не стану пока рассеивать. Давайте повернем вопрос так: вы окончили три
курса юридического!
побитый молью анекдот.
и в стране журналист. Ваша последняя статья в "Огоньке"!
миться с нашей работой, допустить вас до самых, так сказать, последних
наших секретов!
колько и разгорелись.
глаза.
ешь. Ну есть, есть у нас в этом свой интерес! Который, впрочем, нимало
не ущемит вашу независимость. У нас и впрямь масса бездарностей, непро-
фессионалов. Мы и впрямь заслужили самые серьезные нарекания. Так вот:
единственное условие, которое я хотел бы вам поставить: вы будете писать
про работу самого талантливого, самого порядочного нашего сыщика. Это
вовсе не показуха! Почему, скажем, литературоведы исследуют творчество
Толстого или Блока чаще, чем творчество писателя Пупкина? А вы, журна-
листы, все норовите наоборот!
ции! Блистательной памяти! Абсолютного знания криминального Львова, да,
пожалуй, и Западной Украины в целом! Тончайшего нравственного слуха!
- Тончайшего нравственного слуха? Банальный бабник!
ли сделав вид, что вспомнил. - Прямо, говорите, на опознании?
уже вопроса: вольно - невольно ли, полковник вернул ее в ранневесеннюю
ночь три месяца назад, ночь, когда Алина стала, наконец, взрослой.
лутора годами раньше в какую-то неделю очаровавший ее и увезший из Моск-
вы в свой прекрасный, в свой запущенный Львов, - исчез. Пару дней прож-
дав его сравнительно хладнокровно, Алина начала действовать: обзвонила
больницы и морги, а назавтра и объездила, подняла на ноги милицию и зна-
комых и, выкурив две пачки "Мальборо" (хоть зарплата у него была стан-
дартно-мизерная, мужнины доходы непонятным каким-то образом позволяли ей
позволять себе такую роскошь), выпив гору таблеток и почти полную бутыл-
ку коньяку, едва полузаснула под утро в огромной трехспальной, типа "Ле-
нин с нами", кровати, как заверещал телефон. Тяжелый полусон, впрочем,
отлетел не вдруг, все цеплялся и цеплялся за верещание, придавая ему
разные, но неизменно противные смыслы, которым и по тембру, и по форме,
и по содержанию произнесенного вполне оказался в соответствии голос из
трубки.
ную комнату с пеплом на паласе, переполненными пепельницами, липкими не-
мытыми рюмками, станиолевыми обертками от стандартов таблеток. - При чем
тут милиция? О, Господи! Нашелся, что ли? Живой? Да вы человеческим язы-
ком разговаривать умеете?!
связь, человеческим языком разговаривать умел не очень. Алинин мозг уже
работал, раздраженно и лихорадочно, - тело же все не находило сил сбро-
сить оцепенение и путалось в раскиданных тут и там одеждах. Алина выгля-
нула в окно: впритык к новенькой ее, сверкающей под фонарем "Оке" при-
парковался, не выключив света, не заглушив вонючего, тарахтящего мотора,
желто-синий УАЗик; владелец голоса с сержантскими погонами на плечах
брел к нему, покуривая, от телефонной будки.
грязной ночной лестницы с тусклыми лампочками, горящими через два этажа
на третий; даже не кивнув ментам, вставила ключик в дверку "Оки", но не
успела усесться, как сержант, отщелкнув окурок в сторону урны, но в нее
не попав, подвалил и взял Алину под локоток, чем вызвал у нее летучую
брезгливую гримаску.
ми, Алина так легко не сломалась, не поддалась бы сержанту!
узком каком-то проулке - Алина, хоть и шоферша, давно потеряла ориентиры
- водитель включил дальний, и пятна света запрыгали-заплясали по ка-
ким-то подозрительным заборам, будкам, грудам кирпичных обломков.
гаражей. Возле одного, справа, стоял другой УАЗик, тоже милицейский, ус-
тавясь выносным прожектором в двустворчатые гаражные воротца.
ло, что дело скверно, и скверность эту торопить совсем не хотелось, да и
гордость свою испытывать, потому что эти менты в эту ночь совершенно
очевидно имели твердую установку Алине хамить.
мужская и женская, зябкие, немолодые, одетые черт-те во что, тут же при-
выступили из темноты.
энергии погреть, потеребить мочки пальцами. Лампочка одинокого фонаря
раскачивалась, двигая справа налево, слева направо грязные, подтаявшие
сугробцы.
тором воротцам, распахнул картинно, фокусник фокусником, фрака и чалмы
только недоставало.
женных сиденьях, застыли в объятиях обнаженные мужчина и женщина. Зако-
ченели!
хихикнула: ей забавно показалось, что в один и тот же момент она потеря-
ла мужа сразу в двух смыслах: морально и фактически. Не то что бы она
держала его за святого, но ведь они поженились так сравнительно недавно!
И потом: одно дело - предполагать, подозревать, другое - увидеть! То
есть не труп увидеть - трупы она видела! а измену!
алинину истерику, сказал робко-нейтрально, словно сумасшедшей:
и завороженно наблюдала, как в узком свете переноски доцарапывает мент
свой протокол.
Окисью углерода. Обычное дело. Мотор не выключили, чтоб печка грела.
Притомились! - хмыкнул скабрезно, - и вот: отдохнули. Преступление, как
говорится, и одновременно - наказание.
чувствовала, что ей все-таки не вполне все равно; что будь, к примеру,
рядом с мужем кто-нибудь из общих их семейных знакомых, то есть особа,
которую Алине приходилось принимать дома, разговаривать о женском и об
вообще, угощать чаем и ликером - ей стало бы еще больнее. Смешно!
ванными бортами, вплыла в узкий проезд, огромная легковая машина, амери-
канская, шестидесятых годов: "Паккард" не "Паккард", "Шевроле" не "Шев-
роле". Алина встретила ее взглядом, довела до остановки.
с небольшим.
Ловко вы ее вычислили.
медленно наблюдала, - и, наставив вроде ствола пистолета указательный
палец сперва на одного, потом на другого несчастного любовника, сказал: