Чтение 44–й страницы книги ~Трое с площади Карронад~

-- Товарищ капитан! Тут пацаны... перемазанные, с якорями и
нашивками. Спрашивают с меня какой-то портфель и какого-то зайца...
Никак нет... Так точно... Есть! -- Он обернулся: -- Подождите за дверью.

Славка и Тим вышли на улицу. Почти сразу вышел и часовой. Строго
сказал:

-- Портфель вам будет завтра.

-- Почему? -- удивился Славка.

-- Так приказано передать. Все. Свободны.

-- "Свободны"...-- передразнил Славка, когда отошли.-- Новобранец
какой-то, а командует, как адмирал... Завтра опять в такую даль
тащиться... Хоть бы объяснил, когда приходить!

-- Да ладно. После уроков съездим, -- утешил Тим.

-- Зажилят они Артемку, -- мрачно сказал Славка. Он понимал, что не
будут морские пехотинцы зажиливать чужого тряпичного зайца, но его
грызла досада.

-- Славка...

-- Что?

-- Славка, -- сказал Тим, -- все это пустяки...

И Славка понял: "Все это пустяки по сравнению с тем, что было вчера".
И опять поднялась в нем радость: он здесь, он с Тимом! Навсегда!

А Тим вдруг встревожился:

-- Слушай, я опять чего-то забоялся... Мама у тебя не передумает?

-- Что ты! Она сама учебники мои расставила, одежду развесила. Ты же
видел.

Тим улыбнулся, но как-то нерешительно:

-- Ну смотри. А то цепь на базе осталась...

-- Тим... А если бы вчера не оказалось цепи? Тогда что?

Очень серьезно Тим сказал:

-- Все равно... Схватил бы тебя в охапку и утащил бы куда-нибудь. Или
вцепился намертво...

К ним обоим словно придвинулась вчерашняя ночь. И чтобы прогнать ее.
Славка торопливо предложил:

-- Поехали к нам! Отмоемся как следует, у бабы Веры есть керосин.

Тим жалобно сказал, что не доедет, помрет с голоду.

-- Пирожок бы купить...

-- А деньги? -- спросил Славка.

Тим сиротливо побрякал медяками:

-- У меня только на катер. А у тебя?

Славка вывернул пустой правый карман. А левый, истертый ракушками,
камешками, крабьими клешнями и другими береговыми находками, был дыряв.
Славка пропустил сквозь него руку навылет. Растопыренная пятерня
высунулась из короткой штанины. Славка торжественно показал ее Тиму.

-- Миллионер, -- сказал Тим. -- Рокфеллер.

-- Кто Рокфеллер? -- спросил Славка. Взял Тима в охапку и аккуратно
уложил в траву у забора.

Тим извернулся. Они с хохотом покатились, молотя землю перемазанными
суриком ногами, пугая маленьких серых ящериц... Прогоняя остатки
тревоги.

Славка сел Тиму на грудь. Коленками прижал к земле его локти.

-- Возмездие неизбежно, -- заявил он. -- Ты меня обругал два раза:
профессором и миллионером. Было?

-- Было, -- покаялся Тим.

-- За профессора -- раз, -- сказал Славка и хлопнул Тима указательным
пальцем по переносице.

-- Раз, -- согласился Тим и зажмурил один глаз.

-- За миллионера -- два!

Тим зажмурил второй глаз и сказал:

-- Людоед.

-- За людоеда -- три.

-- Сдаюсь, -- сказал Тим, который никогда никому не сдавался всерьез.

Славка поднял его. Тим пожаловался:

-- Теперь я совсем инвалид.

-- Не дойдешь -- донесу, -- пообещал Славка.

У самой пристани Тим вдруг остановился. Сунул руки в карманы.
Задумчиво посмотрел на Славку.

-- От судьбы не уйдешь, -- сокрушенно сказал он.-- Ключи я все-таки
потерял.

Мама была спокойной и ласковой. Она не стала упрекать Славку и Тима,
что долго болтались где-то. Сразу их накормила, а потом помогла оттереть
краску. И сказала:

-- Теперь от вас разит за версту, как от старых примусов. Пошли
купаться, смоете керосин!

Славка и Тим заорали "ура!".

Купались на городском пляже. Мама развеселилась. Она была похожа на
девчонку в красном купальнике. Она гонялась за Славкой и Тимом, брызгала
их, и на плечах у нее горели солнечные зайчики.

Потом все трое, взявшись за руки, ныряли с бетонных ступеней.

И лишь когда наплавались и напрыгались, мама села в сторонке и снова
сделалась слишком спокойной. Непонятно как-то смотрела на Славку.

Славка осторожно подошел.

-- Мама, ты чего?

-- Ничего, Славик. Я, кажется, тебе очень завидую.

-- Почему?

-- У меня никогда не было такого друга, как твой Тим... Это же надо
придумать: цепь...

-- Ты правда на него не сердишься?

-- Я его люблю, -- сказал мама. И вскочила: -- Не пойти ли нам,
товарищи, в кино? Двухсерийный фильм "Четыре мушкетера"! Говорят,
глупость ужасная, но очень смешно!

...В общем, это был прекрасный день. И прекрасный вечер. И Славка
уснул счастливый.

Утро тоже было замечательное. Безоблачное. Мама проводила Славку до
школы. На крыльце он, не стесняясь, чмокнул маму в щеку. А что? Многих
провожали, и многие так делали. Мама потрогала его кисточку на макушке и
сказала:

-- Ни пуха ни пера...

А когда перешла площадь, помахала Славке с лестничной площадки...

Когда кончился третий урок, за окнами потемнело, и ударил дождик. Но
это был теплый летний дождик. Он весело звенел по стеклам, плескался в
листьях и лупил каплями по асфальту.

На перемене в коридорах стали появляться мокрые взрослые. Это
родители, бабушки и дедушки несли ребятам плащи и зонтики. Славку
отыскал Наездник. Он держал под мышкой желтый полиэтиленовый сверток.
Значит, о Диньке тоже позаботились.

-- Слава, тебя внизу какая-то тетя спрашивает, плащ принесла!

Славка побежал на первый этаж. Он был уверен, что увидит маму. Но у
раздевалки стояла баба Вера.

-- Вот, Славушка... -- Она протянула голубую прозрачную накидку. -- А
то намокнешь, простудишься...

-- Да что ты, баба Вера... Зачем? Маленький я, что ли? Говоришь,
ходить трудно, а сама...

Баба Вера смотрела нерешительно и куда-то мимо Славки. Шевелила
губами.

-- Устала, да? -- неловко сказал Славка.

-- Тут еще... вот. Письмо тебе, Славушка.

Он удивился. И сразу почему-то встревожился. Взял белый, без надписи,
конверт. Рванул. Развернул клетчатый листок...

"Хороший мой, Кисточка моя, не обижайся и не сердись. Я ничего

не сказала заранее, чтобы не было лишних слез. Ты уехать не смог, а

я не могу остаться. Все так перепуталось в моей взрослой жизни... Я

обязательно приеду, как только во всем разберусь и все решу. Может

быть, скоро. Не грусти, ты уже большой. Я только вчера поняла, что

ты уже большой и имеешь право выбирать сам... Слушайся бабу Веру,

помогай ей. Она очень хорошая. Я скоро подробно напишу обо всем.

Передай привет Тиму.

Крепко-крепко обнимаю тебя и целую.

Мама".

"Странно, -- подумал Славка. -- Дождик идет. Динька стоит. Ребята
бегают. Все как раньше..."

Мама уехала, все должно стать черным. А осталось прежним. И сам он,
Славка... стоял и ничего не чувствовал. И тут он вспомнил: он читал
где-то, что человек, получивший большую рану, не чувствует боли. В
первую минуту не чувствует. А потом...

Но боль -- что... Славка любую готов испытать, лишь бы не было этого
письма. Однако письмо было. Славка зачем-то положил его на подоконник.
Прочитал еще раз. Свернул, затолкал в конверт. Сунул конверт в левый
карман, вспомнил, что там дыра, переложил в правый. Поковырял краску на
подоконнике. Подоконник был гладкий, холодный и очень широкий. Наверно,
в давние времена здесь на переменах сидели мальчишки в черных
мундирчиках -- морские юнкера -- и лихорадочно учили такелажные узлы и
названия частей рангоута... Надо же, какая чепуха лезет в голову... А
Динька все стоит рядом... И баба Вера...

-- Мама на каком поезде уехала? -- тихо спросил Славка.

-- На самолете, Славушка. Утром еще, как тебя проводила...

Самолет не догнать. А если и догонишь, то что дальше?

-- Ладно, баба Вера, -- сказал Славка.-- Спасибо. Я пойду. Ты меня не