несгораемый шкаф, по длинным стенам -- гардероб и оттоманка. Гардероб
занимал больше всего места, он не только заполнял всю стену в длину, но и
сужал комнату, выдаваясь в ширину, и, чтобы полностью его открыть, надо было
раздвинуть все три створки дверей. Хозяйка указала К. на оттоманку, а сама
уселась на вертящийся табурет у конторки. "Ты никогда не учился портняжному
делу?" -- спросила хозяйка. "Нет, никогда", -- ответил К. "А кто же ты,
собственно говоря?" -- "Землемер". -- "А что это значит?" К. стал объяснять,
это объяснение вызвало у нее зевоту: "Ты не говоришь мне правды. Почему ты
не говоришь правды?" -- "Но ведь и ты не говоришь правды". -- "Я? Ты опять
начинаешь дерзить? А если я и не говорю правды, так мне отвечать перед
тобой, что ли? В чем же это я не говорю правды?" -- "Ты не простая хозяйка,
какой ты стараешься казаться". -- "Скажи, пожалуйста! Сколько открытий ты
сделал! А кто же я еще? Твоя дерзость и вправду переходит все границы". --
"Не знаю, кто ты такая. Я вижу, что ты хозяйка, но к тому же ты носишь
платья, которые простой хозяйке не подходят и каких, по моему разумению,
никто тут, в Деревне, не носит". -- "Ну вот, теперь мы дошли до самой сути.
Просто ты не можешь промолчать, возможно, что ты и не хочешь дерзить, ты
просто похож на ребенка, который узнал какую-то чепуху и никак промолчать не
может. Ну что особенного ты нашел в моих платьях?" -- "Ты рассердишься, если
я скажу". -- "Не рассержусь, а рассмеюсь, это же детская болтовня. Ну, так
какие же у меня платья?" -- "Хорошо, раз ты хочешь знать. Да, они из
хорошего материала, очень дорогие, но они старомодны, вычурны, слишком
затейливы, поношены, и вообще они тебе не по годам, не по фигуре, не по
твоей должности. Это мне бросилось в глаза, как только я тебя увидел в
первый раз, с неделю назад, тут, в прихожей". -- "Ах, вот оно что! Значит,
они старомодны, вычурны и что там еще? А ты откуда все это знаешь?" --
"Просто вижу, этому учиться не надо". -- "Значит, так сразу и видишь? Никого
тебе спрашивать не надо, сам прекрасно понимаешь, чего требует мода. Да ты
станешь для меня незаменимым, ведь красивые платья -- моя слабость. Смотри,
у меня гардероб полон платьев -- что ты на это скажешь? -- Она раздвинула
створчатые дверцы, во всю ширину шкафа тесно висели платья одно за другим,
по большей части это были темные платья, серые, коричневые, черные,
тщательно развешанные и разглаженные. -- Вот мои платья, по-твоему, они все
старомодны, вычурны. Но тут только те, для которых не нашлось места в моей
комнате, наверху, а там у меня еще два полных шкафа, да, два шкафа, каждый
почти величиной с этот. Что, удивляешься?"
хозяйка, ты нацелилась на что-то другое".
то дурак, не то ребенок или же очень злой человек, опасный человек. Уходи,
уходи же скорее!"
хозяйка крикнула ему вслед: "А завтра мне принесут новое платье, может быть,
я тогда пошлю за тобой!"
хозяйку, ничего объяснять он пока не хотел, Герстекер предложил К. пойти
вместе с ним. Сначала он не обратил никакого внимания, когда К. возразил,
что ему теперь надо вернуться в школу. И только когда К. по-настоящему
уперся, Герстекер ему сказал, чтобы он не беспокоился, все, что ему надо, он
найдет у Герстекера, место школьного сторожа он может бросить, а теперь пора
наконец идти, целый день Герстекер его ждет, и его мать даже не знает, куда
он делся. Постепенно уступая ему, К. спросил, за что он собирается давать
ему стол и квартиру. Герстекер мимоходом сказал, что К. ему нужен как
помощник на конюшне, у него самого есть другие дела, и пусть К. перестанет
упираться и создавать лишние затруднения. Хочет получить плату -- ему будут
платить. Но тут К. окончательно уперся, как тот его ни тащил. Да ведь он
ничего не понимает в лошадях. Это и не нужно, нетерпеливо сказал Герстекер и
с досадой сжал руки, словно упрашивая К. следовать за ним. "Знаю я, зачем ты
меня хочешь взять с собой, -- сказал К., но Герстекеру дела не было до того,
знает К. или нет. -- Ты, видно, решил, что я могу чего-то добиться для тебя
у Эрлангера". "Конечно", -- сказал Герстекер. К. расхохотался, взял
Герстекера под руку и дал ему увести себя в темноту.
и при этом свете кто-то, низко согнувшись под выступающими над углом косыми
потолочными балками, читал книгу. Это была мать Герстекера. Она подала К.
дрожащую руку и усадила его рядом с собой; говорила она с трудом, и понимать
ее было трудно, но то, что она говорила...