эвкалиптами - не под розовым кустом, где днем все было залито солнцем;
хорошо было отдохнуть в тени. Как-то вечером, глядя на верхушки этих
высоченных деревьев, я стал замечать, что верхние веточки с листьями
совершают какой-то трогательно-счастливый танец, словно радуются, что им
досталась именно верхушка, а дерево всем своим шумным лепечущим опытом
раскачивается под ними, диктуя им каждое трепетание танца, огромного,
общинного, таинственного танца необходимости, и, плавая в пустоте, они
вытанцовывают смысл всего дерева. Я заметил, как листья совсем
по-человечески кланяются, и выпрямляются, и покачиваются из стороны в
сторону. Безумное, но прекрасное видение. В другой раз под этим деревом мне
пригрезился пурпурный трон, весь раззолоченный, а на троне некто вроде Папы
или Патриарха Вечности, и где-то тут же Рози; в тот момент у нас был Коди,
трепался с кем-то в хижине, и мне почудилось, что он тоже там, слева от
трона, как некий архангел, - но, открыв глаза, я понял, что это просто
солнце било мне в закрытые веки. И этот колибри, лазоревый крошка, не больше
стрекозы, каждый день со свистом пикировал на меня, обычно по утрам, явно
здороваясь, и я всегда приветствовал его в ответ. Под конец он уже стал
зависать у открытого окна домика, трепеща неистовыми крылышками, глядя на
меня своими бусинками, потом порх - и улетает. Ах, этот калифорнийский
птичий человечек...
острым, как шляпная булавка. Еще в подполе под хижиной водилась старая
крыса, так что на ночь дверь лучше было держать закрытой. Кроме того, я
очень дружил с муравьями: колония муравьев все стремилась забраться в хижину
и найти мед ("Муравьи, муравьи, идите к нам за ме-дом!" - пел у нас однажды
маленький мальчик), а я пошел к муравейнику и провел оттуда медовую дорожку
в сад, то-то радости было, открылась медовая жила на целую неделю. Я даже
опустился на колени и разговаривал с муравьями. Вокруг домика росли чудесные
цветы, красные, лиловые, розовые, белые, мы составляли из них букеты, но
самый лучший букет Джефи сделал из сосновых шишек и веточки с иголками.
Просто, как вся его жизнь. Он вваливался в домик с пилой, видел меня и
удивлялся:
китайские мальчики: глаза-щелки, рот до ушей. Иногда он бывал очень мною
доволен.
в нем души не чаяли и втайне ревновали к его любимой куколке - Сайке. На
следующие выходные она приехала, действительно хорошенькая - джинсики, белый
воротничок поверх черного свитера, нежное тельце и личико. Джефи признался
мне, что и сам немножко влюблен. Но тут были свои сложности: чтобы затащить
в постель, ему надо было ее напоить, а начав пить, она не могла
остановиться. Джефи приготовил "сламгальон" для нас троих, потом мы
попросили у Шона его драндулет и отъехали миль на сто по побережью, где на
пустынном пляже собирали мидии прямо с мокрых камней и пекли на углях
большого костра, забросав их водорослями. Мы пили вино и ели хлеб с сыром, и
целый день Сайке, в джинсах и свитере, лежала на животе, не говоря ни слова.
Лишь однажды вскинула голубые глазки и говорит:
кино, все из однородного материала и никому не принадлежит, это и есть все.
насвистывая "Стеллу" Стэна Гетца, а впереди шли две красивых девушки с
парнями, и одна из них, обернувшись, произнесла: "Свинг". В береговых скалах
были естественные пещеры, как-то Джефи привез сюда кучу народу, и все
плясали нагишом у костров.
мыли пол, трезвые маленькие бродяжки, убирающие крохотный храм. У меня еще
были остатки осеннего гранта, в туристских чеках, я взял один из них, сходил
в магазин на шоссе и накупил муки, овсянки, сахара, мелиссы, меда, соли,
перца, лука, риса, сухого молока, хлеба, бобов, гороха, картошки, моркови,
капусты, салата, кофе, больших деревянных спичек для плиты, еле дотащил,
плюс полгаллона красного портвейна. Скромный шкафчик для скудных припасов
внезапно оказался нагружен страшным количеством еды. "Куда ж мы теперь все
это денем? Придется скармливать бхикку".
прошлогодний приятель, и отсыпался дня по три, собираясь с силами для нового
загула по Норт-Бичу и в "Плейсе". Я подавал ему завтрак в постель.
тогда я брал маисовую муку, смешивал с рубленым луком, солью и водой и пек
на раскаленной сковородке маленькие лепешки, снабжая всю компанию вкуснейшим
горячим к чаю. Год назад я бросал монетки, гадая по китайской Книге Перемен,
и вышло: "Будешь кормить других". Вот я и стоял целый день у плиты.
вопрошал я, указывая во двор.
продолжал я.
всегда стояла на плите целая кастрюлька кофе.
думая, что домик нежилой. Однажды вечером они подкрались к двери, а у нас
тогда жила черная кошечка. Только они собрались открыть дверь, как я
распахнул ее изнутри, с черной кошкой на руках, и говорю загробным басом: "Я
привидение".
их как ветром сдуло. Больше они никогда не приходили кидаться камнями -
наверняка решили, что я колдун.
26
проводы. Он должен был отплыть на японском торговом судне. Предстояла
грандиознейшая пьянка всех времен и народов - шоновская гостиная с
проигрывателем выплеснется во двор с костром, затопит холм по верхушку и
даже выше. Нам с Джефи к тому времени уже порядком насточертели все эти
вечеринки, так что проводов мы ожидали без особой радости. Но приехать
должны были все: и все его девицы, в том числе Сайке, и поэт Какоутес, и
Кофлин, и Альва, и Принцесса со своим новым дружком, и даже директор
Буддистской ассоциации с женой и сыновьями, и даже отец Джефи, и, конечно,
Бад, и разнообразные никому не ведомые парочки со всех концов, с вином, едой
и гитарами. Джефи сказал:
вечеринки рванем в горы, они-то, небось, несколько дней будут гулять, а мы с
тобой возьмем рюкзаки и свалим куда-нибудь на Портреро-Медоуз или
Лорел-Делл.
Свадьбу собирались играть у отца в Милл-Вэлли, куча гостей и все такое по
полной программе. Дремотные сумерки, мы сидим себе в домике, тут она
появляется на пороге - симпатичная худенькая блондинка, со своим хорошо
одетым чикагским женихом, видным таким парнем. "Ура!" - заорал Джефи,
вскочил и бросился на нее с поцелуями и объятиями, на что она отвечала с
искренней радостью. А как они разговаривали!
севере это делается так" - плеснул в огонь слишком много керосина, отбежал в
сторону и ждал, как проказливый мальчишка, пока - бумм! - не громыхнул в
трубе гулкий взрыв, так что аж домик тряхнуло. Потом он стал спрашивать
несчастного жениха: "Ну что, какие ты знаешь хорошие позы для первой брачной
ночи?" Бедняга только что отслужил в Бирме и пытался рассказывать про Бирму,
но ему не удавалось вставить ни слова. Джефи страшно злился и не на шутку
ревновал. Получив приглашение на шикарную свадьбу, он спросил:
органная музыка из проигрывателя, и все утирают глаза платочками, потому что
невеста такая красивая! Что ж ты, Рода, поддалась на все эти мелкобуржуазные