зван и Олег.
поговорить с ним о феерическом ресторанном вечере с Ларионом Смолиным.
проникали из московских эзотерических кругов до окружения Олега. По пути эти
слухи, видимо, искажались и приобретали таинственно-нелепые оттенки. То
оказывалось, что он "исцелил" покойника (именно исцелил, а не "воскресил" ),
то кому-то пригрезилось, что он оборачивал животных в людей. Уверяли, что он
может материализовывать потусторонних чудовищ, и якобы один такой,
полуматериализованный, как призрак, прошел по ночной Москве, и редкие
прохожие принимали его за собственную галлюцинацию. Во всем этом виделся
момент и странного искажения, и нарочитого юродства - но, как некоторые
утверждали, с целью прикрыть истинный смысл. Поэтому, хотя все и
подсмеивались над такого рода слухами, но все равно с какой-то необъяснимой
опаской. Потом пополз слушок, что все религиозно-метафизические учения
должны быть пересмотрены, но, конечно, не в современную, а наоборот, в еще
более мистическую сторону, ибо они упустили скрытый и неизвестный элемент
всего существующего, почти недоступный человеческому уму.
пока постоянен в своих привычках. Пробуя раздражавшее его в такой ситуации
мороженое, Олег свел все к тому, что список людей, исключенных из числа
"кандидатов" , довольно велик, и поэтому ему трудно подобрать кого-либо еще
в его сфере зрения.
дополнительный вариант: завтра ведь вечер у Омаровых. Будет много разного
народу, со всех концов. Что если мне потолкаться там, вдруг на кого-нибудь
ляжет взгляд?
Он наверняка слышал обо мне, но мы не знакомы.
дальнейшего...
заметил Олег.
пустяки!
предстоит.
Олегом.
полном порядке.
художественном мире; он даже пустил корни в официальный артистический мир.
Сам Владимир Александрович был блестящий иллюстратор легально издаваемых
книг классической литературы. В то же время это не мешало ему создавать свою
живопись, довольно модернистскую, и даже участвовать в полупризнанных
выставках - в Москве, Киеве, Ленинграде и Новосибирске. Картины его
попадали, конечно, и за границу. Он не был так знаменит, как Глеб Луканов,
но это компенсировалось его добролюбием, гостеприимством и полным
отсутствием всяких комплексов. Кроме того, Омаров питал слабость к
литераторам, и даже просто к необычным личностям, которых судьба вволю
разбросала по мистическому подполью Москвы. Таким образом, его салон сочетал
в себе людей из разных слоев.
на квартире ли у себя в Москве, или на даче, под Клином: Омаров неплохо
зарабатывал своими иллюстрациями. Более того: он даже помогал нуждающимся
"неконформистам", неконформизм которых заходил так далеко, что начинал
сказываться на их желудках.
вместить необъятное число гостей. Она напоминала дворянские дома 19-го века:
мебели.
На стенках висели старинные портреты - русских государственных деятелей
18-го и начала 19-го века. В одном углу - богатый иконостас: Омаров был
церковно-верующим человеком, хотя и без особого углубления в духовные
вопросы.
соблюдающая интеллигентское достоинство, работала в библиотеке научным
сотрудником.
поговорить за рюмкой ликера или коньяка и просветленный искатель истины, и
подпольный поэт, и даже официальные ребята из Союза московских художников.
Те, кто были хорошо устроены в плане внешнего бытия, чувствовали себя здесь
как дома; но и полубродяги из крайних "неконформистов" могли здесь хорошо
отдохнуть в уютных креслах, отведать необычных блюд и попробовать
заграничные ликеры, а не водку.
этой почве бывали эксцессы. Зато ликерам и наливкам - в маленьких
драгоценных хрустальных рюмочках - отдавалось безграничное предпочтение: ни
в одном "подпольном" салоне Москвы не подавали к столу столько разнообразных
и бесчисленных видов ликеров и наливочек. Ликеры доставлялись из лучших
магазинов Москвы, а вот наливочка, к которой Алла Николаевна питала
расположение, изготовлялась по-домашнему, в чем Алле Николаевне усердно
помогала ее мать-старушка, тоже большая охотница наливок и умеющая их
по-старинному и весьма качественно приготовлять.
этого семейства.
переулке.
Собственно говоря, салон Олега был даже более знаменит, чем салон Омаровых -
слишком уж громкое имя было у Олега - но его характер был совершенно другой.
Олег не очень ценил внешнюю респектабельность, жил анархично, и по сравнению
с Омаровыми, бедно, но больше их любил бродяг, необычных личностей и людей
мистического плана. Конечно, у него были, как у всякого известного
неконформистского поэта или писателя, и внешний и внутренний круг. Внешний
круг у Олега был очень широк
круг - это была та художественная подпольная элита, которая уже вплотную
сближалась с московскими эзотерическими кругами или, во всяком случае,
искала с ними контактов.
различия между внешним и внутренним кругом. Кроме того, там равно любили
всех - и художников-реалистов, и художников-авангардистов, и отчаянных
поэтов, и замогильных прозаиков. (Даже такой загадочный архивист, библиофил
и собиратель подпольной библиотеки как Андрей Крупаев захаживал сюда). "Все
хорошо, что талантливо и идет в сокровищницу русского искусства, - говаривал
Владимир Александрович. - Модернизм, реализм... и любой "изм" только
средство, а главное, чтоб было искусство. Любое искусство - счастье.
Возьмите, например, Валю Муромцева; человек пишет о покойниках, мрачновато,
кажется, а вот многие говорят: прочел о мертвецах, а точно солнцем осветил.
Такова тайна настоящего искусства: оно всегда позитивно".
спокоен и сдержан и свою преданность искусству выражал делом: одна коллекция
магнитофонных записей русских бардов, писателей и поэтов едва вмещалась в
его обширные шкафы.
тонкостей. По этому поводу скорее надо было говорить с Аллой Николаевной,
ибо речь шла о тех, с кем он придет. Берков, конечно, сомнений не вызвал, а
упоминание о Саше даже вызвало в голосе Аллы Николаевны любознательный
восторг:
нас еще никогда такие не были. Все знаете, писатели, поэты, художники. (Алла
Николаевна запнулась, почувствовав неловкость) ... Очень интересно.
потому звонил.
забубенных личностей, - сказала она. - Но всему есть мера. Я знаю это по
опыту.
дорогую посуду. А вашего Закаулова, между прочим, я видела совсем недавно.
вливал себе в горло пол-литра водки. Пассажиры прямо оцепенели, глядя на
него. И потом он подходит ко мне, выпивает все это и начинает за мной
ухаживать. Что, мол, я так много о вас слышал, и о вас, и о Владимире
Александровиче... А сам стоит и покачивается. Кошмар какой-то!