общительность уступили место замкнутости и враждебности.
Терзаемый жаждой одиночества, отравленный ядовитой злобой ко
всему миру, он однажды ночью снова покинул свою постель, но не
отправился к Пилар Тернере, а смешался с толпившимися вокруг
цыганских шатров зеваками. Побродив возле разных хитроумных
аттракционов и ни одним из них не заинтересовавшись, он обратил
внимание на то, что не было выставлено для обозрения, -- на
молоденькую цыганку, почти девочку, сгибавшуюся под тяжестью
своих стеклянных бус: красивее ее Хосе Аркадио еще в жизни
никогда не видел. Девушка стояла в толпе, созерцавшей печальную
картину -- человека, который ослушался родителей и был за это
превращен в змею.
вопрошала человека-змею о грустных подробностях его истории,
молодой Буэндиа протолкался в первый ряд к цыганке и встал у
нее за спиной. Потом прижался к девушке. Она попыталась
отодвинуться, но Хосе Аркадио еще сильнее прижался к ней. Тогда
она почувствовала его. Застыла на месте, дрожа от удивления и
испуга, не веря своим ощущениям, наконец обернулась и с робкой
улыбкой взглянула на Хосе Аркадио. В эту минуту двое цыган
сунули человека-змею в клетку и отнесли в шатер. Цыган-зазывала
объявил:
номер -- женщину, которой каждую ночь в этот самый час сто
пятьдесят лет подряд будут отрубать голову в наказание, ибо она
видела то, чего не должна была видеть.
обезглавливании. Они ушли к ней в шатер и, снедаемые
мучительным волнением, целовались, одновременно сбрасывая с
себя одежду. Цыганка освободилась от своих надетых один на
другой корсажей, многочисленных юбок из пожелтевшего кружева,
совсем ненужного ей проволочного корсета, груза стеклянных бус
и превратилась, можно сказать, в ничто. Этот чахлый лягушонок с
неразвитой грудью и такими худыми ногами, что они были тоньше,
чем руки Хосе Аркадио, обладал, однако, решительностью и пылом,
которые с лихвой возмещали его хрупкость. К сожалению, Хосе
Аркадио не мог ответить такой же страстностью, потому что в
шатер то и дело входили цыгане с разным цирковым имуществом,
занимались тут своими делами и даже устраивались играть в кости
на полу возле кровати. Посередине шатра на шесте висела лампа и
освещала каждый уголок. В коротком промежутке между ласками
голый Хосе Аркадио беспомощно вытянулся на постели, не зная,
что же ему делать, а девушка снова и снова пыталась вдохновить
его. Немного погодя в шатер вошла пышнотелая цыганка в
сопровождении человека, который не принадлежал к труппе, но и
не был из местных, оба начали раздеваться прямо около кровати.
Женщина случайно взглянула на Хосе Аркадио и пришла в полный
восторг, увидев его спящего зверя.
Бог!
в покое, и новая пара улеглась на землю, рядышком с кроватью.
Чужая страсть пробудила наконец желание в Хосе Аркадио. При
первой его атаке кости девушки, казалось, рассыпались в разные
стороны с беспорядочным стуком, как груда фишек домино, кожа
растворилась в бесцветном поту, глаза наполнились слезами, а
все тело издало тоскливый стон, и от него смутно запахло тиной.
Но цыганка перенесла натиск с твердостью и мужеством,
достойными восхищения. Хосе Аркадио почувствовал, что он
возносится в какие-то райские заоблачные выси, из его
переполненного сердца хлынули фонтаном нежнейшие
непристойности, они вливались в девушку через уши и выливались
у нее изо рта, переведенные на ее язык. Это было в четверг. А в
ночь на субботу Хосе Аркадио повязал себе голову красной
тряпкой и ушел из Макондо вместе с цыганами.
всему селению. На том месте, где прежде стояли цыганские шатры,
она увидела только груды мусора и золу от погашенных костров,
которая еще дымилась. Кто-то из жителей селения, рывшихся в
отбросах, надеясь обнаружить стеклянные бусы, сказал Урсуле,
что накануне ночью видел ее сына с комедиантами -- Хосе Аркадио
толкал тележку с клеткой человека-змеи. "Он стал цыганом!" --
крикнула Урсула мужу, который не проявил ни малейшего
беспокойства по поводу пропажи первенца.
продолжая толочь какое-то вещество, уже сто раз
толченое-перетолченое и гретое-перегретое и теперь снова
очутившееся в ступке. -- Он станет мужчиной.
отправилась по той же дороге, учиняя допрос каждому встречному
и надеясь догнать табор, и все удалялась да удалялась от
селения, пока наконец не обнаружила, что зашла так далеко, что
не стоит и возвращаться обратно. Хосе Аркадио Буэндиа обратил
внимание на отсутствие жены только в восемь часов вечера,
когда, поставив вещество согреваться на подстилке из навоза, он
решил поглядеть, что происходит с маленькой Амарантой, которая
к тому времени уже охрипла от плача. Долго не раздумывая, он
собрал отряд из хорошо вооруженных односельчан, передал
Амаранту в руки женщине, вызвавшейся быть кормилицей, и
затерялся на нехоженых тропах в поисках Урсулы. Аурелиано он
взял с собой. На рассвете рыбаки-индейцы, говорившие на
непонятном языке, знаками объяснили им, что тут никто не
проходил. После трехдневных безуспешных розысков они
возвратились в деревню.
за маленькой Амарантой. Купал ее, перепеленывал, носил четыре
раза в день к кормилице, а вечером даже пел ей песни, чего
Урсула не умела делать. Однажды Пилар Тернера предложила взять
на себя заботы о хозяйстве до возвращения Урсулы. Когда
Аурелиано, чья таинственная интуиция еще обострилась в беде,
увидел, что Пилар Тернера входит в дом, его словно озарило. Он
понял: это она каким-то необъяснимым образом повинна в бегстве
его брата и последующем исчезновении матери, и встретил ее с
такой молчаливой и непреклонной враждебностью, что женщина
больше не появлялась.
его сын, сами не заметив, как и когда это случилось, снова
очутились в лаборатории, вытерли пыль, раздули огонь в горне и
опять увлеклись кропотливой возней с веществом, которое
несколько месяцев протомилось на своей подстилке из навоза.
Амаранта, лежа в корзине из ивовых прутьев, в комнате, где
воздух был пропитан ртутными испарениями, с интересом наблюдала
за тем, что делают ее отец и брат. Через месяц после
исчезновения Урсулы в лаборатории начали происходить странные
явления. Пустая бутылка, давно валявшаяся в шкафу, вдруг
сделалась такой тяжелой, что невозможно было сдвинуть ее с
места. Вода в кастрюле, поставленная на рабочий стол, закипела
сама по себе, без помощи огня, и бурлила целые полчаса, пока не
испарилась до последней капли. Хосе Аркадио Буэндиа и его сын
шумно радовались этим чудесам, они не знали, чем их объяснить,
но истолковывали как предвестие появления новой субстанции. В
один прекрасный день корзина с Амарантой, без всякого
постороннего воздействия, внезапно описала круг по комнате на
глазах у пораженного Аурелиано, который поспешил остановить ее.
Но Хосе Аркадио Буэндиа нимало не встревожился. Он водворил
корзину на прежнее место и привязал к ножке стола. Поведение
корзины окончательно убедило его в том, что их надежды близки к
осуществлению. Именно тогда Аурелиано и услышал, как он сказал:
возвратилась Урсула. Она явилась возбужденная, помолодевшая, в
новых нарядах, каких в селении никто не носил. Хосе Аркадио
Буэндиа чуть с ума не сошел от радости. "Вот оно! Так и
случилось, как я думал!" -- закричал он. И это была правда,
ведь во время своего длительного затворничества в лаборатории,
занимаясь опытами с веществом, он в глубине души молил Бога,
чтобы ожидаемое чудо было не открытием философского камня, не
изобретением способа превратить в золото все замки и оконные
петли в доме, а именно тем, что и произошло: возвращением
Урсулы. Но жена не разделила его бурной радости. Она одарила
мужа обычным поцелуем, как будто они виделись не более часа
тому назад, и сказала:
прийти в себя от замешательства, которое он испытал, обнаружив
на улице перед своим домом целую толпу людей. Это были не
цыгане, а такие же, как в Макондо, мужчины и женщины с гладкими
волосами и смуглой кожей, они говорили на том же языке и
жаловались на те же немочи. Возле них стояли мулы, нагруженные
всякой провизией, запряженные волами повозки с мебелью и