Евгений Козловский
Киносценарии и повести.
ВОДОВОЗОВЪ & СЫНЪ
ОЛЕ В АЛЬБОМ
ГРЕХ
КВАРТИРА
КАК ЖУЕТЕ, КАРАСИ?..
ГУВЕРНАНТКА
Я ОБЕЩАЛА, И Я УЙДУ...
МАЛЕНЬКИЙ БЕЛЫЙ ГОЛУБЬ МИРА
Я боюсь утечки газа...
ГОЛОС АМЕРИКИ
ЧЕТЫРЕ ЛИСТА ФАНЕРЫ
Ангел сказал: не поднимай руки твоей на отрока и не делай над ним
ничего; ибо теперь Я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына
твоего, единственного твоего, для Меня.
тот, о котором я мечтал вот уже лет десять - не паровой на угольной пы-
ли, с полным сгоранием, не керамический, который в прошлом, кажется, го-
ду начали выпускать японцы, хотя первым придумал его, конечно, я, а
обычный карбюраторный, правда, мощный и отлично отлаженный - заурчал,
заработал, готовый плавно снять логово с места и медленно двинуть его
рядом с капитаном Голубчик: она вот-вот должна была появиться в высоких
двустворчатых дверях ОВИРа, забранных матовыми, переплетенными в своей
толще проволокой стеклами. Третью неделю поджидал я капитана на этом
месте, третью неделю провожал по извилистым, один переходящим в другой
переулками до перекрестка, но не дальше: там она всегда сворачивала на-
лево, к метро, а я за нею следовать не мог: белая стрела внутри ги-
гантского горящего голубого круга беспрекословно указывала в противопо-
ложную сторону. Оставить же логово и пойти за капитаном пешком не имело
смысла: в густой вечерней московской толпе, в самом центре столицы, по-
хищение без помощи автомобиля не удалось бы ни в жизнь.
что наберусь однажды храбрости и попробую взять капитана еще в переулке,
битком набитом топтунами и расходящимися по домам ее коллегами, то ли -
что она сама обратит, наконец, на меня внимание, возмутится, потребует
объяснений, заведет разговор, то ли - что свернет вдруг направо, в раз-
решенную для нас с логовом сторону. Во всяком случае, терять мне было
нечего, свободного времени - хоть отбавляй, а дело мое с места не трога-
лось, разве назад, и я не сумел выдумать другого способа себе помочь,
кроме как похитить Голубчик, отвезти ее на крившинскую дачу, связать,
запугать, потребовать, а если все же откажет - достать из бардачка
скальпель и аккуратно перерезать ей горло. После этого дело мое переда-
дут кому-то другому и оно, наконец, решится. А труп закопать в клубнич-
ную грядку.
секла переулочек и двинулась по тротуару в сторону роковой стрелы. Чело-
век пять или шесть отказников сопровождали капитана, и на их лицах озна-
чена была мольба: остановись на мгновенье! взгляни на наши измученные
жидовские морды! выслушай нас! вы ведь люди, хоть и изменники родины, и
в каждом заключен пусть плохонький, пусть гниловатый, пархатый, недос-
тойный Твоего, Капитанского, но космос! Капитан Голубчик, статная,
стройная, сильная, белокурая, с высокой грудью, теснящейся под нежным
коричневым бархатом югославской дубленки, плыла, помахивая сумочкою, и
словно распространяла вокруг себя некое силовое поле недосягаемости, пе-
ремещающийся меловой круг Хомы Брута, и вся эта жидовская нечисть не
смела переступить черту, плелась в хвосте и жалобно, заискивающе глядела
вслед капитану, отставая и рассеиваясь во тьме Колпачного переулка.
приближались к нам; вот и горящий голубой круг, отмеченный боковым зре-
нием, выплыл из-за излома шестиэтажного здания - пока еще маленький и не
грозный, но обещающий в считанные секунды вырасти до подавляющих разме-
ров - и тогда, раздраженный бессмысленными этими провожаниями, я решил -
будь что будет! - не глядеть на круг, а просто повернуть навстречу гус-
тому потоку машин улицы одностороннего движения - наши ноги! и челюсти!
быстры! Почему же, Вожак, дай ответ! - мы затравленно! мчимся на выст-
рел! и не пробуем! через! запрет?! - круто заложил руль налево и прида-
вил акселератор.
Нога непроизвольно дернулась к тормозу, но я не разрешил ей трусливого
движения и, не сводя с капитана Голубчик глаз, продолжал путь. Всем те-
лом я ждал удара, но в мозгу торжествующе вертелось: я из повиновения
вышел! за флажки! жажда жизни сильней! Капитан остановилась - остановил-
ся и я - и впервые за три недели посмотрела на логово. Это уже было по-
ловиною победы. Нас обступил народ, милиция - только сзади! я радостно
слышал! удивленные крики-и-и-и-и-и-и! людей! - чьи-то пальцы тянулись к
дверным ручкам, грозили кулаки, монтировка мелькала над лобовым стеклом
- и вдруг по мановению шуйцы Голубчик все стихло и успокоилось. Сквозь
расступающуюся толпу капитан обошла логово (двигатель дал нелогичный,
необъяснимый сбой; кто-то услужливо распахнул дверцу) и оказалась на си-
деньи: я слышал ее дыхание, бархат дубленки цепко касался правого моего
рукава. Поехали, сказала желанная пассажирка. Ты заслужил. Разворачивай-
ся и поехали, - и я, врубив передачу, тронул с места в вираже так, что
только взвизгнули правые колеса, и логово по дороге, расчищенной проб-
кою, стрелою понесло нас вперед, вдаль, в сторону Разгуляя.
вальной дверцею которого гласила: Пионерский клуб Факел, я по команде
капитана заглушил двигатель. Голубчик протянула руку ладошкою кверху и
нежно, даже, пожалуй, застенчиво сказала: Настя. А как зовут тебя? Да вы
ж знаете! не выдержал я. Вы ж тысячу раз читали мои анкеты и характерис-
тики, вы ж трижды принимали меня в своем кабинете! но капитан Голубчик,
как бы ничего и не слыша, досконально, как магнитофон, копируя собствен-
ную интонацию и не отнимая руки, повторила: Настя. А как зовут тебя?
делить как фантастическую, если упустить из виду время, на какое она
пришлась, время, наделившее не менее фантастическими биографиями добрую
долю поколения Дмитрия Трофимовича. Младший совладелец известной русской
самокатно-автомобильной фирмы "Водовозовъ и Сынъ", инженер, учившийся в
России, Германии, Бельгии, а позже прошедший стажировку на заводе
"Renault", боевой офицер русской армии, кавалер двух, одного из них -
солдатского - георгиев, начавший военную карьеру в июле четырнадцатого
консультантом по водовозовским броневикам и окончивший ее на Дону, в ар-
мии Антона Ивановича Деникина, эмигрировавший с остатками последней,
оказавшийся в Париже! Надо думать, именно относительная жизненная устро-
енность в эмиграции - у Renault помещались кой-какие капиталы водово-
зовской фирмы, да и инженером Дмитрий Трофимович был действительно
дельным, так что работал не из милости и имел неплохие деньги - высвобо-
дила время и душевные силы на чтение Карамзина, Ключевского и Соловьева,
на размышления о судьбах России и ее (его, Водовозова) народа и, глав-
ное, на тоску по ностальгическим березкам - роскошь, какую многие водо-
возовские однополчане, выбивающиеся из сил ради куска хлеба, озлоблен-
ные, позволить себе не могли. Водовозова же березки, вопреки многочис-
ленным свидетельствам и предостережениям, привели в конце концов к две-
рям советского посольства - как раз разворачивалась широкая кампания за
возвращение - и сквозь дубовые эти двери замаячила Родина.
под жидами, торгующими ею, не мог русский могучий дух не сбросить с себя
чужеродное иго, не окрепнуть в испытаниях, не отмести с дороги ленивую
шваль, голытьбу, шпану, которая так нагло и бездарно хозяйничала в во-
семнадцатом на водовозовском заводе. Не своего завода было Дмитрию Тро-
фимовичу жалко, то есть, не было жалко как именно своего - грусть, боль
и пустота отчаяния появлялись в душе от этой вот бездарности и бестол-
ковщины - боль врожденная, возникающая рефлекторно при виде того, как
люди разрушают более или менее совершенные создания мысли и рук - хоть
бы даже заводную какую-нибудь куклу или бессмысленную хрустальную вазу.
И гибель отца в чекистском подвале, и голодную смерть матери, и
собственные мытарства - все прощал Водовозов Родине: сами, сами виноваты
они были перед народом за долгую его тьму, нищету и невежество, за подс-
пудно копящуюся злобу, - и тем, может, более виноваты, что совсем недав-
но изо тьмы этой и нищеты выбились: всего лишь Дмитрия Трофимовича дед,
которого внук хорошо помнил, больше полужизни пробыл в крепостном состо-
янии и только за год до шестьдесят первого выкупился на волю; а после,
когда ставил велосипедное свое дело, не иначе, как очень крепко народ
Березин Федор
Распопов Дмитрий
Панов Вадим
Эриксон Стивен
Шилова Юлия
Березин Федор