уже с отчаянием. Дайте пройти! Товарищи! - но товарищи как бы и не
слышали, а только смыкались плотнее, и нельзя было найти между ними ни
щелочки. Да пропустите же! Арсений уже орал, бегая вдоль шеренги. Мне
надо на поезд! Они смотрели сквозь Арсения и молча чуть сдвигались
плечами там, где он пытался прорваться.
укатить, однако вагоны тянулись и тянулись мимо перрона: десять,
двадцать, восемьдесят, двести вагонов! - а пробиться все не удавалось.
Тогда, в отчаянье, набросился Арсений с кулаками на первого
попавшегося парня из строя, и тут все они, будто только того и ждали,
скруглив свою линию, сомкнулись вокруг. Сначала Арсений получил
несколько ударов в лицо и в живот, согнулся, упал, и тогда начали бить
ногами. Со стороны же виделась только пара десятков мужчин,
собравшихся в кучу и почти неподвижных: пиво пьют, что ли, а может,
обсуждают футбол.
колясками, женщины без колясок, военные, милиция, студенты с гитарами,
мешки, рюкзаки, узлы, авоськи, чемоданы, сумки - а вдоль перрона все
шли и шли, разгоняясь, вагоны бесконечного поезда, и цвет их из
грязно-зеленого постепенно становился небесно-голубым, как погоны у
известного рода войск, а крытый вокзальный дебаркадер мало-помалу
опускался под землю, принимая мраморно-раззолоченные черты станции
LКомсомольская-кольцеваяv, стиль sovietique, сталинское барокко.
мотивированную, явно недостаточную, чтобы услышать ответ, паузу: к
телефону! Арсений поднял голову: оказывается, заснул прямо за столом,
над страницами Проверяющего. Комаров спал в предпоследний раз в жизни,
и сон его вил глубок и тяжел. Рука затекла, тело ныло. Спасибо, Вера
Николаевна, иду.
спиралью шнура к пристенной полочке, к черному аппарату. Неоднократно
падавший, был он в нескольких местах залатан потерявшим клейкость и
прозрачность, жухлым, грязно лохматящимся по краям скотчем. Арсений
взял трубку, но услышал лишь резкий писк коротких гудков. Предполагая
случайный разрыв линии, Арсений нажал на рычаги и стал ждать
повторения вызова. Телефон молчал, зато из комнаты донесся едва
слышный, но дико настырный звонок поставленного на одиннадцать
будильника.
сдохнет! Арсений вернулся к себе и резко ударил по клавише.
ненаписанном рассказе своему шурину Мише, была не столько в
экстравагантности идеи, - коль уж находятся террористы, взрывающие в
воздухе пассажирские самолеты, почему бы не взорвать и Московский
метрополитен? - сколько в подробной, методичной разработке деталей
сумасшедшего плана.
ибо очевидно, что набрать ее в Москве - раз плюнуть: ведь подложить
втихаря бомбу куда проще, чем, например, выйти в одиночку с листовками
на площадь Маяковского, а, как известно, находятся и такие оригиналы.
Взрыв наметили бы на восемь утра: самое пиковое время, когда полно
народу, когда на линиях - все поезда и до которого к тому же полных
два часа на подготовку.
установить часовые механизмы взрывателей синхронно проблемы бы не
составило. Далее: на каждую из восьми линий вышло бы по три
добровольца: один сел бы в голову, второй - в середину, третий - в
хвост поезда. Всякий в своем вагоне оставил бы по бомбе, прилепив ее
на магнитной присоске под сиденьем или внизу у нерабочей двери, потом
вышел бы на станции и еще одну бомбу оставил бы на перроне: под
скамейкою, в урне, на гигантском ли пылесосе - где удастся. Потом они
снова бы сели, уже в следующий поезд, оставили бы по бомбе и там и
вышли на следующей станции. Проехав от конечной до конечной, они
начинили бы взрывчаткою все станции и практически все поезда. Где-то в
половине восьмого подготовка бы завершилась, диверсанты
разбежались-разъехались по сравнительно безопасным местам, а в восемь
под Москвою произошел бы грандиозный взрыв. Силу бомб рассчитали бы
так, чтобы вывернуть землю до поверхности даже на самых глубоких
местах. Неизбежно случилось бы, что и воды Яузы и Москвы-реки хлынули
в образовавшиеся бреши, наверняка рухнули бы и метромосты, - словом,
фейерверк вышел бы масштабный, вряд ли кому удалось бы спастись, а
если б кому и удалось, они пораспустили бы слухи о таких ужасах, каких
не происходило и на самом деле.
общественность долго обливалась бы слезами и заходилась в праведном
гневе, хоть по сравнению с десятками миллионов сограждан Арсения,
погибших пусть не так эффектно, зато совсем уж бессмысленно, взрыв
метрополитена выглядел бы сущим пустяком.
разработки своему герою. А потом раздумал: скучно. Тех-но-ло-гия.
распределение между хозяйками времени, столов и конфорок, сложная,
годами устанавливавшаяся система собственности и приоритетов,
омерзительные, как ему всегда казалось, запахи из-под крышек вечно
преющих на газе кастрюль, сковородок и бельевых баков, развешанные
вперекрест дырявые и штопаные простыни, кальсоны, комбинации,
атмосфера тяжелой, густой тропической духоты - все это было не для
капризных нервов. Поэтому завтракал Арсений обычно по пути на службу в
никогда, вероятно, не мытом параллелепипеде забегаловки-стекляшки.
же в буфете давали пиво, и алкашей собралось сверх обыкновенного, так
что поверхностным взглядом и не отыскать свободного места ни за одним
из полутора десятков шатающихся стоячих столиков - единственной здесь
мебели; да и разогреться присутствующие успели выше среднего градуса.
вокруг; старики пенсионеры; студенты; грузчики из соседнего магазина;
вконец опустившиеся пропойцы обоего пола; некогда знаменитый писатель;
даже стыдливая стайка технической интеллигенции в галстучках-самовязах
и с портфельчиками у ног. На стене для порядка висела - золотом по
черному - табличка: ПРИНОСИТЬ С СОБОЙ И РАСПИВАТЬ СПИРТНЫЕ НАПИТКИ
СТРОГО ВОСПРЕЩАЕТСЯ, мирно соседствуя с большим красным, засранным
мухами плакатом: силуэты вождей мирового пролетариата призывали
ВПЕРЕД, К КОММУНИЗМУ. Старуха уборщица - тусклая медалька на
засаленном халате - топталась между столиков, собирая пустые бутылки,
на которых одних зарабатывала больше, чем дважды дипломированному
Арсению удавалось на государственной службе.
злорадно-доброжелательным любопытством. Сегодня - нет: видать, судьба
выпала герою романа с самого утра раздражаться, и он чуть не с
мазохистским наслаждением отмечал окружающие пакости: звон горлышек о
кромки кружек, запах разбавленного сначала в подсобке водою, после -
под столиком - водкою пива, лужу блевотины в углу. За стойкою все
имелось обычное: жидкая пузырящаяся сметана в нечистых стаканах; уже с
виду несъедобная колбаса на тарелочках LОбщепитv; скоробившийся,
покрытый слезами, толсто нарезанный сыр; рыбно-томатное крошево из
консервной банки. Арсений взял сметану, сосиски, вчерашнюю булочку и
стакан сильно подорожавшего - с тех пор чай подавать здесь перестали -
и как будто от этого ставшего еще противнее кофе - белесой прохладной
бурды, куда вбухано никак не меньше четырех кусков сахара: рубль
двадцать две. Алюминиевые ложечка и вилка - сбывшийся сон Веры
Павловны - скользко лоснились под пальцами, целлофан отдирался прямо с
огромными кусками сизых сосисок, руки моментально покрылись липким
жирным соком. Ни салфеток, ни горчицы на столах, естественно, не
наблюдалось.
распускаться: требовать заведующего, писать в жалобную книгу, махать
красными журналистскими корочками: ближайшая и одинокая точка питания
в окрестности, она кормила всю редакцию: их тут знали наперечет,
сплетничали, переносили, и, чтобы не раздражать против себя коллег и
начальство, не выглядеть в их глазах непуганым идиотом, Арсений
осаживал нервы. Впрочем, в ругани и писании жалоб вообще, где угодно,
смысла тоже содержалось чуть; вернее, в момент написания жалоба иногда
приносила желаемое: продавали что-нибудь без очереди или из-под полы,
осчастливливали солью или салфетками, грубо извинялись за грубость -
но Арсений прекрасно понимал, что они не виноваты ровным счетом ни в
чем (разве как-то очень уж опосредованно, но тогда виноваты все, и он
в том числе), что при такой жизни и за такую зарплату, даже, как они,
приворовывая, он работал бы точно так же - нет! еще, пожалуй, хуже.
Воспитанные на принципах ложного, нищего равенства, поголовно и
насильственно имеющие аттестаты зрелости, они, возможно, и не
догадывались, что ни на что, кроме мытья посуды или разливания по
тарелкам LОбщепитv горохового супа, не годятся, во всяком случае,
многие из них. Да и такие прынцыпиальные посетители, как Арсений,
попадались все реже и реже, и ориентироваться на них выходило себе
дороже. Основная масса казалась довольною и даже адвокатствовала: ишь
разорался! Жрет сосиски и еще залупается! Посмотрел бы, что творится у
нас, - после чего следовало название одной из подмосковных областей.
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Перумов Ник
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Андреев Николай