аккуратно все вычистить, нужно опять-таки
передвинуть мебель - и все это я должен делать один? Вдобавок надо соблюдать
тишину, поскольку нельзя беспокоить Брунельду, которая почти не покидает
комнату. Так вот, я хоть и обещал навести чистоту, но так ничего и не
сделал. Когда Брунельда это заметила, она сказала Деламаршу, что дальше так
дело не пойдет, необходимо нанять еще одного помощника. "Я не хочу,
Деламарш, - сказала она, - чтобы ты упрекал меня в том, что я плохо вела
хозяйство. Мне напрягаться нельзя, ты сам понимаешь, а Робинсона
недостаточно; вначале он был бодрый и за всем присматривал, теперь же все
время усталый и большей частью сидит в углу. А комната с такой уймой вещей,
как наша, не может сама себя содержать в порядке". Деламарш задумался, что
бы тут можно сделать, ведь в такой дом не возьмешь первого встречного, даже
на пробу, потому что мы тут на виду. А поскольку я тебе верный друг и слышал
от Ренелла, как ты надрываешься в гостинице, я предложил тебя. Деламарш
тотчас согласился, хотя в свое время ты и обошелся с ним очень дерзко, и я,
конечно, обрадовался, что могу оказать тебе услугу. Это место словно для
тебя и создано, ты молодой, сильный и ловкий, а я уже ни на что больше не
гожусь. Только не воображай, что тебя уже приняли на службу; если ты не
понравишься Брунельде, мы тебя не возьмем. Стало быть, постарайся ей
понравиться, а об остальном я позабочусь.
спросил Карл; он почувствовал облегчение - первый испуг, вызванный
сообщениями Робинсона, прошел. Значит, Деламарш всего-навсего собирался
сделать из него прислугу - будь у него планы пострашней, Робинсон наверняка
бы проболтался, - но, если дело обстоит именно так, Карл сегодня же ночью
распростится с ними. Силком никого служить не заставишь. И хотя ранее Карл
тревожился, сумеет ли он после увольнения быстро найти хорошую и, по
возможности, столь же солидную работу - иначе-то и с голоду помереть
недолго! - теперь он готов был согласиться на что угодно, даже на тяготы
безработицы, но служить здесь, как они задумали, ни за что не станет. Однако
растолковывать это Робинсону он даже и не пытался, особенно потому, что
сейчас все суждения ирландца будут окрашены надеждой на то, что Карл избавит
его от работы.
первым делом я все тебе объясню и покажу припасы. Ты человек образованный, и
почерк у тебя наверняка красивый, а значит, ты мог бы прямо сейчас составить
список наличных вещей. Брунельда давно об этом мечтает. Если завтра с утра
будет хорошая погода, мы попросим Брунельду посидеть на балконе и спокойно,
не тревожа ее, поработаем в комнате. Вот что самое главное, Россман. Ни в
коем случае не тревожь Брунельду. Она все слышит, наверное, у нее, как у
певицы, очень уж тонкий слух. К примеру, выкатываешь из-за шкафа бочонок
виски, тут без шума не обойтись, бочонок тяжелый, вещей кругом тьма-тьмущая,
сразу его не выкатишь. Брунельда, к примеру, спокойно лежит на канапе и
ловит мух, которые ей изрядно докучают. Ты полагаешь, что она не обращает на
тебя внимания, и катишь бочонок дальше. Она покуда лежит себе спокойно. Но в
тот самый миг, когда ты меньше всего ждешь и почти совсем не шумишь, она
вдруг садится, колотит обеими руками по канапе, так что пыль столбом - с тех
пор как мы здесь, я канапе ни разу не выбивал, не могу, она же все время на
нем валяется, - начинает страх как орать, словно мужик, и орет часами. Петь
ей запретили соседи, а кричать никто запретить не может, вот она и кричит,
впрочем, теперь это случается редко: мы с Деламаршем стали осторожны. Ведь
ей это очень вредно. Как-то раз она упала в обморок, и мне - Деламарш
Андреев Николай
Пехов Алексей
Ильин Андрей
Конан-Дойль Артур
Конюшевский Владислав
Емилина Ника