старость, она варила скудный обед для всего семейства, а
остальное время посвящала уходу за Хосе Аркадио Вторым.
Амаранта Урсула, до некоторой степени унаследовавшая красоту
Ремедиос Прекрасной, теперь тратила на приготовление уроков те
часы, что раньше расходовала на мучение Урсулы. Дочь Аурелиано
Второго начала проявлять признаки незаурядного ума и отличалась
прилежанием, эти качества оживили в душе ее родителя надежды,
которые прежде вызывала у него Меме. Он обещал Амаранте Урсуле
послать ее для завершения образования в Брюссель в соответствии
с обычаем, заведенным еще при банановой компании, и эта мечта
заставила его снова попытаться поднять земли, опустошенные
потопом. Аурелиано Второго видели в доме редко, он приходил
туда только ради Амаранты Урсулы, так как для Фернанды с
течением времени превратился в постороннего, а маленький
Аурелиано, становясь юношей, все более и более замыкался в
своем одиночестве. Аурелиано Второй верил, что старость смягчит
сердце Фернанды и та позволит своему непризнанному внуку
включиться в жизнь города, где, конечно, никто и не подумает
копаться в его родословной. Но Аурелиано, по-видимому, возлюбил
затворничество и уединение и не выказывал ни малейшего желания
познать мир, начинавшийся за порогом дома. Когда Урсула
заставила открыть комнату Мелькиадеса, Аурелиано начал бродить
возле ее двери, заглядывать в щель, и неизвестно, как и когда
он и Хосе Аркадио Второй успели проникнуться взаимной симпатией
и подружиться. Аурелиано Второй заметил их дружбу много недель
спустя после того, как она завязалась, это случилось в тот
день, когда мальчик заговорил о кровавой бойне на станции.
Однажды за столом кто-то высказал сожаление по поводу того, что
банановая компания покинула Макондо, так как с этого времени
город начал приходить в упадок; но тут маленький Аурелиано
вступил в спор, и в словах его чувствовался зрелый человек,
умеющий выражать свои мысли. Его точка зрения, расходившаяся с
общепринятой, заключалась в том, что Макондо был процветающим
городком с большим будущим, пока его не сбила с правильного
пути, не развратила, не ограбила начисто банановая компания,
инженеры которой вызвали потоп, не желая идти на уступки
рабочим. Мальчик говорил так разумно, что показался Фернанде
кощунственной пародией на Иисуса среди книжников: он рассказал
с точными и убедительными подробностями, как войска расстреляли
из пулеметов толпу рабочих -- свыше трех тысяч человек,
собравшихся на станции, как трупы погрузили в состав из двухсот
вагонов и сбросили в море. Фернанда, подобно большинству людей,
убежденная в справедливости официальной версии, гласившей, что
на привокзальной площади якобы ничего и не произошло, была
шокирована мыслью, что мальчик унаследовал анархистские
наклонности полковника Аурелиано Буэндиа, и приказала ему
молчать. Напротив, Аурелиано Второй подтвердил достоверность
рассказа своего брата-близнеца. И на самом деле, Хосе Аркадио
Второй, которого все считали сумасшедшим, в то время был самым
разумным из всех обитателей дома. Он научил маленького
Аурелиано читать и писать, привлек к исследованию пергаментов и
внушил мальчику свое личное мнение о том, что принесла Макондо
банановая компания; оно настолько расходилось с ложной версией,
принятой историками и освещенной в учебниках, что спустя много
лет, когда Аурелиано вступит в жизнь, все будут принимать его
рассказ за выдумку. В уединенной комнатке, куда не проникали ни
знойный ветер, ни пыль, ни жара, они оба вспомнили далекий
призрак старика в шляпе с полями, как вороновы крылья, который
за много лет до их рождения, сидя здесь спиной к окну,
рассказывал о мире. Оба они одновременно заметили, что в этой
комнате всегда стоит март и всегда понедельник, и тут они
поняли, как ошибалась семья, считая Хосе Аркадио Буэндиа
безумцем, напротив, он единственный в доме обладал достаточной
ясностью ума, позволившей ему постигнуть ту истину, что время в
своем движении тоже сталкивается с препятствиями и терпит
аварии, а потому кусок времени может отколоться и навечно
застрять в какой-нибудь комнате. Кроме того, Хосе Аркадио
Второму удалось классифицировать криптографические знаки
пергаментов и составить из них таблицу. Он убедился, что они
соответствуют алфавиту, насчитывающему от сорока семи до
пятидесяти трех букв, которые, будучи написаны по отдельности,
похожи на маленьких паучков и клещей, а соединенные в строчки
-- напоминают белье, развешанное сушиться на проволоке.
Аурелиано вспомнил, что видел нечто подобное в английской
энциклопедии, и принес ее, чтобы сравнить. Таблицы
действительно совпадали. Еще в ту пору, когда он пробовал
устраивать лотерею с загадками, Аурелиано Второй стал ощущать
по утрам какое-то стеснение в горле, словно там застрял комок
сдавленных слез. Петра Котес решила, что это просто
недомогание, вызванное плохими временами, и год с лишним каждое
утро с помощью кисточки смазывала ему небо пчелиным медом и
редечным соком. Когда опухоль в горле разрослась настолько, что
стало трудно дышать, Аурелиано Второй посетил Пилар Тернеру и
спросил, не знает ли она какую-нибудь целебную траву. Но его
несокрушимая бабка, достигшая уже столетнего возраста на
ответственном посту хозяйки подпольного борделя, по-прежнему
считала медицину суеверием и обратилась за консультацией к
картам. Выпал король червей, раненный в горло шпагой пикового
валета, -- отсюда гадалка заключила, что Фернанда пыталась
вернуть мужа домой с помощью такого устаревшего приема, как
втыкание булавок в его портрет, но, не имея достаточных
показаний в колдовстве, вызвала внутреннюю опухоль. Аурелиано
Второй не помнил, чтобы у него были какие-нибудь фотографии,
кроме свадебных, которые содержались в целости и сохранности в
семейном альбоме, поэтому он тайком от своей супруги обыскал
весь дом и наконец обнаружил в глубинах комода полдюжины
бандажей в необычной упаковке. Думая, что эти красивые
резиновые штуки имеют отношение к колдовству, он спрятал одну
из них в карман и отнес показать Пилар Тернере. Та не смогла
определить назначение и природу таинственного предмета, но он
показался ей настолько подозрительным, что она распорядилась
принести ей все полдюжины и на всякий случай сожгла их на
костре, который разложила во дворе. Для того чтобы снять
предполагаемую порчу, насланную Фернандой, она посоветовала
Аурелиано Второму взять курицу-наседку, полить ее своей мочой,
а затем зарыть живьем в землю под каштаном; Аурелиано Второй
выполнил все эти рекомендации с искренней верой в успех, и едва
он прикрыл сухими листьями взрытую землю, как ему уже
показалось, что дышать стало легче. Фернанда объяснила
исчезновение бандажей местью невидимых целителей, пришила к
изнанке рубашки внутренний карман и новые бандажи, которые
прислал ей сын, хранила в этом кармане.
Второй проснулся в полночь от приступа кашля и почувствовал,
что его изнутри разрывают железные клешни огромного рака.
Именно в этот час ему стало ясно, что, сколько бы волшебных
поясов он ни сжег, сколько бы заговоренных куриц ни полил своей
мочой, все равно ему предстоит умереть, и это единственно
верная и печальная истина. Он никому не открыл своих мыслей.
Терзаемый страхом, что смерть может прийти раньше, чем ему
удастся отправить Амаранту Урсулу в Брюссель, он старался, как
никогда в жизни, и устраивал по три лотереи в неделю вместо
одной. Вставал еще затемно и, пытаясь распродать свои билетики,
с мучительной тоской, понятной лишь умирающим, обегал городок,
не пропуская даже самые отдаленные и нищие кварталы. "Вот
Божественное Провидение! -- выкликал он. -- Не упускайте его,
оно приходит только раз в сто лет". Он делал трогательные
усилия казаться веселым, приветливым, разговорчивым, но с
первого взгляда на его потное, бледное лицо было видно, что он
не жилец на этом свете. Иногда он забирался на какой-нибудь
пустырь, подальше от чужого глаза, и садился хотя бы на минуту
передохнуть от железных клешней, кромсающих его нутро. А в
полночь опять пускался бродить по веселому кварталу, соблазняя
возможностью крупного выигрыша одиноких женщин, вздыхавших
около виктрол. "Вот этот номер не выпадал уже четыре месяца, --
говорил он им, показывая свои билетики. -- Не упускайте его,
жизнь короче, чем вы думаете". В конце концов к нему потеряли
всякое уважение, начали над ним издеваться и в последние месяцы
жизни уже не величали, как прежде, доном Аурелиано, а, не
стесняясь, называли прямо в глаза "Дон Божественное
Провидение". Голос его ослабел, становился все глуше и наконец
перешел в собачье хрипенье, но Аурелиано Второй все еще находил
в себе силы поддерживать в народе интерес к раздаче выигрышей
во дворе Петры Котес. Однако по мере того как он терял голос, а
боль обострялась и грозила вскоре сделаться непереносимой, ему
все ясней становилось, что свиньи и козы, разыгрываемые в
лотерее, не помогут его дочери поехать в Брюссель, и тут его
осенила мысль организовать сказочную лотерею: разыграть
опустошенные потопом земли, ведь люди с капиталом могут их
возродить. Эта мысль показалась всем настолько соблазнительной,
Мороз Александра
Маркелов Олег
Фазиль Искандер
Березин Федор
Флинт Эрик
Володихин Дмитрий