снедь, к которой Грегор вообще не притрагивался, словно и это уже не пойдет
впрок, как она поспешно выбросила все это в ведерко, прикрыла его дощечкой и
вынесла. Не успела она отвернуться, как Грегор уже вылез из-под дивана,
вытянулся и раздулся.
когда родители и прислуга еще спа-ли, а второй раз после общего обеда, когда
родители опять-таки ложились поспать, а прислугу сестра усылала из дому с
каким-нибудь поручением. Они тоже, конечно, не хотели, чтобы Грегор умер с
голоду, но знать все подробности кормления Грегора им было бы, вероятно,
невыносимо тяжело, и, вероятно, сестра старалась изба-вить их хотя бы от
маленьких огорчений, потому что стра-дали они и в самом деле достаточно.
слесаря, Грегор так и не узнал: по-скольку его не понимали, никому, в том
числе и сестре, не приходило в голову, что он-то понимает других, и
по-этому, когда сестра бывала в его комнате, ему доводилось слышать только
вздохи да взывания к святым. Лишь поз-же, когда она немного привыкла ко
всему-- о том, чтобы привыкнуть совсем, не могло быть, конечно, и речи,--
Грегор порой ловил какое-нибудь явно доброжелательное замечание. "Сегодня
угощение пришлось ему по вкусу",-- говорила она, если Грегор съедал все
дочиста, тогда как в противном случае, что постепенно стало повторяться все
чаще и чаще, она говорила почти печально: "Опять все осталось".
разговоры в соседних комнатах, и стоило ему откуда-либо услыхать голоса, он
сразу же спешил к соответствующей двери и прижимался к ней всем телом.
Особенно в первое время не было ни одного разговора, который так или иначе,
хотя бы и тайно, его не касался. В течение двух дней за каждой трапезой
совещались о том, как теперь себя вести; но и между трапезами гово-рили на
ту же тему, и дома теперь всегда бывало не менее двух членов семьи, потому
что никто, видимо, не хотел оставаться дома один, а покидать квартиру всем
сразу никак нельзя было. Кстати, прислуга-- было не совсем ясно, что именно
знала она о случившемся,-- в первый же день, упав на колени, попросила мать
немедленно отпустить ее, а прощаясь через четверть часа после этого, со
слезами благодарила за увольнение как за величайшую милость и дала, хотя
этого от нее вовсе не требовали, страшную клятву, что никому ни о чем не
станет расска-зывать.
впрочем, особого труда, ведь никто почти ничего не ел. Грегор то и дело
слышал, как они тщетно уговаривали друг друга поесть и в ответ раздавалось
"Спасибо, я уже сыт" или что-нибудь подобное. Пить, ка-жется, тоже
перестали. Сестра часто спрашивала отца, не хочет ли он пива, и охотно
вызывалась сходить за ним, а когда отец молчал, говорила, надеясь этим
избавить, его от всяких сомнений, что может послать за пивом дворничиху, но
тогда отец отвечал решительным "нет", и больше об этом не заговаривали.
положение семьи и виды на будущее. Он часто вставал из-за стола и извлекал
из своей маленькой домашней кассы, которая сохранилась от его погоревшей
пять лет назад фирмы, то какую-нибудь квитанцию, то записную книжку. Слышно
было, как он от-пирал сложный замок и, достав то, что искал, опять
поворачивал ключ. Эти объяснения отца были отчасти первой утешительной
новостью, услышанной Грегором с начала его заточения. Он считал, что от того
предприятия у отца решительно ничего не осталось, во всяком случае, отец не
утверждал противного, а Грегор его об этом не спрашивал. Единственной в ту
пору заботой Грегора было сделать все, чтобы семья как можно скорей забыла
банк-ротство, приведшее всех в состояние полной безнадежно-сти. Поэтому он
начал тогда трудиться с особым пылом и чуть ли не сразу сделался из
маленького приказчика воя-жером, у которого были, конечно, совсем другие
заработ-ки и чьи деловые успехи тотчас же, в виде комиссионных, превращались
в наличные деньги, каковые и можно было положить дома на стол перед
удивленной и счастливой семьей. То были хорошие времена, и лотом они уже
ни-когда, по крайней мере в прежнем великолепии, не повто-рялись, хотя
Грегор и позже зарабатывал столько, что мог содержать и действительно
содержал семью. К этому все привыкли-- и семья, и сам Грегор; деньги у него
с благодарностью принимали, а он охотно их давал, но осо-бой теплоты больше
не возникало. Только сестра осталась все-таки близка Грегору; и так как она
в отличие от него очень любила музыку и трогательно играла на скрипке, у
Грегора была тайная мысль определить ее на будущий год в консерваторию,
несмотря на большие расходы, кото-рые это вызовет и которые придется покрыть
за счет чего-то другого. Во время коротких задержек Грегора в городе в
разговорах с сестрой часто упоминалась консерватория, но упоминалась всегда
как прекрасная, несбыточная меч-та, и даже эти невинные упоминания вызывали
у роди-телей неудовольствие; однако Грегор думал о консервато-рии очень
определенно и собирался торжественно заявить о своем намерении в канун
рождества.
голове Грегора, когда он, прислуши-ваясь, стоймя прилипал к двери.
Утомившись, он нет-нет да переставал слушать и, нечаянно склонив голову,
уда-рялся о дверь, но тотчас же опять выпрямлялся, так как малейший
учиненный им шум был слышен за дверью и заставлял всех умолкать. "Что он там
опять вытво-ряет?"-- говорил после небольшой паузы отец, явно гля-дя на
дверь, и лишь после этого постепенно возобнов-лялся прерванный разговор.
потому, что давно уже отошел от этих дел, отчасти же потому, что мать не все
понимала с первого раза) Грегор с достаточными подробностями узнал, что,
несмотря на все беды, от старых времен сохра-нилось еще маленькое состояние
и что оно, так как про-центов не трогали, за эти годы даже немного выросло.
Кроме того, оказалось, что деньги, которые ежемесячно приносил домой
Грегор-- он оставлял себе всего несколь-ко гульденов,-- уходили не целиком и
образовали не-большой капитал. Стоя за дверью, Грегор усиленно кивал
головой, обрадованный такой неожиданной предусмотри-тельностью и
бережливостью. Вообще-то он мог бы этими лишними деньгами погасить часть
отцовского долга и приблизить тот день, когда он, Грегор, волей был бы
отказаться от своей службы, но теперь оказалось несомненно лучше, что отец
распорядился деньгами именно так.
проценты; их хватило бы, может быть, на год жизни, от силы на два, не
больше. Они составляли, таким образом, только сумму, которую следовало,
собст-венно, отложить на черный день, а не тратить; а деньги на жизнь надо
было зарабатывать. Отец же был хоть и здоровым, но старым человеком, он уже
пять лет не ра-ботал и не очень-то на себя надеялся; за эти пять лет,
оказавшиеся первыми каникулами в его хлопотливой, но неудачливой жизни, он
очень обрюзг и стал поэтому довольно тяжел на подъем. Уж не должна ли была
зараба-тывать деньги старая мать, которая страдала астмой, с трудом
передвигалась даже по квартире и через день, за-дыхаясь, лежала на кушетке
возле открытого окна? Или, может быть, их следовало зарабатывать сестре,
которая в свои семнадцать лет была еще ребенком и имела полное право жить
так же, как до сих пор,-- изящно одеваться, спать допоздна, помогать в
хозяйстве, участвовать в каких-нибудь скромных развлечениях и прежде всего
играть на скрипке. Когда заходила речь об этой необходимости заработка,
Грегор всегда отпускал дверь и бросался на прохладный кожаный диван,
стоявший близ двери, потому что ему делалось жарко от стыда и от горя.
часами терся о кожу дивана или не жалея трудов, придвигал кресло к окну,
вскарабкивался к проему и, упершись в кресло, припадал к подоконнику что
было явно только каким-то воспоминанием о чувстве освобождения, охватывавшем
его прежде, когда он выгля-дывал из окна. На самом же деле все
сколько-нибудь от-даленные предметы он видел день ото дня все хуже и хуже;
больницу напротив, которую он прежде прокли-нал-- так она примелькалась ему,
Грегор вообще больше не различал, и не знай он доподлинно, что живет на
ти-хой, но вполне городской улице Шарлоттенштрассе, он мог бы подумать, что
глядит из своего окна на пустыню, в которую неразличимо слились серая земля
и серое небо Стоило внимательной сестре лишь дважды увидеть, что кресло
стоит у окна, как она стала каждый раз, при-брав комнату, снова придвигать
кресло к окну и даже оставлять отныне открытыми внутренние оконные створки.
она для него делала, ему было бы легче принимать ее услуги; а так он страдал
из-за этого.
положения, и чем больше времени проходило, тем это, конечно, лучше у нее
получалось, но ведь и Грегору все становилось гораздо яснее со временем.
Самый ее приход бывал для него ужасен. Хотя во-обще-то сестра усердно
оберегала всех от зрелища комнаты Грегора, сейчас она, войдя, не тратила
времени на то, чтобы закрыть за собой дверь, а бежала прямо к окну,
поспешно, словно она вот-вот задохнется, распахивала его настежь, а затем,
как бы ни было холодно, на минутку задерживалась у окна, глубоко дыша. Этой
шумной спеш-кой она пугала Грегора два раза в день; он все время дрожал под
диваном, хотя отлично знал, что она, не-сомненно, избавила бы его от
страхов, если бы только могла находиться в одной комнате с ним при закры-том
окне.
месяца, и у сестры, следователь-но, не было особых причин удивляться его
виду -- она пришла немного раньше обычного и застала Грегора гля-дящим в
окно, у которого он неподвижно стоял, являя собой довольно страшное зрелище.
Если бы она просто не вошла в комнату, для Грегора не было бы в этом ничего
неожиданного, так как, находясь у окна, он не позволял ей открыть его, но
она не просто не вошла, а отпрянула назад и заперла дверь; постороннему
могло бы пока-заться даже, что Грегор подстерегал ее и хотел укусить,
Грегор, конечно, сразу же спрятался под диван, но ее возвращения ему
пришлось ждать до полудня, и была в ней какая-то необычная встревоженность.
Из этого он понял, что она все еще не выносит и никогда не сможет выносить
его облика и что ей стоит больших усилий не убегать прочь при виде даже той