Чтение 2–й страницы книги ~Болтик~

- Да нет, у него на магнитофоне...

- Ну ладно. Максим Рыбкин. Меня зовут Анатолий Федорович, я ру-
ководитель ребячьего хора. И ты, дружище, от меня не сбегай, пожа-
луйста.

Максим не сбежал. Зачем? По крайней мере можно было петь не
стесняясь. Не то что дома, где мог услышать и начать дразниться Анд-
рей. Правда, не все песни нравились, но что поделаешь? Так не быва-
ет, чтобы все на свете нравилось. Зато одна песня, про первый полет,
была для Максима самая лучшая.

С этой песней он и будет выступать сегодня на телевидении, на
концерте, посвященном Дню пионерии.

Хорошо, что с этой песней? Пускай мама с папой не летчики, пус-
кай он сам не летал еще ни разу, даже пассажиром, но раз он поет про
летчиков, значит, хоть какое-то, хоть самое маленькое отношение к
ним имеет. Значит, пилотку с крылышками носит не зря. Вот так!

Максим посильнее сдвинул пилотку на левый бок и еще раз с удо-
вольствием оглядел себя в зеркале.

Конечно, хорошо, если бы уши были чуть поменьше и не торчали в
стороны. И если бы вместо белобрысой коротенькой прически была тем-
ная и волнистая - не такая длинная, как у Андрея, но вроде. И если
бы губы оказались потоньше, а нос попрямее и с мужественной горбин-
кой, как у папы. Но нет так нет. В общем-то. Максим и так неплох.

Что ни говорите, а внешность для человека - важная вещь. Именно
из-за внешности Максим попал в солисты. Конечно, ему это не говори-
ли, но он догадался. Он случайно слышал после репетиции, как поспо-
рили Анатолий Федорович и начальница всего ансамбля Алевтина Эдуар-
довна.

Анатолий Федорович только с виду грозный был, а на самом деле
очень добрый. Он на ребят никогда не кричал, даже если баловались на
репетициях. Но в тот раз, с Алевтиной Эдуардовной, он разговаривал
сердито. Они поссорились из-за Алика Тигрицкого.

- Пожалейте ребенка!- возмущался Анатолий Федорович. - Вы нас-
лаждаетесь его голосом, как конфеткой, а весь хор сбивается и начи-
нает хихикать, когда Алик поет: "Товарищ летчик, возьмите меня, я
очень легкий"!

Это была правда. Хихикали. И Максим опять едва не засмеялся за
кулисами. Потому что в самом деле - когда Алик, по прозвищу Шеф-по-
вар, со своим круглым, как тугой мешок, животом и похожими на подуш-
ки коленями выходит к микрофону, под ним поскрипывает сцена.

- Но, дорогой Анатолий Федорович,- ласковым голосом возражала
Алевтина Эдуардовна, - ведь у вас хор, а не балет. Прежде всего сле-
дует думать о звучании...

- Об искусстве надо думать! - почти зарычал Анатолий Федорович.
- Целиком об искусстве! Когда посреди серьезной песни в зале начнет-
ся хохот, какое к черту звучание! И каково будет самому Тигрицкому?
Нет уж, пускай поет о макаронах - там все на месте: и внешность, и
голос, и содержание.

- Но как же песня о полете? Ведь мы все-таки чкаловцы!

- Будет вам песня! В хоре не один Алик с голосом...

Через день Анатолий Федорович оставил Максима после репетиции и
осторожно спросил:

- Максимушка... Потянешь "Первый полет"?

Конечно, он знал, что эта песня Максиму больше всех нравится.
Максим оробел и застеснялся. Шепотом сказал:

- Не знаю... И на концерте?

- Там видно будет. Попробуем?

Первый раз получилось неважно. Потому что подошла Алевтина Эду-
ардовна и, поджав губы, смотрела на Анатолия Федоровича. Максим
сбился...

- Ну ничего,- грустно сказал Анатолий Федорович.- Ничего, Рыб-
кин. Потом еще... Попытаемся.

Максиму стало жаль его. И он немного рассердился. И сказал:

- А можно еще раз?

Анатолий Федорович торопливо поднял крышку рояля.

- Еще? Ты хочешь?

Максим кивнул и зажмурился. И представил, как ветер качает ро-
машки на краю летного поля. И какие пушистые белые облака бывают над
аэродромом, когда раннее утро... Он так это здорово представил, что
пропустил начало.

- Ой, простите. Можно снова?

И опять пошло вступление:

Над травами,

которые

Качает ветер ласковый,

Над кашкой и ромашками

Растет веселый гром...

Это просыпаются разноцветные спортивные самолеты. Летчики прок-
ручивают моторы. А на краю аэродрома собираются мальчишки - те, кто
очень хочет в небо. Те, кто часто летает во сне.

Максиму почти каждую ночь снится, что он летает...

Он кончил петь и опять испугался. Не получилось?

Анатолий Федорович улыбался. Он посмотрел на Алевтину Эдуардовну
и сказал:

- Э?

Посмотрел на Максима и сказал:

- Э! И показал большой палец, хотя это, наверно, было непедаго-
гично.

Конечно, голос у Алика гораздо лучше, чем у Максима, тут и спо-
рить смешно. И умения у него больше. И фамилия Тигрицкий для солиста
годится больше, чем Рыбкин. Но полет есть полет, если даже он не на
самом деле, а в песне. Что поделаешь, если Алик весит килограммов
пятьдесят, а Максим в два раза меньше!

И наверное, не только в этом дело. Максиму кажется, что Алику
все равно, какую песню петь. Он про макароны и про летчиков поет
одинаково. Наверно, Алику никогда не снится по ночам, что он летает.
Недаром Алик совсем равнодушно отнесся к новой форме с серебряными
крылышками на пилотке.

А форма что надо! Младшему хору завидовали даже старшие ребята.
Конечно, не те большущие парни, которые поют басами, а кто перешел в
большой хор недавно. Завидовали, хотя получили голубые костюмы с
модными пиджаками и расклешенными брюками. Еще бы! Таких пилоток им
не дали.

Но конечно, одна пилотка, без формы, выглядит не так хорошо. А
мама этого не понимает.

- Надень хотя бы легкую курточку.

Братец Андрей глянул ехидно и выжидательно. Сейчас скажет: "Ну
что ты, мама! Какая курточка? Надо, чтобы все блестело. Представля-
ешь, идет наш артист по городу, а прохожие оглядываются: ах, не из
тех ли это мальчиков, которые только что выступали по телевизору?
Ах, не он ли пел самую главную песню? Подумайте, какой молодец!"

И самое ужасное, что он будет прав. Потому что есть у Андрея
скверная способность: он видит младшего брата насквозь.

- Ну что ты, мама! - начал Андрей, и Максим съежился в душе. -
Какая курточка... На улице уже сплошное лето. Пускай закаляется.

Нет, временами брат бывает вполне порядочным человеком. Мама
сказала, что все это скоро кончится ее гибелью, и велела Максиму
убираться.

- И не опаздывай к обеду. Пусть хоть в субботу семья пообедает
вся вместе, по-человечески.

- Мам, ну как "не опаздывай"! Концерт кончится в час, а в школу
- к половине второго. Мне только-только добежать.

- Здрасте, моя радость! Почему же ты пошел без портфеля?

- А у нас не будет уроков. Будет экскурсия в парк.

- Представляю, как ты отделаешь в парке свой мундир... Не забудь
пообедать в буфете.

- Ага... Ой, а деньги?

- Растяпа. Забыл?

- Да не забыл. Просто вчера кончились. Больше нет.

- Нет мелочи? А карманы звенят!

Мама отправилась в комнату и вернулась с Максимкиными школьными
штанами и курткой. Тряхнула. Послышалось бряканье.

- Это же не деньги, - торопливо сказал Максим. - Это так... Я
вытащить не успел.

И он поскорее начал вынимать из карманов то, что звякало: две
гайки, связанные веревочкой, желтый латунный ключ, фотокассету без
крышки, старинный пятак и сломанную запонку.

- У всех дети как дети, а у меня Плюшкин, - печально сообщила
мама.- Убирай немедленно свои сокровища.

- Уберу, уберу.

Рядом с полкой для обуви стоял картонный ящик. Там по отделениям
были разложены у Максима всякие вещи, из-за которых мама называла
Максима Плюшкиным.

Вообще-то Плюшкин - это жадина-помещик из книжки "Мертвые души",
которую Максим не читал, только по телевизору видел такую пьесу. Бы-
ло не очень интересно, однако он специально смотрел, чтобы выяснить,
похож ли на Плюшкина.