юношеским голосом:
могу и рассердиться.
ухажер сидел с открытым ртом. Больше он в гости не приходил.
квадрантам, к верстаку, к газовым горелкам, к Семену
Васильевичу. Однообразие рабочих дней описывать нет
необходимости. В артели не было таких дисциплинарных
строгостей, как на "Приборстрое", и сами рабочие говорили про
свое предприятие: "Шарага есть шарага". Пили в больную голову.
Пьяные вырубались на своих рабочих местах, многие уползали
спать на двор артельного хлама, где валялась огромная, во весь
рост статуя Сталина. Говорили: "Пойду, прилягу с любимым
вождем". Пьяные работали и на станках. Имели место случаи
травм. Когда напивался Семен, чтобы бедолагу не засекли спящим,
его ставили лицом к верстаку, а к цеху спиной, намертво
закручивали грудь комбинезона в тиски, и так он мог стоять
довольно долго. Сможет сам освободиться от тисков - значит,
трезвый.
разряд. Все, как положено. Поступил в десятый класс школы
рабочей молодежи (ШРМ-66). В первые же дни учебы он понял, что
учиться и работать намного труднее, чем просто учиться.
Усталость, недосып... Но вскоре привык. В школе было два
десятых класса. Любимую Колькой литературу преподавала директор
школы Маргарита Николаевна. Замечательный человек. Учащиеся
вечерней школы выпускали стенгазету, устраивали диспуты,
участвовали в организованной директором художественной
самодеятельности. Да что говорить?.. Только из одного десятого
класса (где учился Колька) двое вечерников закончили школу с
медалями: Юрий Аксентон и Павел Маслобоев. Это уже говорило о
многом.
"Она пришла, как к рифме "вновь"..." Да. Именно в таком
возрасте это и случается впервые.
Девушка, как многие, но танцам предпочитала прогулки с
подругами под ручки вечерней порой. Среди ее подружек были
сестры Голубевы, одна из которых училась в медицинском училище.
В связи с этим обстоятельством Наум при встрече с подружками
шутовски раскланивался и кричал:
произносил слово "медицина".
него вроде перевернулось внутри. Стоит девчонка перед глазами
- и все. Не то, чтобы красавица, она особенно не выделялась
среди подруг, но было в ней что-то такое, от чего Кольке не
спалось по ночам. Она была старше его на пять лет. Казалось,
это должно было образумить мальчишку, но разум оправдывал
чувства. Находились желаемые примеры... Она-то Кольку не
замечала. Никто, даже Наум, не знали о Колькиных чувствах. Но
Наум как будто бы о чем-то догадывался. Потом об этом знали все
на Даче Долгорукова. Но пока эти чувства разливались в
Колькином сердце, как бурная река в половодье, неукротимая, но
еще не вышедшая из берегов.
глазами, она
(тетя Шура), беременная ей, следовала на пароходе в один из
черноморских портов. На палубе находились испанские беженцы,
некоторые из них были ранены. Одна девочка от тяжелых ранений
скончалась на руках у плачущей матери, которая, не веря в
смерть ребенка, все качала на руках, прижимая к груди еще не
остывший трупик, приговаривая:
нее родится девочка, назвать ее в честь этой маленькой испанки.
его не было берегов. Ко времени этого "несчастного случая" он
был уже вполне оформившимся юношей. Писал стихи, запоем читал
Есенина, что еще больше влияло на состояние его влюбленной
натуры. Во время праздничных застолий, на вечеринках он уже не
выплескивал водку под стол, а пил наравне со всеми. После
первой получки по возвращении из колхоза Колька, следуя
"мудрому" совету Семена, решил "обмыть это дело". "Обмывали" на
ящиках для картошки, оставшихся на поле, через дорогу от забора
родной артели, после культивации. Кроме Кольки и Семена были
еще двое слесарей-наладчиков (они же и бригадиры станочников).
Сначала было хорошо, весело, потом стало кружиться небо, а
земля куда-то убегала из- под ставших вдруг ватными Колькиных
ног. А дома было совсем плохо: упреки матери, чувство вины
перед ней, пропитые полполучки и отвратительное состояние.
Долго после этого Колька видеть не мог, как пьют мужики, а
потом - случай за случаем... И пристрастился парень к
"зеленому змию". Однако, с этим пристрастием он все же
справился с помощью непьющих друзей, атмосферы вечерней школы и
своей первой любви. Кармен терпеть не могла пьяных. "Терпеть
ненавижу", - говорила она. И Колька это знал.
в состоянии глубокой душевной муки дачинский Ромео лезвием
безопасной бритвы вырезал на руке слово "Кармен". Дома никого
не было. Кровь лилась ручьями, и остановить ее не было никакой
возможности. Он бегал в умывальник, держал руку под струей
холодной воды, пытался сам себе перевязать рану, но не
получалось. Все это делалось украдкой от соседей. Но вот Нинка
Однобурцева увидела его в умывальнике с окровавленными тряпками
и оказала первую помощь. Что произошло, он ей не рассказал, но
слухи о порезанной кисти руки, словно тараканы, поползли по
Даче Долгорукова. Только на настоятельные распросы Наума Колька
под строгим секретом рассказал все. А за сутки до этого он
осмелился и отправил Кармен послание, вернее, не послание, а
стихотворение о любви, которое заканчивалось словами:
только-только начала встречаться с отслужившим в армии Адиком
Якубенко. Соперник был Колькой уважаем.
объяснения с Адиком. Редкие встречи. То затухающая, то
разгорающаяся, как уголек, надежда.
полагали, увлечение. Их логика - логика бесчувственных людей
- Кольке была непонятна.
на новое место жительства. Они переехали на проспект Энгельса,
в старый кирпичный дом под номером семь. Ее соседями по
квартире стали бывшие Колькины соседи Котвицкие. И Колька, и
Адик продолжали ездить на Энгельса за взаимностью. Иногда оба
возвращались на одном трамвае, но в разных концах вагона. Нет
взаимности. Настроение обоих - ниже нормы. Особенно у Кольки:
помимо неразделенной любви на его настроение влияло и то
обстоятельство, что он разрушает возможное счастье Кармен и
Адика. Но что он мог с собой поделать?.. Он понимал и "насильно
мил не будешь", и "за любовь надо бороться". Он просто хотел
видеть
перспективы.
воскликнула она однажды с отчаяньем в присутствии обоих
женихов.
родину, где не был более пяти лет. Уезжал уже после окончания
средней школы, как говорится, с аттестатом зрелости в кармане.
Школу он закончил с тройками: математика, физика, химия...
Причина одна. Частые пропуски уроков в последней четверти едва
не стоили ему образования. Но все обошлось. Школа - позади.
чтобы осесть там, на родной земле, у родственников, а затем
приехать в Питер за оформлением выписки. Но от любви не
убежишь. Она могла сама погаснуть со временем. Но время этому
еще не пришло. С отъездом Колькины страдания не закончились.
Да, конечно, "время - лучший лекарь", но от знания этого не
становилось легче.
и уважением слушал его исповедь. И вместе с ним радовался,
Лукин Евгений
Роллинс Джеймс
Сертаков Виталий
Доценко Виктор
Каменистый Артем
Афанасьев Роман