звуки подготовки к большому приему. "О Господи, общительность - просто
широкая улыбка, а широкая улыбка - всего лишь зубы; хотел бы я остаться
здесь, наверху, в добре и покое". Но кто-то принес вина, и это меня
расшевелило.
гигантский костер. Майская ночь выдалась ясной, звездной, теплой. Пришли
все. Вскоре, как обычно, вечеринка явно разделилась на три части. Я в
основном сидел в гостиной, где крутили пластинки Кэла Чайдера и танцевало
много девиц, а мы с Бадом и Шоном барабанили по перевернутым кастрюлям и
жестянкам; иногда к нам присоединялся Альва со своим новым приятелем
Джорджем.
Шоном длинных бревнах, а на доске было накрыто угощение, достойное короля и
его голодной свиты. Здесь, у костра, вдали от исступленных барабанов
гостиной, Какоутес вел с местными остряками беседы о поэзии, примерно в
следующих тонах:
"мерседес-бенце" по всяким коктейль-парти в Чеви Чейз и у Иглы Клеопатры,
О.О.Даулера возят по Лонг-Айленду в лимузинах, а летом он разоряется на
Сент-Марк-Плейс, Таф Шит Шорт, увы, наконец-то стал щеголем Сэвайл-Роу, в
котелке и жилетке, а про Омара Тотта и говорить нечего. Альберт Лоу
Ливингстон знай раздает автографы на экземплярах своих романов да шлет
рождественские открытки Саре Воан; Ариадне Джонс докучает компания "Форд";
Леонтина МакДжи говорит, что уже стара, кто же остается?
дворика, являются Доктор Мьюжл, который сейчас, наверное, бормочет, задернув
занавески, у себя в гостиной, и Ди Сэмпсон, но он слишком богат. Остается
кто? - наш дорогой Джефи, который отбывает в Японию, наш завывающий друг
Голдбук и мистер Кофлин, известный остроумец. Ей-Богу, единственный здесь
нормальный поэт - это я. У меня, по крайней мере, честное анархистское
прошлое. Я хоть, по крайней мере, что-то в жизни видел, я прошел огонь, воду
и медные трубы и знаю, что такое протест. - Он разгладил усы.
ничего сказать не могу. - (В сторону, ухмыляясь: "Он всегда слишком пьян".)
отшибе, листая комиксы "Псих" и новый журнал под названием "Хип", и скоро
ушел, заметив: "Сосиски слишком тонки, как вы полагаете - знак ли это
времени, или Армор и Свифт используют бродячих мексиканцев?" Никто не
говорил с ним, кроме меня и Джефи. Жаль, что он так рано ушел, как всегда
неуловимый, как призрак. Причем по случаю торжества он приоделся, пришел в
новом коричневом костюме, - а потом вдруг раз, и ушел.
ускользали парочки в поисках уединения, или просто поднимались небольшие
компании с вином и гитарами, чтоб устроить у нас в хижине сепаратную пьянку.
плотненький коротышка, очень похожий на Джефи, слегка лысеющий, но весьма
энергичный, такой же заводной, как сын. Он тут же пустился плясать бешеную
мамбу с девчонками, под мой неистовый аккомпанемент на жестянках.
"Давай-давай!" Отчаянный танцор, каких мало: как он клонился назад, до
последнего, чуть не падая, вихляя бедрами, потный, усердный, улыбающийся,
довольный, - в жизни не видал такого безумного папаши. Только что он
испортил на дочкиной свадьбе всю музыку, ворвавшись на чинную лужайку на
четвереньках, в тигровой шкуре, с лаем кусая дамочек за пятки. Теперь он
схватил длинную девицу, футов шести росту, по имени Джейн, крутил ее и
вертел и едва не опрокинул книжный шкаф. Джефи, сияющий, бродил от одной
компании к другой с большой бутылкой вина. Постепенно гостиная перетянула
костровую группировку, и вот уже Сайке лихо отплясывала с Джефи, потом
подскочил Шон и закружил ее, да так, что она хлопнулась якобы в обморок
прямо на нас с Бадом - мы сидели на полу и барабанили (мы с Бадом, как
всегда без девушек, невозмутимые) - и секунду спала у нас на коленях. Мы же,
как ни в чем не бывало, попыхивали трубками и лупили по кастрюлям. Полли
Уитмор хлопотала на кухне, помогая Кристине, и даже сама испекла вкуснейшее
печенье. Я видел, что она одинока, потому что Сайке здесь, и Джефи не с ней,
и я подошел и обнял ее за талию, но она посмотрела на меня с таким ужасом,
что я не стал продолжать. Кажется, она меня боялась. Была и Принцесса со
своим новым парнем, и тоже дулась в углу.
сидел Артур Уэйн - в хорошем костюме, при галстуке, я подошел и спросил его:
или сны, или не игры и не сны?
здоровался за руку и беседовал, коктейль-парти, да и только. Тем временем
события развивались. Я сам пустился в танец с высокой девицей. Плясала она
отчаянно. Я хотел утащить ее на холм, прихватив бутылочку, но она была с
мужем. Позже явился какой-то сумасшедший цветной парень, игравший, как на
бонгах, на собственной голове, щеках, губах и груди, он лупил себя что есть
силы и извлекал весьма громкие звуки, причем это был настоящий бит. Все были
в восторге и сочли его бодхисаттвой.
что у нас тут творится. Вдруг смотрю - Альва с Джорджем расхаживают нагишом.
Артур Уэйн стояли у костра с этой парой голых сумасшедших и вели с ними
вежливую, серьезную беседу о мировых проблемах. Наконец разделся и Джефи и
продолжал бродить со своей бутылкой, уже голышом. Поймав взгляд кого-нибудь
из своих девиц, он с диким ревом бросался на нее, и девица с писком вылетала
из комнаты. Полное безумие. Интересно: что, если бы полицейские из
Корте-Мадера прознали о наших безобразиях и приехали разбираться? Костер
яркий, с дороги прекрасно видно все, что делается во дворе. И все равно, как
ни странно, ничего особенного не было в этом зрелище: костер, угощение на
доске, люди играют на гитарах, качаются на ветру густые деревья, и среди
всех расхаживают несколько голых.
длинная, с которой мы танцевали? - Настоящий папаша для бродяги Дхармы, то,
что надо. В молодости ему круто пришлось в Орегоне - кормить целое семейство
в выстроенной своими руками хижине, убиваться, выращивая урожай на
беспощадной жесткой земле, пережидать холодные зимы. Ныне он стал
преуспевающим малярным подрядчиком, обзавелся одним из лучших домов в
Милл-Вэлли и содержал свою сестру. Мать Джефи жила на севере, одна, в
меблированных комнатах. Джефи собирался позаботиться о ней по возвращении из
Японии. Я видел одинокое письмо от нее. Джефи сказал, что его родители
развелись окончательно и бесповоротно, но, вернувшись из монастыря, он
попробует как-то помочь матери. Он не любил о ней говорить, а отец, конечно,
вообще не упоминал ее. Но отец мне нравился, мне нравилось, как он плясал,
неистовый, потный, как спокойно относился к эксцентричным выходкам других
гостей - пусть каждый делает, что хочет - и уехал домой около полуночи,
проплясав вниз к своей машине под дождем бросаемых цветов.
гитарой, перебирая струны, рокоча блюзовыми аккордами, иногда наигрывая
фламенко, а в три часа ночи, когда все уже угомонились, они с женой засыпали
во дворе в спальных мешках, и я слышал, как они дурачились в траве.
"Потанцуем?" - предлагала она. "Уймись же ты, дай поспать," - отвечал он.
холм, почтить его чистые простыни. Я видел, как он, шатаясь, поднимается в
гору, праздник кончился.
слышал, как она пыталась развернуться на узкой дороге, но съехала задними
колесами в кювет и не смогла выбраться, поэтому ей все равно пришлось
ночевать у Кристины, на полу. Наверху в хижине тоже весь пол был занят: там
устроились и Бад, и Кофлин, и Альва, и Джордж, завернувшись в разнообразные
одеяла и спальные мешки. Расстилая свой спальник на мягкой траве, я подумал,
что устроился лучше всех. Вот и закончился праздник, все свое отвизжали,
отпели, отбарабанили, а толку? Развлекаясь своей бутылочкой, я принялся петь
в ночи. Ослепительно сияли звезды.
крикнул Кофлин из домика, заслышав мое пение.
завывать длинные стихи. Наконец Бад принялся серьезно излагать свои новые
идеи. То есть у нас начался как бы новый виток. "Пошли вниз, посмотрим, не
осталось ли девчонок!" - я спустился, вернее, скатился с холма и опять
попытался затащить наверх Сайке, но она валялась на полу в полном
бесчувствии. Угли большого костра были все еще раскалены докрасна. Шон
Контровский Владимир
Бажанов Олег
Каменистый Артем
Лукин Евгений
Каргалов Вадим
Ильин Андрей