Чтение 68–й страницы книги ~Киносценарии и повести (сборник)~

- А я даже очень рада! - сказала Машенька чересчур громко и твердо, с
эдаким вызовом, и потащила Веронику за стол. - Тебя как звать?

- Вероника, - ответила Вероника.

Возникла неловкая пауза, разбавленная восьмикратным боем часов.

- Мент родился, - прокомментировал Никита тишину, но она вдруг снова
нарушилась: на сей раз посторонним шумом с улицы.

Кузьма Егорович привстал, приник к окну.

- Народ обретает права, - пояснил Никита назидательно.

Зазуммерила внутренняя связь. Равиль вскочил, послушал:

- Фургон с продуктами не пропускают. Пикетчики сраные!

- Только по-французски! - произнесла встревоженная Жюли, как бы зак-
линая праздничную атмосферу вернуться.

- Постой! - остановил Кузьма Егорович Равиля. - Сам выйду. - И посе-
товал: - Вот народ! Только за границей и уважают!

- А зачем нам еще продукты? - спросила на ломаном русском Жюли вдо-
гонку мужчинам.

- Про запас, - пояснил Никита. - На случай осады.

За воротами, возле вахты, в сумятице метели, волновался не пикет, а
целый небольшой митинг. Лозунги типа: КРОПАЧЕВ, УЙДИ ПО-ХОРОШЕМУ!, ДАЕШЬ
СОЦИАЛЬНУЮ СПРАВЕДЛИВОСТЬ!, КПСС - РЯД ГЛУХИХ СОГЛАСНЫХ! и аналогичные,
которых много можно набрать из архивов рубежа девяностых, колыхались над
толпою, облепившей большой грузовик-фургон с красными надписями АВАРИЙ-
НАЯ на бортах. Народ волновался, барабанил кулаками и древками плакатов
по стенам фургона.

- Разойдись! - безуспешно пыталась охрана расчистить дорогу грузови-
ку. - Пропустите аварийную!

- Знаем мы ваши аварийные! - кричали из пикета. - Кто ж это КРАСНАЯ
ИКРА напишет?!

- Отдай продукт, Кузьма! Дети голодают!

- Добром отдай!

Кузьма Егорович в шутовском своем белом смокинге, в короткой внакидку
дошке явился на пороге-ступенечке вахты.

- Товарищи! - прокричал. - Товарищи!

Толпа как-то вдруг перестала шевелиться, притихла.

- Заткнись! - шипел один на соседа.

- Гляди, гляди, Сам вышел, - комментировал другой с уважением.

- Тамбовский волк! - только отдельные возгласы из прежних пыжились
вырваться на свободу, но, неуместные в напряженной тишине, гасли, недо-
говоренные, недокрикнутые.

- Товарищи! - сказал Кузьма Егорович спокойнее, почувствовав, что его
слушают. - В резиденции прогнили трубы. Водопровод заливает подвал. Это
же, - кивнул на великолепный особняк прошлого, если не позапрошлого, ве-
ка, - народное достояние. Ваше!

- Ежели наше - чего ж т тут живешь? - спросил кто-то ехидный, и реп-
лика прозвучала уже не так неуместно.

- Вы хотите, чтобы дело рук ваших дедов, ваших прадедов погибло ни за
грош?!

- Заботливый какой, - понеслось в ответ.

- Вот и отдай дедово!

Толпа уже почувствовала, что нормального, искреннего разговора не бу-
дет, и зашумела, загалдела по-прежнему:

- Хватит нае..вать!

- Фургон открывай!

- Показывай водопроводчиков!

- Товарищи! - пытался перекрыть Кузьма Егорович галдеж. - У нас же
правовое государство!

- Прав до х.. - жрать нечего! - выкрикнул из толпы бас!

Равиль стоял позади, поигрывая ятаганом. Вероника с крыльца налади-
лась снимать происходящее, но Жюли, заметив, бросилась, как орлица на
защиту птенца. Завязалась нешуточная борьба, победительницей из которой
вышла все-таки мать. Завладев аппаратом, вскрыла его, вырвала пленку.

- Ему и так тяжело! - сказала. - Шлюха вонючая.

- Это я шлюха?! - изумилась Вероника. - Я?!

Висящий на заборе пикетчик орал тем временем:

- Неделя до Нового Года, а у них елка горит!

- И гусь на столе! - добавил прилипший к щели другой.

- С яблоками? - поинтересовался из толпы кто-то веселый.

- Масонам продались.

- Рождество празднуют.

- Католическое!

- Товарищи, товарищи! - все пытался унять Кузьма Егорович вой, но,
кажется, только подливал в огонь масла. - Мне что, спецназ вызвать? Сами
же провоцируете.

- Ага! Мы и виноватые!

- Всех не перевешаешь! - отвечали ему.

- Открывай фургон, Кузьма! Показывай трубы!

Толпа волновалась уже сильнее критического: вот-вот, чувствовалось,
начнет ломать и крушить. Мент в будке вытащил пистолет, снял с предохра-
нителя.

- А! - сказал вдруг Кузьма Егорович и жестом, каким бросают на стойку
в кабаке последний рубль или - по национальным преданиям - бросали купцы
под ноги цыганке последние десять тысяч, швырнул шубейку. - Ну-ка, Ра-
виль, быстренько! Отворяй фургон!

Равиль спрятал ятаган в ножны и пошел к машине. Вновь притихшая толпа
уважительно давала дорогу. Никита наблюдал серьезно, приподняв Веронику;
та втихую перезаряжала аппарат.

Равиль сорвал пломбу. Ключиком, висевшим на шее, отпер замок. Кузьма
Егорович и сам уже был тут как тут, помогал, отодвигал тяжелые металли-
ческие шпингалеты. Народ смотрел за всем этим с некоторой боязливой ото-
ропью.

Мент спрятал пистолет в кобуру. На порожек-крыльцо подтянулась Жюли.
Кузьма Егорович, едва двери фургона распахнулись, ловким пируэтом взле-
тел внутрь и тут же появился со свиным окороком в руке:

- Ну! налетай, ребята! угощаю! - и протянул копченую ногу в толпу,
которая испуганно отступила, образовав перед фургоном пустой полукруг.

Вилась, посвистывала метель.

- Ну, кто смелый?!

Смелых не оказалось.

Кузьма Егорович размахнулся окороком как спортивным снарядом и метнул
его прямо в толпу:

- Кушайте на здоровье!

- Виртуоз! - шепнула Никите восхищенная Вероника.

Кузьма Егорович то скрывался в недрах, то появлялся в проеме и швырял
в толпу связки колбас и гирлянды сосисок, огромные рыбины и баночки с
икрою, бутылки коньяку и шампанского! Народ постепенно приходил в себя,
подтягивался к фургону. Вот кто-то понахальнее залез к Кузьме Егоровичу
- помогать, вот еще один! Кузьма Егорович оценил, что дело пойдет и без
него, выпрыгнул наружу.

Толпа сильно поредела. Плакатиков видно не было. Одна тень, другая,
третья - сквозь снежную пелену - мелькали с ношами под мышками.

Кузьма Егорович взошел на крыльцо.

- А ну, ребята! - сказал. - У кого есть время - заходи! Отметим Хрис-
товое Рождество, - и обнял Жюли эдаким чисто российским манером (вспых-
нул вероникин блиц). - Принимай гостей, хозяюшка!

Но желающих не нашлось. Или, может, просто со временем у них у всех
было туго: последние пикетчики, нагрузившись, чем осталось, покидали по-
ле боя, оставляя по себе истоптанный снег, пустой фургон да валяющиеся
на земле гневные плакаты, заметаемые метелью!

Милиционер, достававший давеча пистолет, обратился к Равилю, который
провожал взглядом остаточные молекулы разгневанного народа:

- Товарищ майор, можно уйти пораньше? Мне позвонили: в двадцать ча-
сов, ровно, жена сына родила. Тоже в милицию парень пойдет!

Нестарая женщина (хоть и в штатском, а явно военная) и аналогичный
молодой человек мыли на кухне посуду. Двое других парней, доубирающие
разоренный пиром стол, попутно успевали перехватить то рюмочку, то кусо-
чек провизии.

Кузьма Егорович в пижаме шел полутемным коридором. Перед поворотом
воровато огляделся и шагнул к двери, из-под которой выбивалась полоска
света, чуть приоткрыл: Жюли лежала в постели, по складам разбирая пере-
довицу "Правды".

Кузьма Егорович скользнул в комнату и накинул изнутри крючок. Жюли
оценила.

- Кузьма, - сказала по-русски, коверкая слова. - Вы же поставили ус-
ловием воспитывать девочку.

Кузьма Егорович как бы не слышал, а громко дышал и шел на Жюли
страстно, сосредоточенно.

- В вашем положении опасно заводить сомнительные связи, - защебетала
Жюли по-французски, но интонация явно расходилась с буквальным смыслом
произносимого.

Кузьма Егорович столь же страстно и решительно, как шел, взял из рук
гувернантки "Правду" и бросил на пол, потом выключил свет, примостился.

- Но право же, - лопотала Жюли по-французски и нежно. - Я так давно
этого не пробовала! должно быть, разучилась, - а сама Кузьму Егоровича
ласкала.

Метель билась за окном, яркая в пламени ртутного дворового фонаря.
Кузьма Егорович напрягался изо всех сил, но по лицу было видно, что ни-
чего не получается. Скупая мужская слеза выкатилась из левого глаза
Кузьмы Егоровича и замерла, подрагивая, на щеке.

Для Жюли все это в каком-то смысле было испытанием профессиональной