делать, как вести себя, о чем говорить. И в землю закопал? чуть не
вырвалось из него. Оркестр, как назло, шебуршал нотами, никак не мог
начать новый номер, и над столом висела тишина. Арсений снова поглядел
на ударницу, та, кажется, и действительно очень походила на покойную
Юрину жену. Сколько ж ей лет было? выдумал, наконец, Арсений вопрос.
Тридцать? Двадцать девять... с половиной... Ч-черт! А я думал: раком
заболевают только после сорока! выругался Арсений и тоже покосился на
тарелку. В общем, так оно и есть... но... видишь вот... Юра уже почти
плакал. Ты извини, сказал Арсений, что я тебе стихи дурацкие читал,
про сборник рассказывал. Никакие они не дурацкие, брось напрашиваться
на комплимент! ответил Юра и заплакал уже явственно. Арсений налил
коньяку в рюмки: выпьем? Вид плачущего Юры был просто невыносим.
Хотелось не то убежать, не то зареветь самому. Давай, вытер слезы Юра.
За Галю? За упокой души рабы Божией Галины... Ты что, веруешь? А что
мне остается еще?
словно это не все равно. Груди. Молочной железы, ответил Юра. Галя
тут, в Москве, полгода лежала. Оперировали. Я почти все время рядом
просидел. Что же меня не разыскал? обиженно выступил Арсений. Знаешь,
не очень до того было. И потом... как бы тебе объяснить? Не хотелось,
что ли. Казалось, если мы с Галей сами, вдвоем, - она выкарабкается.
Потом ее выписали, вернулись домой. Почти до конца ходила на работу. А
вела себя как! Все понимала, но держалась. Я даже верить стал, что
как-нибудь уладится. И только за две недели слегла. Прямо на глазах
начала таять. Но все улыбалась. Накануне смерти почувствовала себя
лучше. Я подумал - перелом какой, кризис. А она взяла и...
Арсений не смел уже ни оглядываться на оркестр, который как раз
заиграл что-то веселенькое, ни смотреть на Юру: уткнув глаза в
тарелку, ощущал себя все неудобнее. Я первые дни у мамы жил,
перекрикивая музыку, продолжил Юра, а потом чувствую: вообще не могу в
М-ске. Пошел к директору, говорю: как, мол, хотите - давайте отпуск. А
то просто уеду, и все. Директор меня в Москву и отправил, на курсы
повышения. Это даже лучше, а то б не знал, куда себя пристроить... А
так хожу, слушаю чего-то... Да-а... в который раз повторил Арсений.
Да... Сколько ж вы прожили? Я помню, свадьбу играли... в каком? Я еще
в политехе учился... В шестьдесят седьмом, кажется? В шестьдесят
седьмом... рассеянно подтвердил Юра и тут же спохватился. Что? Нет, в
шестьдесят восьмом. Четырех дней не дожили до десяти лет. Ты ведь
знаешь, мы даже детей не завели: не хотелось отвлекаться друг от
друга. А сейчас - какое-то ужасно глупое ощущение: квартира новая: две
комнаты, изолированные, мебель, Галя сама выбирала, обставляла.
Конечно, смешно звучит, но в Гале заключалось для меня все. Как-то ни
работа не держала, ничего. А сейчас просто не знаю, куда деваться, что
делать дальше. Вот когда бы ребенка! Впрочем, тоже черт его знает: рос
бы сиротою... Да... снова сказал Арсений и украдкою глянул на часы.
Знаешь, Юрка, двинули-ка все же в ту компанию! Там ничего, интересно.
Критик этот должен прийти, ну, помнишь, я говорил?.. Владимирский. И
девочка... Развеешься, а? Нет, Ася. Ты извини. Мне видеть никого не
хочется. Я уж лучше в кино посижу, что ли. Да ты иди, иди, не
стесняйся. Я еще долго в Москве - увидимся. Нет, Юрка, правда! Я
обещал, там ждать будут. Неудобно! Да иди-иди, все нормально,
улыбнулся Юра. Мне просто не хочется. А знаешь что? нашелся Арсений. У
меня одна знакомая в зале Чайковского работает - программы объявляет.
Артисткой когда-то была. Хочешь, я сейчас позвоню, узнаю, что там у
них сегодня? Хочешь? Не суетись, Ася, снова улыбнулся Юра. Все
нормально. Нет, подожди! - Арсений рад был хоть как угодно вырваться
из атмосферы дикой неловкости. Я сейчас позвоню! У тебя двушки нету?
Юра выгреб мелочь: вот, по копейке. Устроит?
перекрестился и выпил. Поковырял вилкой котлету, и из нее тонкой
струйкою брызнул расплавленный жир. Подпер голову рукою. Взгляд его
был направлен в сторону оркестра. Звучала музыка. Ударница с лицом
мадонны равнодушно колотила палочками по своей установке.
давно его заприметил:
ничего не поделаешь: документальность.
с подоконника и отчаянно - едва не вылетело стекло - захлопнула
форточку. Походила по квартире из угла в угол. Наткнулась взглядом на
Арсениеву зажигалку. Взяла в руки, повертела, пока металл не стал
теплым. Выкурила сигарету. Приняла душ. Снова походила по квартире.
Откинула теплое, душное пуховое одеяло и - зажигалка в кулачке -
забралась под него. Тоска на душе стояла страшная, и прогнать ее
существовал единственный на свете способ: выпить. Но если Лика сделает
это сейчас, она уже не сумеет остановиться несколько дней, пожалуй что
и неделю, - а вечером надо на службу; а послезавтра прилетает Женя, и
хватит ли Лике сил вынести вид опрокинутого его лица? А вдруг позвонит
и Арсений и, если почувствует - а он почувствует! - что она пьяна, тут
же бросит трубку и не перезвонит уже долго, может, даже никогда.
того, как сразу изменится, расцветет мир, как тысячи увлекательных
возможностей откроются перед нею, как хорошо будет поехать куда-нибудь
к старым друзьям, как исчезнут с души непереносимая усталость, обида,
раздражение, - желание выпить не давало заснуть, сверлило, свербело,
заманивало, и уже непонятно было, чем занять себя, на что отвлечься,
чтобы ноги сами не понесли вниз, через двор, через дорогу к заветному
прилавку. Лика сняла трубку, набрала номер матери, хотела поговорить с
Олечкою - но мать начала, по обыкновению, читать мораль, и Лика,
что-то раздраженно буркнув, трубку повесила. Вот если бы позвонил
Арсений... Лика набрала три первые цифры служебного Арсениева
телефона, но тут же прижала рычаг: нет уж, не дождется, сама она
звонить не собирается.
душем. Открыла холодильник, перебрала продукты: все вызывало
одинаковую тошноту, есть не хотелось совершенно. Удержаться, конечно,
надо бы, но подскажите: как? А чего она в самом деле?! - Лика со
злостью швырнула Арсениеву зажигалку куда-то в угол. - Олечку забрала
мать и не подпускает; Женька мотается черт-те где - тоже мне, любит!
Арсений устраивает пакостные сцены... Ради кого, собственно,
удерживаться? Плевать она на них хотела! Ради зала Чайковского? Ей,
Жанне д'Арк?! Лика лихорадочно оделась и совсем было выбежала из дому,
как зазвонил телефон. Але, Арсений? крикнула в трубку с надеждою, но
это, конечно, оказался никакой не Арсений, а администраторша со
службы. Не зная, что и сказать, администраторша молола чушь: чутко,
ненавязчиво проверяла, в форме ли Лика. Ох уж эта ей чуткость!
Спросила бы лучше прямо! Трезвая я, трезвая! заорала Лика в микрофон.
Не доверяете? Так вот же вам! И, обрывая пуговицы, расшвыривая вещи,
разделась догола, бросилась под одеяло. Заплакала. И незаметно пришел
сон без сновидений.
часы: опаздывает; не телефон - проспала бы. На сей раз - все же
Арсений: слушай, у меня тут неприятность! - и словом не обмолвился об
утренней сцене; это, конечно, хорошо: можно считать, что помирились;
но вот так вот, небрежно, походя, без извинений, без хотя бы
упреков, - обидно... Приехал старый друг, институтский еще, м-ский.
Юрка Седых. Помнишь, я рассказывал? Из нашего театрика. Разумеется,
Лика не помнила. Она ничего не хотела помнить. Она предпочла бы, чтобы
память у нее парализовало навсегда! Хорошо, не важно. Короче, у него
две недели назад умерла жена. Лика опаздывала, катастрофически
опаздывала: надо еще погладить платье! Понимаешь? Что я должна
понимать?!
трубку, - его, оказывается, интересовало, какая сегодня программа.
Сейчас посмотрю. Лика полезла в сумку за книжечкою: спрашивает про
программу - может, придет? Нашла, долистала до нужной странички,
прочла в трубку. Ну вот, прямо на заказ. Провести сможешь? Разумеется,
не меня - его! Я - никак. У меня ЛИТО. Не бабы, а Владимирский. Критик
такой известный. Могла б и знать.
смолчала и принялась покорно выслушивать приметы Арсениева друга, черт
его побери совсем, и где и когда он ее будет ждать. Жена, вишь, у него
умерла - а ей-то, а Лике-то что за дело?! Может, Арсений просто хочет
меня сбагрить? мелькнуло в голове, и глаза сузило ожесточение. А вот
возьму да напьюсь! Что? переспросила. Какая зажигалка? Ах, зажигалка!
Сертаков Виталий
Доценко Виктор
Контровский Владимир
Прозоров Александр
Пехов Алексей
Круз Андрей