постели как-то не приходит в голову спрашивать у бабы, сколько ей лет.
забавные рисунки:
влюбилась в меня, -- сказал Карл. -- Вообще она совсем ребенок. Я напоминал
ей, когда надо чистить зубы, и показывал, как носить шляпу. Посмотри --
леденцы на палочках! Я покупал ей леденцы каждый день -- она их любит.
несовершеннолетняя... Пришлось пообещать, что я никогда ее больше не увижу и
не буду ей писать. И вот теперь меня очень интересует, вернется ли она. Ведь
когда мы встретились, она была девушкой. Любопытно, сколько она сможет
вытерпеть без мужчины. Она сходила с ума по этому делу. Заездила меня чуть
не до смерти.
тоже показалась мне очень молоденькой. К тому же она была довольно
хорошенькая, но глупая как пробка. Она тут же захотела узнать, о чем мы
говорим.
Хочешь пойти к ней? Я это тебе устрою.
взялся за нее, я решил, что хочу, и поинтересовался, не устала ли она.
Глупый вопрос. Шлюха никогда не устает. Некоторые из них засыпают, пока вы
над ними трудитесь. Как бы то ни было, решили, что я пойду к ней. Таким
образом, и за ночлег не придется платить.
завтракать расклейщики плакатов. В полдень я зашел за Карлом, чтобы пойти с
ним перекусить. Пока меня не было, он и ван Норден завели новое правило
-- ходили завтракать в "Куполь".
подают овсянку, а от нее хорошо работает желудок.
работу и с работы. Мелкие дрязги, мелкие интриги. Ван Норден все еще поет
свою песню насчет б..дей и необходимости вычистить грязь из нутра. Только
сейчас он нашел себе новое занятие. Он понял, что мастурбировать гораздо
проще, чем бегать за шлюхами, я очень удивился, когда он мне об этом сказал.
Вот уж никогда бы не подумал, что такой человек, как ван Норден, может
получать удовольствие от мастурбации. Еще больше я удивился, узнав, как
именно он это делает. По его словам, он изобрел новый способ. "Ты берешь
яблоко, -- сказал он, -- прорезаешь посередине дыру и смазываешь ее
кольдкремом. Попробуй как-нибудь. Сначала можно просто спятить. Но, что ни
говори, а это и дешево, и времени не теряешь".
приятель Филмор в больнице. По-моему, он сошел с ума. По крайней мере так
мне сказала его девка. Пока тебя тут не было, он связался с француженкой.
Они все время скандалили. Она здоровая, огромная бабища, притом довольно
дикая. Я с удовольствием подъехал бы к ней, да ведь без глаз можно остаться.
У Филмора все время руки и морда были исцарапаны. Да и у нее вид часто
помятый. Ты знаешь этих французских блядей -- когда они влюбляются, им нет
удержу".
жалко Филмора. Он сделал для меня много хорошего. Оставив ван Нордена, я сел
в автобус и поехал прямо в больницу.
всяком случае, я нашел его наверху в отдельной палате и, по-видимому, без
особенного надзора. Когда я пришел, он только что вылез из ванны. Увидев
меня, он начал плакать.
и у меня, может быть, даже сифилис. И мания величия. -- Он повалился на
кровать и безмолвно рыдал некоторое время. Потом вдруг поднял голову и
улыбнулся, как просыпающаяся птица. -- Почему они поместили меня в такую
дорогую палату? -- спросил он. -- Почему они не положили меня в общую палату
или в сумасшедший дом? Мне нечем платить за все это. У меня осталось только
пятьсот долларов.
кончатся деньги, ты тут же отсюда вылетишь.
он отдал мне свои часы с цепочкой, булавку для галстука, бумажник и проч.
Тут он засмеялся странным, невеселым смехом, каким редко смеются нормальные
люди. -- Я знаю, ты думаешь, что я сошел с ума, -- сказал Филмор. -- Но я
хочу загладить свою вину. Я хочу жениться. Ты понимаешь, я не знал, что у
меня триппер. Я заразил ее, к тому же она беременна от меня. Мне
безразлично, что со мной будет, но я хочу на ней жениться. Я так и сказал
доктору, а он говорит, чтоб я подождал с женитьбой, пока не поправлюсь. Но я
никогда не поправлюсь. Я знаю. Это конец.
случилось. Но, так или иначе, я обещал Филмору навестить его девушку и все
ей объяснить. Он просил меня присмотреть за ней, помочь чем можно. Сказал,
что полностью на меня полагается и т.д. и т.п. Чтобы успокоить его, я обещал
все. Вообще говоря, он не показался мне таким уж сумасшедшим, просто слегка
свихнувшимся. Обычная англосаксонская болезнь -- острый приступ угрызений
совести. Но мне было интересно познакомиться с женщиной, на которой он
собирался жениться, да и вообще узнать всю подноготную этого дела.
я, она сразу же стала очень приветливой и дружелюбной. Ее звали Жинетт. Это
была крупная, пышущая здоровьем девка крестьянского типа с полусъеденными
передними зубами. Жизнь била в ней ключом, а в глазах горел странный
сумасшедший огонь. Прежде всего она начала плакать. Но как только
выяснилось, что я близкий приятель ее Жо-Жо (так она называла Филмора), она
бросилась вниз, принесла две бутылки белого вина и потребовала, чтобы я
остался с ней обедать. Вино делало ее то веселой, то сентиментальной. Мне не
надо было задавать ей никаких вопросов -- она говорила без умолку. Больше
всего ее интересовало, получит ли Филмор опять свое место, когда выйдет из
больницы. Жинетт рассказала мне, что ее родители -- люди состоятельные, но
она с ними не в ладах. Им не нравился ее образ жизни. Не нравился им и
Филмор -- плохо воспитан, к тому же американец. Жинетт хотела, чтобы я
заверил ее, что Филмор обязательно вернется работать на прежнее место. Я
сделал это не задумываясь. Потом она спросила, можно ли верить Филмору, его
словам, его обещанию жениться на ней? Дело в том, что с ребенком в пузе да к
тому же с триппером у нее не было шансов найти себе другого мужа, особенно
француза. Понимаю ли я это? Я сказал, что, конечно, понимаю. Вообще мне все
было абсолютно понятно, кроме одного -- каким образом Филмор мог так
вляпаться. Однако не буду забегать вперед. Моя задача состояла в том, чтобы
успокоить Жинетт, и я постарался это сделать наилучшим образом -- сказал,
что все, мол, обойдется, что я буду крестным отцом ее ребенка и т.д и т.п.
Мне показалось очень странным, что она хочет рожать, -- ведь ребенок мог
родиться слепым. Я деликатно намекнул ей на это.
белуга и схватилась за рюмку. Но через несколько минут уже громко смеялась,
рассказывая, как они с Филмором дрались в постели. "Ему нравилось, когда я
дралась с ним, -- заявила Жинетт. -- Он настоящий дикарь".
потаскушка, которая жила в конце коридора. Жинетт немедленно отправила меня
за новой бутылкой. Пока я ходил, они, вероятно, успели все обсудить.
Подруга, которую звали Иветт, работала в полиции. Полицейская мелочь,
насколько я мог понять. Во всяком случае, она намекала на свою
осведомленность. Я сразу понял, что на самом деле она просто шлюха. Но у нее
была страсть к полиции и разговорам на полицейские темы. Во время обеда обе
женщины уговаривали меня пойти с ними в "Баль мюзет". Им хотелось развлечься
и потанцевать -- Жинетт чувствовала себя так одиноко, пока ее Жо-Жо был в
больнице. Но я отказался, сказав, что мне надо на работу, и пообещал им в
следующий свободный вечер сводить их на танцульки. Конечно, я без стеснения
объявил им, что у меня нет денег. Жинетт, которую мои слова поразили как
гром среди ясного неба, тем не менее заявила, что для нее это не важно. И
чтоб доказать свое великодушие, даже предложила отвезти меня на работу в
такси. Ведь я друг ее Жо-Жо, а значит, и ее друг. "Друг... -- подумал я про
себя. -- Если что-нибудь случится с твоим Жо-Жо, ты немедленно прибежишь ко
мне. Вот тогда ты узнаешь, каким я бываю другом!" Я был с нею невероятно
любезен. Когда мы подъехали к редакции, Иветт и Жинетт уговорили меня выпить
напоследок по рюмке перно. Я не слишком сопротивлялся. Иветт спросила,
нельзя ли заехать за мной после работы, -- по ее словам, ей о многом
хотелось со мной поговорить наедине. Я не сумел отвертеться так, чтобы не
обидеть ее, но, к сожалению, размяк и дал ей свой адрес.
что уже на следующий день произошли новые события. Утром, когда я еще не
встал, обе женщины заявились ко мне. Жо-Жо перевели из больницы в небольшой
замок в нескольких милях от Парижа. Они говорили "замок", но на самом деле
это была психиатрическая лечебница. Они хотели, чтобы я немедленно оделся и
ехал с ними. Обе были в панике.
решиться. Чтобы оттянуть время и придумать какой-нибудь благовидный предлог,
я попросил их подождать меня внизу. Но обе женщины отказались выйти из
комнаты и, будто это было обычное дело, смотрели, как я моюсь и одеваюсь.