место под зонтом.
чтобы выразить соболезнование матери покойного. И тотчас
почувствовал запах множества цветов. Ему стало душно. Он начал
протискиваться сквозь толпу, забившую спальню. Кто-то уперся
рукой ему в спину и протолкнул в глубину комнаты мимо вереницы
растерянных лиц, туда, где чернели глубокие и широко вырезанные
ноздри покойника.
листьев. Другие женщины, одетые в черное, смотрели на мертвое
тело с таким выражением, с каким смотрят на течение реки. Вдруг
в толпе раздались голоса. Полковник отстранил какую-то женщину,
наклонился к матери покойного, положил руку ей на плечо.
Стиснул зубы.
Полковник вздрогнул. Он почувствовал, что бесформенная масса,
разразившаяся жалобными воплями, толкает его на труп. Он
попытался ухватиться за стену, но руки, не находя ее,
натыкались на тела людей. Чей-то мягкий, тихий голос произнес
над ухом:
трудно узнать: при жизни крепкий и подвижный, а сейчас
завернутый в белое, с кларнетом в руках, он казался таким же
растерянным, как полковник. Когда полковник поднял голову,
чтобы схватить ртом немного воздуха, он увидел -- уже закрытый
гроб плывет, раскачиваясь над головами людей, к двери, по
волнам цветов, раздавливая их о стены. Полковник вспотел. У
него заломило суставы. Минуту спустя по векам ударили капли
дождя -- и полковник понял, что стоит на улице. Кто-то схватил
его за рукав и сказал:
единственный из руководителей партии, который избежал
политических преследований и продолжал жить в городе.
зонтом. Оркестр играл похоронный марш. Полковник заметил, что
не хватает кларнета, и только тут до него по-настоящему дошло,
что покойный действительно умер. -- Бедняга, -- прошептал он.
ее почти вровень с лицом, потому что был гораздо ниже
полковника. Когда процессия миновала площадь, мужчины
заговорили. Дон Сабас с опечаленным видом повернулся к
полковнику.
стоял алькальд. Он был в трусах и фланелевой рубахе, небритый,
с опухшим лицом. Музыканты прервали похоронный марш. И почти
сейчас же до полковника донесся голос отца Анхеля, что-то
кричащего в ответ алькальду. Полковник напрягал слух: слова
заглушались шуршанием дождя по зонтикам.
проносить покойника мимо полицейской казармы.
забываю, что у нас осадное положение.
просто хороним бедного музыканта.
бедную окраину, женщины, глядя на них, молча кусали ногти. А
потом высыпали на середину улицы, и вслед похоронному шествию
понеслись слова похвалы, благодарности и прощания, будто
женщины верили, что покойник в своем гробу слышит их. На
кладбище полковнику стало плохо. Дон Сабас оттолкнул его к
стене, чтобы пропустить вперед людей с гробом, а когда потом с
извиняющейся улыбкой обернулся к нему, то увидел, что лицо
полковника окаменело.
сделалось глубоким, густо-синим. "Вот и кончился дождь", --
подумал полковник. Он почувствовал себя лучше, но все еще
прислушивался к своим ощущениям. Дон Сабас вернул его к
действительности.
чувствую себя так, будто мои внутренности грызут дикие звери.
дверей своего дома -- нового, двухэтажного, с окнами,
забранными железной решеткой. Полковник направился к себе, ему
хотелось как можно скорее стянуть черный выходной костюм. Через
минуту он снова вышел, чтобы в лавочке на углу купить банку
кофе и полфунта маиса для петуха.
бы полежать в гамаке. Дождь не переставал уже несколько дней.
За прошедшую неделю водоросли у него в животе пышно разрослись.
Ночи он проводил без сна -- не давали заснуть хрипы жены. В
пятницу днем октябрь сделал передышку. Приятели Агустина --
портные из мастерской, где тот работал, фанатики петушиных
боев, -- воспользовались случаем и пришли посмотреть петуха.
Петух был в форме. После их ухода полковник вернулся в спальню.
на петуха.
сказала женщина. -- Настоящий урод: голова слишком маленькая
для таких ног.
полковник. -- Стоит не меньше пятидесяти песо. Он был уверен,
что этот довод оправдывает его решение сохранить петуха,
оставшегося после сына: девять месяцев назад во время
петушиного боя его изрешетили пулями за распространение
листовок.
маис, нам придется кормить его собственной печенью.
полотняные брюки, задумался.
Уже точно известно, что бои будут в январе. Потом мы сможем
продать его еще дороже.
гладить двумя духовыми утюгами.
она.
она, возвращаясь в комнату. Полковнику оставалось надеть только
брюки. Она кинула взгляд на его ботинки. -- Их уже пора
выбросить. Ходи в лакированных.
надеваю, мне кажется, что я убежал из приюта.
женщина.
раздались гудки катеров. В лакированных ботинках, белых брюках
и рубашке без воротничка, застегнутой на медную запонку. Из
магазина сирийца Моисея он наблюдал, как причаливали катера.
Пассажиры, измученные восемью часами неподвижного сидения на
одном месте, сходили на берег. Как всегда, это были бродячие
торговцы и жители, что уехали из городка на прошлой неделе, а
теперь возвращались к привычной жизни.
полковник смотрел, как он швартуется. На палубе, привязанный к
трубе и покрытый куском брезента, лежал почтовый мешок.
Полковник сразу нашел его взглядом. Пятнадцать лет ожидания
обострили интуицию. Петух обострил нетерпение.
отвязал и закинул мешок за спину, полковник не упускал его
фигуру из виду. Он следовал за ним по улице, параллельно порту,
сквозь лабиринт лавок и складов с грудами разноцветных товаров,
выставленных напоказ. Каждый раз, когда полковник шел за
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Посняков Андрей
Курылев Олег
Шилова Юлия
Прозоров Александр