алюминиевую ручку для котелка; алюминием не обожжешься, и можно спокойно
снимать котелок с костра. Он выбрал для меня великолепный подержанный
спальник на утином пуху, причем расстегнул молнию и внимательно обследовал
его изнутри. Затем был приобретен новехонький рюкзак, предмет моей гордости.
"Чехол для спальника я тебе дам," - сказал Джефи. Кроме того, я купил
пластиковые очочки от снега, на всякий случай, и новые железнодорожные
перчатки. Я сообразил, что на Рождество все равно поеду домой, на восток, а
там у меня есть подходящие башмаки, иначе купил бы себе такие же итальянские
бутсы, как у Джефи.
приказчик, Джефи протрубил лесорубным голосом: "Вот, снаряжаю друзей, к
Апокалипсису готовимся". Там он выбрал мне прекрасное нейлоновое пончо с
капюшоном: накидывается поверх рюкзака, превращая тебя в огромного
монаха-горбуна, и полностью защищает от дождя. Также превращается в
маленькую палатку и в подстилку под спальный мешок. Я купил полибденовую
бутылку с завинчивающейся крышкой, в которой (сказал я себе) можно брать в
горы мед. Впоследствии я чаще всего использовал ее как флягу для вина, а
когда разбогател - то и для виски. Еще купил пластиковый шейкер, удобная
штука: ложка молочного порошка и немного родниковой воды, и стакан молока
готов. Наконец, накупил всевозможных съестных припасов, как у Джефи. Кроме
шуток, я был полностью снаряжен для Апокалипсиса; если бы той ночью на
Сан-Франциско упала атомная бомба, мне бы оставалось только уйти (если
возможно), и я нигде не пропал бы с полным спально-кухонным комплектом за
спиной. Последним важным приобретением стали котелки, два вместительных
котелка, вкладывающиеся друг в друга, к ним крышка с ручкой, она же
сковородка, жестяные кружки и складные алюминиевые приборы. Джефи подарил
мне еще одну вещь из своего рюкзака, это была обычная столовая ложка, но он
достал плоскогубцы, загнул ручку и сказал: "Видишь, как удобно, если надо
снять котелок с большого огня". Я чувствовал себя новым человеком.
15
плотно упаковал рюкзак, закинул его за плечи и пошел вечерком прогуляться по
Сан-Франциско, просто чтобы почувствовать, каково ходить по ночному городу с
рюкзаком. Весело напевая, шагал я по Мишшен-стрит. Я отправился в скид-роу,
на Третью улицу, выпить кофе с моими любимыми свежими пончиками, и все
бродяги были в восхищении и спрашивали, уж не собрался ли я на поиски урана.
Мне не хотелось распространяться насчет того, что я отправляюсь на поиски
других вещей, неизмеримо более ценных для человечества, чем любая руда, и
пришлось выслушать все их советы: "Слышь, браток, самое лучшее в Колорадию
езжай, только счетчик Гейгера не забудь, станешь миллионером". Каждый
обитатель скид-роу мечтает стать миллионером.
есть уран.
к Рози, повидаться с ней и с Коди. Вид Рози поразил меня, она внезапно и
страшно изменилась: кожа да кости, в вытаращенных глазах застыл ужас.
и попыталась спустить в унитаз у себя на работе, а список был длинный и
застрял, послали за сантехником, а сантехник, говорит, был в форме, это был
полицейский, он отнес список в полицию, и теперь нас всех арестуют. Просто
сошла с ума, и все. - Коди был мой старый приятель, много лет назад я жил у
него в Сан-Франциско на чердаке, старый верный друг.
удалось. Я беспокоюсь за нее. Не последишь за ней, а то мне в ночь на
работу?
сказано, "до самого последнего из них..."
выполнять некоторые обязанности.
довез меня до кафе на Ван-Несс, там я купил на его деньги бутербродов для
Рози и один пошел обратно, чтобы уговорить ее поесть. Она сидела на кухне и
таращилась на меня.
Теперь они знают о тебе все.
мне. Обо всех, кто зависает в "Плейсе". Завтра нас всех арестуют, а может, и
раньше. - В абсолютном ужасе она взглянула на дверь.
революция.
насколько серьезно положение; мы с Коди действительно потеряли чутье, уже по
рукам ее можно было догадаться, как далеко она зашла. - Послушай, - начал я,
но она не желала слушать.
огромных искренних глаз, пытаясь безумной телепатией заставить меня
поверить, что говорит чистую правду. Она стояла посреди кухоньки: костлявые
руки умоляюще сложены, ноги напряжены, рыжие волосы в мелких кудряшках, -
трепеща, вздрагивая, время от времени закрывая лицо руками.
чувствовал, пытаясь растолковать Дхарму другим людям: Альве, матери,
родственникам, подругам, всем; они никогда не слушали, они всегда хотели,
чтобы я слушал их, они знали все, а я - ничего, я был для них просто глупый
молодой человек, непрактичный дурак, не понимающий смысла и значения этого
очень важного, очень реального мира.
неделями, а может быть, годами, пока не выяснят все наши преступления и
прегрешения, это целая сеть, она раскинута повсюду, в конце концов арестуют
весь Норт-Бич и даже весь Гринвич-Виллидж, потом Париж, потом арестуют
вообще всех, ты не понимаешь, это только начало. - Она дергалась на каждый
звук в коридоре, воображая, что это полиция.
меня своими глазищами, гипнотизируя, едва не заставляя поверить в свою
правоту, настолько сама она была уверена в этих фантазиях. - Откуда ты все
это взяла, пойми ты, ведь жизнь - только сон, расслабься и радуйся Богу, Бог
- это ты, дуреха!
примерно наказаны. Все только начинается. Тут замешана Россия, хотя они
никогда не признаются... И я слышала что-то о солнечных лучах и о том, что
происходит, когда мы засыпаем. Ах, Рэй, мир никогда уже не будет прежним!
не напугаешь, и вообще не хочу больше слышать ни слова. - Рассердившись, я
вышел, сходил за вином, встретил Ковбоя и еще кой-кого из музыкантов, и
вернулся с компанией - следить за Рози. - Выпей вина, может, ума наберешься.
желудок и сушит мозги. С тобой вообще плохо дело, ты ничего не чувствуешь,
не понимаешь, что происходит!
казалось, стало получше, она лежала на кушетке, болтала с нами, даже
посмеялась немножко, ела бутерброды и пила чай, который я заварил для нее.
Музыканты ушли, я лег спать на кухне в новом спальном мешке. Но когда ночью
вернулся Коди, а я ушел, она выбралась, пока он спал, на крышу, разбила
слуховое окошко, чтобы осколками перерезать вены, и сидела там на рассвете,
истекая кровью; сосед заметил ее, вызвал полицию, полицейские полезли на
крышу помочь ей, тут-то все и случилось: она увидела, что пришла страшная
полиция всех нас арестовать, и побежала к краю крыши. Молодой полицейский,
ирландец, в невероятном прыжке успел схватить ее за халат, но она вырвалась
и, голая, упала на тротуар с шестого этажа. На первом этаже музыканты,
которые всю ночь крутили пластинки и разговаривали, услышали глухой стук.
Выглянув из окна, они увидели ужасную картину. "Так обломались, какое уж там
веселье". Задернули занавески и тряслись. Коди спал... На следующий день,
когда я узнал обо всем, увидел в газете фото с распластанным крестом на том
месте, где она приземлилась, - одна из мыслей была: "Если бы она послушала
меня... Неужели я говорил так глупо? Неужели мои идеи такие дурацкие,
идиотские, детские? Не пора ли воплотить в жизнь то, в чем я уверен?"
покинуть этот город невежества и неведения, каким является любой современный
город. Распрощавшись с Джефи и другими, я вскочил в товарняк и поехал вниз
по побережью, в Лос-Анджелес. Бедная Рози - она была абсолютно уверена в
реальности мира, в реальности страха, - что же реально теперь? "По крайней
мере, - думал я, - теперь, на небесах, теперь она знает".