пюпитром, мать с нотами и сестра со скрип-кой. Сестра спокойно занялась
приготовлениями к игре;
жильцами преувеличенно вежливо, не осмелились сесть на свои собственные
стулья; отец присло-нился к двери, засунув правую руку за борт застегнутой
ливреи, между двумя пуговицами; мать же, которой один из жильцов предложил
стул, оставила его там, куда тот его случайно поставил, а сама сидела в
сторонке, в углу.
следили за движениями ее рук. Грегор, привлеченный игрой, отважился
продвинуться немного дальше обычного, и голова его была уже в гостиной. Он
почти не удивлялся тому, что в последнее время стал от-носиться к другим не
очень-то чутко; прежде эта чуткость была его гордостью. А между тем именно
теперь у него было больше, чем когда-либо, оснований прятаться, ибо из-за
пыли, лежавшей повсюду в его комнате и при малейшем движении поднимавшейся,
он и сам тоже был весь покрыт пылью; на спине и на боках он таскал с собой
нитки, во-лосы, остатки еды; слишком велико было его равнодушие ко всему,
чтобы ложиться, как прежде, по нескольку раз в день на спину и чиститься о
ковер. Но, несмотря на свой неопрятный вид, он не побоялся продвинуться
вперед по сверкающему полу гостиной.
поглощены игрой на скрипке, а жильцы, ко-торые сначала, засунув руки в
карманы брюк, стали у са-мого пюпитра сестры, откуда все они заглядывали в
ноты, что, несомненно, мешало сестре, отошли вскоре, вполголоса
переговариваясь и опустив головы, к окну, куда и бросал теперь озабоченные
взгляды отец. Было и впрямь похоже на то, что они обманулись в своей надежде
послушать хо-рошую, интересную игру на скрипке, что все это представ-ление
им наскучило и они уже лишь из вежливости поступались своим покоем. Особенно
свидетельствовало об их большой нервозности то, как они выпускали вверх из
ноздрей и изо рта дым сигар. А сестра играла так хорошо! Ее лицо склонилось
набок, внимательно и печально следовал ее взгляд за нотными знаками. Грегор
прополз еще немного вперед и прижался головой к полу, чтобы полу-чить
возможность встретиться с ней глазами. Был ли он животным, если музыка так
волновала его? Ему казалось, что перед ним открывается путь к желанной,
неведомой пище. Он был полон решимости пробраться к сестре и, дернув ее за
юбку, дать ей понять, чтобы она прошла со своей скрипкой в его комнату, ибо
здесь никто не оценит ее игры так, как оценит эту игру он. Он решил не
выпу-скать больше сестру из своей комнаты, по крайней мере до тех пор,
покуда он жив; пусть ужасная его внешность сослужит ему наконец службу; ему
хотелось, появляясь у всех дверей своей комнаты одновременно, шипеньем
от-пугивать всякого, кто подступится к ним; но сестра должна остаться у него
не по принуждению, а добровольно; пусть она сядет рядом с ним на диван и
склонит к нему ухо, и тогда он поведает ей, что был твердо намерен
определить ее в консерваторию и что об этом, не случись такого не-счастья,
он еще в прошлое рождество -- ведь рождество, наверно, уже прошло? -- всем
заявил бы, не боясь ничьих и никаких возражений. После этих слов сестра,
растрогавшись, заплакала бы, а Грегор поднялся бы к ее плечу и поцеловал бы
ее в шею, которую она, как поступила на службу, не закрывала ни воротниками,
ни лентами.
слов, указал пальцем на медленно продвигавшегося вперед Грегора. Скрипка
умолкла, средний жилец сначала улыбнулся, сделав знак головой друзь-ям, а
потом снова взглянул на Грегора. Отец, по-видимому, счел более необходимым,
чем прогонять Грегора, успо-коить сначала жильцов, хотя те вовсе не
волновались и Грегор занимал их, казалось, больше, нежели игра на скрипке.
Отец поспешил к ним, стараясь своими широко разведенными руками оттеснить
жильцов в их комнату и одновременно заслонить от их глаз Грегора своим
туловищем. Теперь они и в самом. деле начали сердиться -- то ли из-за
поведения отца, то ли обнаружив, что жили, не подозревая о том, с таким
соседом, как Грегор. Они тре-бовали от отца объяснений, поднимали в свою
очередь руки, теребили бороды и лишь медленно отступали к своей комнате.
Между тем сестра преодолела растерянность, в которую впала оттого, что так
внезапно прервали ее игру; несколько мгновений она держала в бессильно
повисших руках смычок и скрипку и, словно продолжая играть, по-прежнему
глядела на ноты, а потом вдруг встрепенулась и, положив инструмент на колени
матери -- та все еще сидела на своем стуле, пытаясь преодолеть приступ
удушья глу-бокими вздохами,-- побежала в смежную комнату, к которой под
натиском отца быстро приближались жильцы. Видно было, как под опытными
руками сестры взлетают и укладываются одеяла и пуховики на кроватях. Прежде
чем жильцы достигли своей комнаты, сестра кончила сте-лить постели и
выскользнула оттуда. Отцом, видимо, снова настолько овладело его упрямство,
что он забыл о всякой почтительности, с которой как-никак обязан был
отно-ситься к своим жильцам. Он все оттеснял и оттеснял их, покуда уже в
дверях комнаты средний жилец не топнул громко ногой и не остановил этим
отца.
также мать и сестру,-- что ввиду мерз-ких порядков, царящих в этой квартире
и в этой семье,-- тут он решительно плюнул на пол,-- я наотрез отказы-ваюсь
от комнаты. Разумеется, я ни гроша не заплачу и за те дни, что я здесь
прожил, напротив, я еще подумаю, не предъявить ли мне вам каких-либо
претензий, смею вас заверить, вполне обоснованных.
действительно, оба его друга тотчас же подали голос:
взгляда можно было подумать, что он расположился, как обычно, вздремнуть, но
по тому, как сильно и словно бы неудержимо качалась у него голо-ва, видно
было, что он вовсе не спал. Грегор все время не-подвижно лежал на том месте,
где его застигли жильцы. Разочарованный неудачей своего плана, а может быть,
и от слабости после долгого голодания, он совсем утратил способность
двигаться. Он не сомневался, что с минуты на минуту на него обрушится
всеобщее негодование, и ждал. Его не вспугнула даже скрипка, которая,
выскользнув из дрожащих пальцев матери, упала с ее колен и издала гул-кий
звук.
вниманию, рукою по столу,-- так жить дальше нельзя. Если вы этого, может
быть, не понимаете, то я это понимаю. Я не стану произносить при этом
чудовище имя моего брата и скажу только: мы должны попытаться из-бавиться от
него. Мы сделали все, что было в человече-ских силах, мы ухаживали за ним и
терпели его, нас, по-моему, нельзя ни в чем упрекнуть.
задыхалась, начала глухо каш-лять в кулак с безумным выражением глаз.
которого слова сестры навели, казалось, на какие-то более определенные
мысли, выпрямился в кре-сле; он играл своей форменной фуражкой, лежавшей на
столе среди все еще неубранных после ужина тарелок, и время от времени
поглядывал на притихшего Грегора.
только к отцу, ибо мать ничего не слышала за своим кашлем,-- оно вас обоих
погубит, вот увидите. Если так тяжело трудишься, как мы все, невмо-готу еще
и дома сносить эту вечную муку. Я тоже не могу больше.
матери, которое сестра принялась вытирать машинальным движением рук.
отец,-- но что же нам делать?
противоположность прежней ее решимости-- овладела ею, когда она плакала.
нечего и думать.
убежденность сестры в невозможности это-го,-- тогда, может быть, с ним и
удалось бы о чем-то дого-вориться. А так...
выход, отец. Ты должен только избавиться от мысли, что это Грегор. В том-то
и состоит наше несчастье, что мы долго верили в это. Но какой же он Гре-гор?
Будь это Грегор, он давно бы понял, что люди не могут жить вместе с таким
животным, и сам ушел бы. Тогда бы у нас не было брата, но зато мы могли бы
по-прежнему жить и чтить его память. А так это животное преследует нас,
прогоняет жильцов, явно хочет занять всю квартиру и выбросить нас на улицу.
Гляди, отец,-- закри-чала она внезапно,-- он уже опять принимается за свое!
буквально оттолкнувшись от стула, словно предпочитала пожертвовать матерью,
но не оставаться ря-дом с Грегором, и поспешила к отцу, который,
встревожив-шись только из-за ее поведения, тоже встал и протянул навстречу
ей руки, как бы желая ее защитить. .
более сестру. Он просто начал повора-чиваться, чтобы уползти в свою комнату,
а это действи-тельно сразу же бросилось в глаза, потому что из-за
бо-лезненного своего состояния он должен был при трудных поворотах помогать
себе головой, неоднократно поднимая ее и стукаясь ею об пол. Он остановился
и оглянулся. Добрые его намерения, казалось, были распознаны, испуг прошел.
Теперь все смотрели на него молча и грустно. Мать полулежала на стуле,
вытянув ноги, глаза ее были от усталости почти закрыты; отец и сестра сидели
рядом, сестра обняла отца за шею.
работу снова. Он не мог не пыхтеть от напряжения и вынужден был то и дело
отдыхать. Впро-чем, его никто и не торопил, его предоставили самому себе.
Закончив поворот, он сразу же пополз прямо. Он удивил-ся большому
Глуховский Дмитрий
Верещагин Олег
Мороз Александра
Володихин Дмитрий
Фазиль Искандер
Контровский Владимир