минут они играли вместе, то становясь на дыбы, то катаясь по гладким голым
валунам. Затем они ловко бросались в воду и плавали в чистых тихих омутах
с великолепным изяществом в каких-то тридцати метрах под нами. Это были,
несомненно, выдры, но такие большие, что наши выдры просто пигмеи по
сравнению с ними. В них было не меньше полутора метров от носа до кончика
хвоста, гибкие и сильные, - захватывающее дух зрелище.
ей было около двух недель, теперь же думаем, что ей был месяц. Часа два
спустя после первой кормёжки у нас она проснулась и высвободилась из
полотенца, которое стало ей постелью. Выгребая своими коротенькими
неуклюжими лапами, как вёслами, она поползла вперёд на своём гладком пузе.
Она с удовольствием воспринимала наши знаки внимания и поела ещё раз. Это
было обычное консервированное сгущённое молоко, разбавленное на две трети
кипячёной холодной водой. Смесь эта оказалась довольно крепкой, и когда в
течение первых двух-трёх недель выяснилось, что у щенка понос, мы стали
ещё больше разбавлять его просто на глазок. Во всяком случае мы пришли к
выводу, что несколько жидкий стул со слизью у молодой выдры - нормальное
явление. Кормовую смесь мы подавали подогретой чуть выше температуры тела,
то есть вполне ощутимо тёплой при касании локтём или тыльной стороной руки.
детьми.
прибавляются силы и улучшается координация движений. Все пять чувств у неё
развивались пропорционально, глаза стали раскрываться шире, стали круглее,
и дымка в них прояснилась. Её привлекали движения, она стала узнавать свою
бутылочку и протягивала к ней лапы. Удивительные у неё лапки. Короткие
пальчики, сильные и подвижные, и чуть-чуть перепончатые. На кончике
каждого пальца было небольшое углубление - всё, что осталось от когтей.
Лапы у неё играли очень важную роль, она исследовала ими любой новый
предмет, по мере того, как она взрослела, они приобрели удивительную
ловкость.
проснувшись, всегда отползала от своей постели для совершения туалета. Мы
жили только на верхнем этаже дома, там было попрохладнее, и, беспокоясь о
её безопасности, устроили ей дневную постель в ящике из-под пива.
Скомканная газета "Дейли телеграф" служила хорошим поглощающим и легко
сменяемым материалом, а мягкая хлопчатая тряпка служила ей собственно
постелью. Там ей было удобно, не было сквозняка, а места было достаточно,
чтобы двигаться и оставаться сухой.
устраивала гнездо между нашими подушками. Нередко мы испуганно
вздрагивали, когда со скрипучим писком она возглашала о том, что
пошевелилась.
просила, то раз-другой ночью. Пища при этом должна была быть очень
равномерной. Возмущённое крещендо "Уииии" вскоре извещало нас о том, что
бутылочка холодная. С течением времени промежутки между кормлениями
увеличились до четырёх часов, и она перестала есть ночью. Количество пищи,
которое она принимала за раз, увеличилось до шести унций. Находясь на
руках и принимая пищу, Эдаль любила лежать на спине.
сосала и при этом сильно откидывала назад свою круглую головку. Присцилла,
котёнок Стинки-Пух, а иногда и элегантный чёрный кот Сути собирались
вокруг, ожидая остатки молока, после того как Эдаль насытится. Если
сдавить полиэтиленовую бутылочку, то выпрыскивается тоненькая струйка
молока. Стинки-Пух проворно улавливал струю. У него быстро шевелился язык,
уши прижимались назад, и он не упускал при этом ни капли. Бедной Присцилле
за ним было не угнаться. Язык у неё бестолково болтался, зад волочился по
полу, а молоко попадало ей в нос, в глаза, куда угодно, только не в
огромную пасть. Сути тоже не очень-то преуспевал в этом деле и сердито
удалялся, брезгливо мотая лапой.
Присцилле, а в это время готовилась ей первая еда и наш утренний чай. Всё
это время Присцилла преданно помогала ей в исполнении личной гигиены, и, к
сожалению, должен заметить, что Эдаль реагировала на это с негодованием и
платила чёрной неблагодарностью.
животными, а Эдали были преданы почти так же, как и мы сами.
спать. Когда она подросла и обрела свои настоящие формы, то стала
настоящим членом семьи и всех приводила в восторг. К концу сентября она
выросла примерно до сорока пяти сантиметров, этакий юркий весёлый детёныш
выдры.
пришлось долго уговаривать и убеждать в том, что выдры любят воду, и
вскоре она поняла, что поплескаться в дюйме-другом прохладной воды -
большое удовольствие. Неплохо также и попить.
можно было по настоящему плавать. Усердно шлёпая кругами, она вдруг
поднимала на нас взгляд с удивительно комичным выражением. -Ну! Вы только
посмотрите на меня!
кувыркаться в ней. Оттолкнувшись своими широкими перепончатыми лапами, она
выпрыгивала из воды и плюхалась пузом вниз. Ей также очень нравилось
украдкой выглядывать из-за борта ванны и затем мгновенно нырять. У неё
появилась целая коллекция ванных игрушек, всяких разных, а самой любимой
была пластмассовая мерная кружка.
голову и плавала по ванне, громыхая кружкой.
обсушили.
вынимал пробку. Для Эдаль это была извечная тайна. Куда девается вода? Она
совала в дырку морду, совала в решётку пальцы, садилась на неё. И наконец,
когда вода уходила, она внимательно глядела ей вслед, а затем
вопросительно смотрела на человека. Потом со своим обычным добродушием,
смирившись с таким положением, она вылезала и обсушивалась.
всяческие ужимки.
Разными вариациями его, громкими и тихими, короткими и долгими, она могла
выразить многое и делала это весьма успешно. Мы стали многое понимать. В
частности, мы знали два выражения. "Уиии-ук"- означало:" Налейте мне воды
в ванну" ,- а несколько тревожных попискиваний - что ей срочно нужно
побывать в саду.
БОЛЬШОЕ. От своего участка с уборной она торопливо ковыляла обратно к
безопасной двери. Там она задерживалась, оборачивалась, осторожно пригнув
голову вниз, а в памяти у неё проносились врождённые мысли о врагах её
рода. Затем, она поднимала голову, белая шея у неё блестела, она так и
замирала, приподняв одну лапу, и уверенно обводила взглядом всё вокруг.
трудом перебираясь со ступеньки на ступеньку, и всегда откровенно
радовалась, что вернулась назад. Это был eё дом, и она считала нас своими
родителями, которые любят её, смеются вместе с ней и обеспечивают её всем,
чем нужно. А больше всего ей нужно было наше общество. Пока она
бодрствовала, то старалась не выпускать нас из виду. Это требование нам
было нетрудно выполнить, так как она нам не надоедала.
терпеливо, но по настоящему родственную душу она нашла в Стинки-Пухе.
Стинки-Пух был одним из тех ясноглазых пушистых примерных пай-котиков,
которые вдруг удивляют вас озорством. Они с Эдаль катались и валялись в
жестоких с виду, но притворных драках, и больше всего веселились,
по-дружески возясь с мячом или скомканным клочком бумаги.
внимание и ревновал маленького пришельца. Он оказался у нас в качестве
"дэша", так здесь называют подарок, мы сначала не знали, что он петушок и
назвали его Полли. Когда молодняк резвился на полу, Полли наблюдал за ним
своими холодными бледными глазами. Подобно старому школьному учителю с
причудами Джайлзу, он ковылял через всю комнату, без разбору клевал их
всех и отбирал у них бумажный шарик. Утащив его на свой насест у окошка,
он угрюмо разрывал его на кусочки.
Однажды он с криком отлетел, а она с глубоким удовлетворением пережёвывала
красные перья с его хвоста. У нас тогда было три обезьянки. Две из них
просто гостили у нас, пока их хозяйка была где-то в отъезде, и они
проводили почти всё своё время в большой проволочной клетке во дворе.
Третья же обезьянка породы Мона была наша, мы её воспитывали сами.
охотник, убивший её мать ради мяса, принёс жалкого детёныша к нам домой.
Паула, которая всегда легко поддаётся такой форме морального шантажа, дала
ему за неё несколько шиллингов. Это было крошечное сморщенное создание,
почти без волос и без зубов, ужас застыл у неё в блестящих карих глазках,
а тело у неё всё горело и саднило, потому что было натёрто жесткой
верёвкой, которой её связали. И только очень чёрствый человек не даст
шиллинг-другой, чтобы избавить их от торговцев, хотя бы ради того, чтобы
дать им спокойно умереть.