привязался не меньше, чем ко мне, но если я возвращался после нескольких
месяцев отсутствия, он сходил с ума от радости совсем как щенок и бежал
впереди меня вниз по тропинке в Камусфеарну, как будто бы я никогда и не
уезжал отсюда. Но в конце концов он умер у Мораг, так как я струсил
поехать на север, чтобы присутствовать при насильственной кончине моего
старого друга, что и пришлось сделать из гуманных соображений.
ближе всего тот, что находится на острове Скай, почти в пятидесяти милях
по дороге и затем на пароме. Когда он посетил Джонни зимой 1954 года, то
сказал, что болезнь прогрессирует очень сильно, и если наступят боли, то
они будут внезапными и острыми с полной блокадой заднего прохода. Он
полагал, что в случае серьёзной операции у Джонни была наполовину
возможность выжить, но при этом настаивал, что надо предпринимать
экстренные меры : либо прервать жизнь Джонни, либо продлить её.
поездку, чтобы она ждала меня во время операции и привезла обратно ночью
либо меня одного, либо с ним, но, как меня предупредили: во всяком случае
собака будет без сознания. Джонни обожал поездки на машине, и с радостью
отправился и в эту.
окно и с детским азартом вдыхал ветерок, а я, несчастный, смотрел на него
и думал о том, что могу обмануть его доверие, и что, возможно, вечером
вернусь один и оставлю его мёртвым на Скае. Тогда, и во время долгого
ожидания, пока он был на операционном столе, я думал только о прошлых
днях, проведённых с Джонни, многие из которых, казалось, были так давно,
что укладывались лишь в человечью, а не собачью жизнь. Я был с ним рядом и
давал ему наркоз, Джонни доверял мне, но его озадачили странные
приготовления, и ему очень не понравилась вонючая резиновая маска, которую
мне пришлось прижать к его морде, и он лишь раз в отчаянье заскулил,
прежде чем потерял сознание. Затем я больше часу бесцельно бродил по
берегу у этой деревни на острове Скай. День был серый и тяжёлый, собирался
идти снег, а с моря дул резкий ветер, который шуршал сухими водорослями на
черте прибоя. Я вспоминал о том, как пытался обуздать его порывы
двенадцать лет тому назад, как учил этого удивительного мохнатого спаниеля
доставать дичь и искать её след, как однажды в его лучшие годы, после
вечернего пролёта уток, ему пришлось пробираться сквозь уже замерзающий
лёд, сходившийся за ним, когда он сорок один раз проплыл туда и обратно с
дикой уткой в зубах, как часто его шерстяной бок служил мне подушкой в
открытой лодке, о том, как много раз я возвращался в Камусфеарну зная, что
он ждёт меня.
самоистязания, который так часто проявляется у многих перед лицом кончины,
человека или животного, и он, мне кажется, возникает из отрицания смерти,
как если бы вызывая и организуя эти субъективные образы, вы вроде бы
подтасовываете объективные факты. Полагаю, что это инстинктивный процесс,
и та горечь, которую он приносит с собой, - это преходящий промежуточный
продукт, а не мазохистское его завершение.
пришёл в себя, но был слишком слаб и не мог двигаться, только хвост у него
слабо шевелился. В течение долгого жестокого путешествия домой он лежал
совершенно неподвижно, так что мне приходилось снова и снова щупать ему
сердце, чтобы убедиться, что он ещё жив. Когда мы приехали в Друимфиаклах,
уже была ночь, пошёл снег, и ледяной северный ветер наметал его плотным
слоем. Мораг, сердце которой принадлежало Джонни с самого первого дня его
появления в Друимфиаклахе, перестрадала больше меня, и хотя Джонни выжил,
он был близок к смерти. В течение многих дней перемен почти не было, либо
Мораг, либо я сидели с ним целыми ночами и помогали ему в его беспомощном
состоянии. Сама его чистоплотность вызывала больше всего трудностей. Он
был ещё очень слаб и практически не мог двигаться, и всё же готов был
скорее пережить агонию боли, чем облегчиться в помещении. Так что его
приходилось выносить на улицу в такую жуткую погоду и поддерживать на
ногах, а второму в это время нужно было прикрывать его одеялом от ветра и
снега.
великолепными физическими данными как у него, и примерно на полгода его
силы чудесным образом восстановились, но осенью рак появился снова, и на
этот раз он уже не подлежал оперированию. Мораг написала мне обо всём этом
и испросила моего согласия на его смерть до того, как начнутся боли, и
пока он ещё счастлив и подвижен. С тяжёлым сердцем я согласился, хотя и
знал, что для Мораг заниматься приготовлениями к его смерти, пока он ещё
подвижен и бодр, - сущая пытка. Однако в то время я переживал тяжёлую
человеческую утрату, и у меня не хватило духу отправиться на север и
принять в этом активное участие. Джонни радостно встретил ветеринара, а
Мораг ласкала его, пока ему делали смертельную инъекцию. Он и не подал
виду, что его укололи, а она поняла, что он мёртв только потому, что
голова потяжелела у неё в руках. Мораг так любила Джонни, как ни одно
животное в своей жизни, и для неё такое предательство, должно быть, стало
похожим на саму смерть.
собак, и, пожалуй, не захочется до тех пор, пока я не состарюсь до такой
степени, что мне понадобится активная собака.
Глава 6
Хоть мне было совершенно ясно, что я больше не хочу держать собак, и что
смерть Джонни в некотором смысле закрыла очень долгую главу ностальгии в
моей жизни, мне думается, что осенние и зимние дни в Камусфеарне с
длинными часами темноты вызывали у меня страстную тоску по какому-либо
живому существу в доме.
как ветер почти всегда дует с запада, и так как из-за заборов большая
часть оленей находится в горах выше Камусфеарны за низкой грядой
прибрежных холмов, я слышу их вначале на крутых склонах острова Скай за
проливом. Их дикий первобытный звук присущ именно северу, мне трудно
поверить, что олени так же ревут и в европейских лесах, где лес
действительно состоит из деревьев, а не из продуваемого ветрами кустарника
на склонах гор. Именно с началом холодов у них начинается течка, и чем
мягче погода, тем позднее олени впадают в неё, но, как правило, это
происходит в последнюю декаду сентября. Чаще всего первые признаки
приближающейся осени проявляются в ясных и морозных ночах, голубых
деньках, орляк становится красным, а гроздья рябины уже заалели, и почва
твердеет под ногами. Ягоды и рдеющие на солнце листья так ярки, что
красный почтовый ящик, установленный у дороги в Гленгэрри в течение
нескольких дней становится практически невидимым на фоне листвы.
слушал, как перекликаются олени с холма на холм по всей округе, по всему
горизонту серо-стальных вершин среди плывущих серебряных облаков и
белесого блеска моря у их подножия, а высоко под звёздами слышен
проплывающий хор диких гусей, летящих к югу от северной ночи.
однажды у озерка на острове Соэй, а дикие лебеди звенели над головой,
опускались спиралью вниз как призраки в лунном свете, садились на
поверхность озера, задевая за воду лапами и оставляя за собой буруны. Всю
ночь мне слышалось их беспокойное бормотанье пока они, лёгкие как пена,
плавали по тёмным как уголь волнам, а их нежные голоса вплетались в мои
сны, так что прохладная выпуклость их груди как бы становилась мне
подушкой. На заре их клич разбудил меня, когда они собирались улетать, а
потом они полетели к югу, и я долго следил за взмахами их белых крыльев,
пока они не скрылись из виду. Для меня они были символом, так как я
прощался с Соэем, который был моим собственным островом.
Когда в темноте встаёшь и слышишь плеск дождя на стёклах окон и рёв
водопада, перекрывающего грохот ветра и прибоя, когда зелёный луг
покрывается вдруг большими лужами, которые отчасти наполняются дождём,
отчасти переливами волн, брызги которых долетают даже до стен дома, когда
изо дня в день короткие светлые часы суток омрачены низко плывущими
облаками и брызгами волн, бьющихся о берег, то начинаешь понимать смысл
одиночества, которое летом представляется всего лишь пустым звуком.
ольховника, неся с собой массу всякой всячины, которая оседает в его
кронах. Сквозь этот грохот прослушивается глухой шум ворочающихся и
сталкивающихся камней, перекатывающихся на дне ручья под напором
вспененной воды, изливающейся из скалистого ущелья. Во время такого
наводнения в 1953 году смыло мост, и затем в течение пяти лет единственным
выходом отсюда, когда переполнялся ручей, кроме отчаянной переправы,
повиснув на натянутой верёвке, оставался долгий путь в Друимфиаклах по
ближнему берегу ручья, более двух миль по крутым склонам и раскисшему
торфяному болоту. Поскольку шквалы появляются с юго-востока и дуют как в
трубу с сатанинской свирепостью между Гебридскими островами, то по дороге
вверх ветер дует в спину, а при возвращении - в лицо. Бывали вечера, когда
я шел домой из Друимфиаклаха без фонаря в кромешной тьме, и приходилось
становиться на четвереньки, чтобы меня не смело как лист.
пламя которого отражается на деревянной обшивке стен, тепло и уют
кухни-столовой при постоянном успокаивающем шипенье калильной лампы на
фоне гула моря за стеной, и в былые дни с Джонни, обычно спящем на коврике
перед камином. Но Джонни больше нет, и довольно часто в этой картине, так
сказать, отсутствовали и другие краски. Тогда серенькие деньки были
Шилова Юлия
Березин Федор
Рыбаков Вячеслав
Лондон Джек
Прозоров Александр
Херберт Фрэнк