от ужаса глаз. Она казалась такой крошечной и беззащитной. Хозяин закрывал
от нее уже полмира, а за спиной у Варвары был восток, окутанный
беспросветной темнотой умершего солнца.
прошла через Варвару в землю. Однако Варвара не загорелась, только
окуталась дымом сожженного снега. Загорелись деревья за ее спиной. Хозяин
гулко, бешено заревел, так что затряслась земля, а потом вдруг громко
застрекотал, будто огромный кузнечик. Два морозных вихря ножницами рассекли
воздух, обращая воздух в форму крошащейся смерти, стирая снег в ледяную
пыль, волосы и сарафанчик Варвары мгновенно побелели от измороси, тучу
снега и земли вымело из-под ее ног и понесло по ущелью в космическую
бездну. Варвара сползла вместе со склоном немного вниз, но продолжала
стоять в той же позе, вытянув перед собой руки со сжатыми пальцами. Хозяин
никак не мог найти ее смерть, спрятанную в сломанных лопухах невесть где
под неподвижным телом существа, которое не могло существовать.
звезды вышли из-за туч. Но свет непрерывно становился яснее, он шел не с
востока, а совершенно с другой стороны, из-за спины Хозяина, от того места,
куда в последний раз ушло похороненное солнце.
мертвым, как нельзя было выйти. И все, что было вокруг, озарилось его
ужасным, всесжигающим светом. Хозяин встал, застыл на склоне трещины в
земле, как оборвавший гусеницу хрипящий танк.
воды, на горизонте ясно, просветленно загорелись деревья. Огненный ветер
ударил Хозяину в спину и пробил его насквозь, словно тот сделан был из
песка. Он взревел, скрипяще, как сломанный мотор, и упал, так и не
дотянувшись до ног Варвары, он сполз по склону ущелья на дно, пылающей,
разваливающейся лавиной. Земля со снегом наворачивалась на него, как волны
сыпучего моря, в котором тонул теперь его вечный труп. Варвара опустила
руки, но не смотрела вниз, на пламя, рвущее тело врага. Она смотрела вдаль,
где на поверхности воды, в которой стояли теперь все деревья, дрожало
слепящее, зигзагообразное отражение всенощного солнца.
глубин. Потом она открыла глаза. Была зимняя ночь, усыпанное звездами небо,
тишина, черная кремлевская стена, Красная площадь, спящая во мраке Москва.
Клава сидела на полу неведомого деревянного корабля, тихо скрипящего под
напором ветра. Рядом с ней была Варвара.
стылым от ветра лицом. На Варваре поверх сарафана был наброшен коротенький
тулупчик, волосы ее пахли морозом. Не веря своему счастью, Клава на всякий
случай тихо заплакала.
Клаве слезы раскрытыми ладонями. Клава тоже хотела вытереть слезы, и
обнаружила, что у нее на руках надеты вязаные варежки.
узелок и стала его разворачивать.
найденное ею у Варвары теплое место, - шею под воротником, - и вдыхая
милый, только на Варваре живущий запах. - Мне больше ничего не нужно, раз
ты уже есть.
узелком, ведь Клава мешала ей своими ласками. - Вот он, на, возьми.
Клава лучше сообразила, что это еда.
глубже зарывается носом ей под воротник. - Ешь давай.
безразлично было, где жить, лишь бы вместе с Варенькой.
давно и совсем освоилась. - Пока он, правда, еще деревянный, - будто
немного застыдившись, добавила она. - Но когда-нибудь и каменный построят.
последней, смертельной битвы. Переложив обкусанный пряник в другую руку,
Клава коснулась пальцами своего горла. Там был шрам, узкий, но плотный,
теперь Клава осознала его сжатое давление на дыхание, а раньше она думала,
что это какой-нибудь шарфик.
сила. Ленин умер, но он вечно будет стоять на страже у врат тьмы.
длинноязыким пламенем из каменных чашечек, приделанных к стенам. Сами стены
комнаты были темно-синими, и на них серебром сверкали уже знакомые Клаве
таинственные письмена.
костюм, руки сложены были на груди, мертвенно-бледное лицо светилось в
полумраке. На открытом, чистом лбу темнел один из волшебных знаков, там
была цапля и еще палочки, это Клава увидела точно. Ленин спал, без дыхания
и сновидений. Он напоминал Клаве не живого человека, а скорее камень,
лежащий памятник на собственной гробнице.
же окровавленная, ободранная сорочка, в которой он проделал свой недолгий
путь, что никогда не был и не будет завершен. В руке Петька держал угольный
жезл, заканчивавшийся острым крюком. Остекленевшие, собачьи глаза Петьки
светились, подобно ледяным фонарикам звезд. Клава поняла, что Петька стал
уже богом, только не тем, о котором рассказывал медвянобородый батюшка на
уроках в гимназии, а каким-то другим, может быть даже новым.
Удивительно было, что Клава увидела и узнала его.
Может быть, они превратились бы в тени листьев, тонких золотых листьев ивы
на воде черного, заколдованного озера. Или они стали бы шепотом звезд,
бесконечным, пунктирным скрипом полевых кузнечиков, в котором я слышу
что-то, чего не понять, и с каждым пропадающим звуком, с каждым ударом
крохотной иголочки я навсегда теряю частицу своей жизни, частицу дыхания,
частицу разума, да, мой разум подобно песку сыпется сквозь мои пальцы, и
ветер подхватывает его, чтобы не оставить даже формы исчезновения, чтобы
мгновенно меня забыть.
убивать, страдающе терпеть и нежно любить глаза, я мог бы сказать: прости
меня, Клавдия. Прости меня за то, что я увидел тебя, потому что, уже
увидев, я не мог не полюбить.
временем, и воздух тогда еще не был воздухом. Только я был мной и ты была
тобой. Может быть, так было всегда?
ваша воссоединилась. Вы протянули вперед левые руки, в одно место над
спящим лицом Ленина, из ладоней ваших закапала кровь, которая упала на
широкий Ленинский лоб, и темный знак загорелся и исчез, войдя в голову
умершего вождя.
станешь ты камень, запирающий врата тьмы. На веки вечные.
его положил Петька. И вы подняли руки, перечеркнув ими собственные лица,
чтобы вечность не знала их, и никто не мог разрушить ваше заклятие. Никто
тогда еще не знал, что скоро миллионы мальчиков и девочек точно так же
поднимут перед своими лицами руки, под пламенем алых знамен, повторяя ваш
священный жест, преграждая дорогу любому смертоносному взгляду в свои
светлые, радостные глаза. На веки вечные.
девочки, стоящие над саркофагом заколдованного, нетленного света, и мальчик
с собачьей головой.
Быков Василий
Афанасьев Роман
Корнев Павел
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Лондон Джек