по его груди, заставлял высунуть язык, вытянуть руки и с
закрытыми глазами доставать указательными пальцами до кончика
носа. Проделав все эти манипуляции над Генкой, он крякнул и
сказал:
праздникам: Новый год, Восьмое марта...
спокойно об этом говорите.
брошу. Все
тогда, в
ответил - на флоте.
на катере от пристани "Площадь Декабристов".
Станюковича. Его тянуло в бескрайние морские просторы. Он
бредил штормами, экзотическими странами. Но полюбил море только
потом, находясь в море.
матроса Саша Матин. Через год он приходил в школу (Колька еще
тогда в восьмом учился), показывал аттестат зрелости,
полученный им в заочной школе моряков. Рассказывал, что
собирается учиться дальше, на штурмана. Колька постеснялся
спросить, как поступить в морскую школу. И было ему тогда
только пятнадцать лет. Все равно бы никуда не взяли.
судомеханическом факультете мореходного училища Феса. Он даже
прислал Кольке письмо, в котором описал их занятия, подготовку
к предстоящей первой плавательской практике.
хватало образования (он только поступил в десятый класс
вечерней школы), а учиться в мореходной школе не хватало лет.
Он уже ходил на улицу Двинскую, к Главным воротам морского
торгового порта, узнавал условия приема.
малой родины Колька догуливал последние три дня отпуска. Через
три дня снова ожидалось: "Прогресс", Семен Васильевич,
квадранты...
Малышева, поступившего работать на мясокомбинат, в
военно-учетный стол комбината. ВУС мясокомбината находился в
здании Московского райисполкома. Пока друг ходил по кабинетам,
Колька сидел в приемной. Женька долго не выходил. Тогда Колька
вышел на улицу размяться, стал просматривать на стенде
"Ленинградскую Правду" и случайно прочитал, что в мореходную
школу производится дополнительный набор на обучение
специальностям матросов, кочегаров и машинистов паровых котлов.
Мотористы, видно, уже полностью были набраны. До окончания
набора, как и до выхода на работу, оставалось три дня.
ждал. Потом спросил в кабинете, где Женька долго находился, и
ему ответили, что Малышев уже давно ушел. И Колька сразу поехал
в моршколу.
вышел только для оформления расчета. Потом комиссия. А еще
через неделю он был зачислен курсантом в третью учебную группу
матросов Ленморшколы Балтийского Государственного морского
пароходства.
Саперной, чем на Даче Долгорукова, дорога выходила немного
короче. За год особых впечатлений о Даче Долгорукова не
осталось.
- "Кисловодск". Первое плавание, первые впечатления:
экзотическая Куба, чистота английских улиц, переход балластом
(то есть, без груза) через Атлантику, деревянная Игарка. Город,
о котором Колька знал еще в школе из учебника географии,
крупнейший лесной порт, выглядел большой, но захудалой
деревней. Деревянные улицы и покосившиеся неказистые домики
вдоль них. Курить на улицах не разрешалось. По известным
причинам. Фотографировать также. По неизвестным причинам.
его стихи. Самые первые стихи он опубликовал в газете "Знамя
Ленина", когда ездил в отпуск. Потом его публикации все чаще и
чаще стали появляться нс страницах бассейновой газеты
"Советская Балтика". Писать он не бросил. Море как бы внесло в
его творчество свежую поэтическую струю. Поэзия его
пропитывалась соленой морской романтикой. Помогали в написании
стихов занятия в литературном объединении при ДК Первой
Пятилетки, которые он посещал, будучи курсантом мореходной
школы. Объединением руководил талантливый поэт Глеб Сергеевич
Семенов. Занимался Колька всего один сезон, но получил много. В
это время занимались у Семенова такие поэты, как Соснора,
Кушнер, Городницкий, Галушко, Кучинский. Приходил на занятия и
читал стихи издавший тогда первую книжку Лев
к Маргарите Николаевне. И в разговоре:
молодой преподаватель русского языка и литературы Саша Кушнер.
Он тоже сочиняет стихи, и довольно хорошие.
товарищами, выступавшими на вечере встречи со стихами. Один из
них был Александр Городницкий. В фойе во время перекура Колька
прочитал им несколько своих стихотворений. Нашли, что можно его
рекомендовать в их объединение. Дали адрес и время занятий.
Плавание эти занятия прервало.
Мать положили в онкологическую больницу. Сын навестил ее перед
уходом в рейс. Она его благословила. С "Кисловодска"
списывались в отпуск сразу несколько моряков. По его просьбе
практикант ЛВИМУ кореец Борис Дегай навестил Александру
Николаевну в больнице, чем она была очень тронута.
отпуск. Целый год он не был дома. Пришли ночью. Ждать до утра
- никакого терпения. Таможенный автобус довез моряков до
кинотеатра "Москва", где легче сесть на какой-либо последний
трамвай. Но таковые уже прошли. А он даже толком не знал, где
мать и сестры. Знал, что мать выписалась из больницы, но где
она сейчас: в Саперной или на Даче Долгорукова?.. Ни туда, ни
туда таксисты везти не соглашались. И поехал он на Лесной, к
Науму. У Наума уже спали. Наумова друга встретили радостно, как
своего сына. Утром он должен был поехать на судно, оформить
отпуск, а затем, заехав на Лесной за вещами - домой. Но куда?
Николай попросил Наума зайти после работы ( он все ездил
работать на "Прогресс") на Дачу Долгорукова или в ясли, где
работала мать, и узнать, куда ему ехать. Но о его приходе
просил никому не говорить, узнать все разведывательно.
Александру Николаевну Наум нашел в яслях. Не удалось ему,
однако, обмануть материнского сердца. Сюрприза у сына не
получилось.
другу за вещами, все смотрели на него как-то странно, будто с
каим ожиданием. Не успел он этого осознать, как сзади,
откуда-то из-за занавески выскочила его мать и стала его
обнимать, целовать, разглядывать. И, конечно же, плакать. У
Бруков отметили его прибытие. Потом молодой моряк с матерью
поехали в Саперную. Там, у дедушки с бабушкой находились и
Юлька с Ольгой.
Долгорукова. После отъезда из поселка второго потока
переселенцев, жильцов червертого, пятого и шестого бараков
переселили в освободившиеся комнаты первого, второго и третьего
бараков. А их бараки и оба здания в конце поселка окружили
колючей проволокой, переделали все под тюрьму и поселили