того как на протяжении трех веков он выдерживал многочисленные
осады англичан и налеты морских разбойников. Они увидели
неповрежденные стены, заросшие сорной травой улицы, крепостные
укрепления, изъеденные анютиными глазками, мраморные дворцы и
золотые алтари вместе со сгнившими от чумы вице-королями,
закованными в боевые доспехи.
раскрашенными в безумные цвета, где в специальных питомниках
выращивали съедобных игуан, а в надозерных садах цвели
бальзамины и астромелии. Сотни голых ребятишек бросались в
воду, их подначивали громкими криками, и ребятишки прыгали из
окон, сигали с крыш домов, через борта каноэ, которыми
управляли с поразительной ловкостью, и сновали в воде, словно
рыбы-бешенки, стараясь выловить свертки с одеждой, пузырьки с
карамельками от кашля и какую-то еду, которую красивая женщина
в шляпе с перьями, милосердия ради, швыряла им сверху, из
плетеной люльки воздушного шара.
зарослях, и тишина, поднимавшаяся снизу, окутывала их словно
смертоносный пар; Фермина Даса вспомнила себя трехлетней, а
может, четырехлетней девочкой: она шла в сумеречных зарослях,
мать вела ее за руку, и сама мать была почти девочкой среди
других женщин в муслиновых, как и она, платьях, под белым
зонтиком и в широкополой шляпе из легкого газа. Инженер,
наблюдавший мир через подзорную трубу, заметил: "Как будто все
вымерли". Он передал трубу доктору Хувеналю Урбино, и доктор
увидел повозки, запряженные волами, посреди пашни, столбы
железнодорожного полотна, застывшие оросительные канавы, и
повсюду, куда ни глянь, глаз натыкался на человеческие тела.
Кто-то знающий сказал, что на Больших болотах свирепствует
чума. Доктор Урбино, разговаривая, не отрывал от глаза
подзорную трубу.
сказал он. - Каждого мертвеца добивали выстрелом в затылок.
опустились на раскаленный берег, растрескавшаяся селитряная
почва жгла огнем. Именно там поджидали их местные власти,
защищенные от солнца лишь зонтиками из газет, школьники
размахивали флажками в такт торжественным гимнам, королевы
красоты в картонных золотых коронах держали в руках пожухлые
цветы и папайи из процветающего селения Гайра, в те времена
лучшего на всем Карибском побережье. Но Фермине Дасе хотелось
только одного: увидеть еще раз родное селение, чтобы
сопоставить увиденное с давними впечатлениями, однако из-за
чумы в селение не позволили идти никому. Доктор Хувеналь Урбино
вручил историческое письмо, которое, конечно же, затерялось,
так что никто никогда его больше не видел, а весь кортеж чуть
не задохнулся в дурмане торжественных речей. Наконец их
все-таки отвезли на мулах к пристани Старого Селения, туда, где
болото вливалось в море, потому что инженеру не удалось еще раз
поднять шар в воздух. Фермина Даса была совершенно убеждена,
что однажды уже проезжала здесь девочкой, вместе с матерью, на
повозке, запряженной волами. О той поездке она не раз
рассказывала отцу, но тот так и умер в убеждении: не может
быть, чтобы она это помнила.
так, - говорил он, - только случилось это лет за пять до твоего
рождения.
порт, откуда отбыли три дня назад, измученные штормом,
свирепствовавшим всю ночь, и были встречены как герои. В толпе
встречающих, разумеется, находился и Флорентино Ариса,
разглядевший на лице Фермины Дасы следы страха. Однако в тот же
самый день он снова увидел ее на велосипедной выставке, которую
также патронировал ее супруг, и на этот раз в ней не было и
тени усталости. Она ехала на необычном велосипеде, скорее
походившем на цирковой, восседая в седле над передним, очень
высоким колесом, заднее же, маленькое, едва-едва служило
опорой. На ней были яркие шаровары с каймою, которые шокировали
пожилых дам и привели в замешательство мужчин, однако никто не
остался равнодушным к ее ловкости и сноровке.
неожиданно, на короткие мгновения, представала она перед взором
Флорентино Арисы, когда судьбе было угодно, и так же внезапно и
стремительно исчезала, разбередив его сердце мучительным
беспокойством. Но эти мимолетные встречи вставали вехами на его
жизненном пути, потому что он научился распознавать суровую
хватку времени не столько в себе самом, сколько в тех едва
уловимых изменениях, которые отмечал в Фермине Дасе каждый раз,
когда ее видел. Однажды вечером он вошел в "Месон дона Санчо",
шикарный ресторан в колониальном стиле, и сел в самый дальний
угол, как делал всегда, собираясь в одиночку поклевать
чего-нибудь, точно воробышек. И вдруг в глубине, в огромном
зеркале, он увидел Фермину Дасу - за столиком с мужем и еще
двумя парами, - да еще под таким углом, что видна она была
прекрасно, во всем блеске. Она сидела, ничем не защищенная, и
вела, вероятно, остроумный разговор, потому что смех ее то и
дело рассыпался фейерверком, а красота еще более ослепляла,
высвеченная огромной хрустальной люстрой с подвесками. Алиса
еще раз вышла из Зазеркалья.
как она ест, как пригубливает вино, как шутит с четвертым
представителем семейства дона Санчо, словом, не вставая из-за
своего одинокого столика, он прожил вместе с нею кусочек ее
жизни и больше часу, оставаясь незамеченным, находился в
заповедном краю - в сказочной близости к ней.
увидел, как она встала и вместе со всеми вышла. Они прошли так
близко от него, что он различил ее запах в мешанине ароматов,
которыми пахнуло от ее спутников.
ресторана, предлагая ему все, что угодно, - любые деньги или
услуги, - лишь бы тот продал ему зеркало. Это оказалось
нелегко, потому что старый дон Санчо верил легенде, будто
великолепная рама того зеркала, сработанная венскими
краснодеревщиками, была парой другой, давно исчезнувшей,
некогда принадлежавшей Марии Антуанетте, - уникальная
драгоценность. Когда же в конце концов он сдался, Флорентино
Ариса повесил зеркало у себя в гостиной, но вовсе не из-за
достоинств драгоценной рамы, а ради пространства внутри нее,
где когда-то на протяжении двух часов находился любимый образ.
полном единении, они жили и двигались в своей среде с
поразительной легкостью сиамских близнецов, согласованность
которых нарушалась лишь, когда они здоровались с ним.
Действительно, доктор Хувеналь Урбино, здороваясь, тепло
пожимал ему руку, а то и позволял себе похлопать его по плечу.
Она же, напротив, обрекла его на нормально-вежливое, безличное
обращение и ни разу не сделала ни малейшего жеста, который дал
бы основание заподозрить, что она помнит его по давним
временам, до замужества. Они жили в разных, совершенно не
соприкасающихся мирах, и в то время как он изо всех сил
старался сократить дистанцию между ними, она если и делала шаг,
то в противоположном направлении. Прошло много времени, прежде
чем он осмелился допустить мысль, что безразличие ее - всего
лишь панцирь, которым она прикрывается от страха. Мысль эта
пришла ему в голову неожиданно, во время спуска на воду первого
речного парохода, построенного на местных верфях, где
Флорентино Ариса впервые представлял дядюшку Леона XII-в
качестве первого вице-президента Карибского речного
пароходства. Это совпадение придало особую торжественность
церемонии, на которой присутствовали все, кто играл
маломальскую роль в жизни города.
парохода, еще пахнувшем свежей краской и дегтем, как вдруг на
причале раздались аплодисменты, и оркестр торжественно грянул
марш. Он с трудом подавил дрожь, знакомую ему почти с тех пор,
как помнил себя, когда увидел прекрасную женщину своей мечты,
великолепную в зрелости, шествующую под руку с мужем, словно
королева из иных времен, меж рядов почетного караула в парадной
форме, под ливнем из бумажного серпантина и живых цветочных
лепестков. Оба приветственно помахали рукою аплодировавшей
толпе, и она была так ослепительна - вся в чем-то
царственно-золотистом, от туфелек на высоком каблуке до
горжетки из лисьих хвостов и шляпки колоколом, - что казалось:
она тут одна, и никого вокруг больше нет.
с властями провинции, под грохот музыки, треск ракет и густой
трехкратный рык пароходного гудка, обдавшего паром всю
пристань. Хувеналь Урбино поздоровался с каждым с той присущей
Акунин Борис
Корнев Павел
Маркелов Олег
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Никитин Юрий