за Колькиным с ней разговором. Колька вел себя
по-джентельментски, ухаживал за дамой, развлекал ее беседой.
Женька знал, что Феня от рождения глухая и понимает собеседника
только по губам. Видно было, что Кольку она понимает не во
всем. Звонко смеялась, когда ее веселый сосед, чтобы посмешить
молодых, дергал за веревочку висящего на стене Буратино, а тот
в ответ забавно дрыгал ногами и руками. Смеялись не только
молодожены, смеялись все. Затем за веревочку дергал Борис, а
Колька читал стихи, посвященные свадьбе друга:
парень. Один. На других не хватило времени. Что было бы, если
бы пожелания друга исполнились, можно только представить...
Женька улучил момент и перекинулся с Колькой несколькими
фразами. В том числе:
узнала, что - моряк... Туши лампу. Да еще стихи... Хоть она и
не поняла... Он хотел
руга поволокла его за руку куда-то из комнаты.
Феней под ручку ходил по ночному Корчмино и целый час перед
сном ( а спать легли часа в три) читал ей стихи. Ночью-то?..
Ведь она только по губам... Но она делала вид, что понимала. А
он пьяненький и тронутый ее вниманием, заливался соловьем.
Когда его позвали спать, он и спать хотел с Феней. Это его
предложение она поняла точно. Еле уложила она своего ухажера в
постель на полу большой комнаты, где была (только через
занавеску) и постель новобрачных.
ты придешь?" - отвечала: "Конечно, вот только скажу дома, чтоб
не волновались". Через пять минут после ее ухода Колька так
захрапел, что молодые расхохотались. Что происходило между им и
женой, Женька, безусловно, помнит, но вспоминает редко. Такое
дело. А о поведении Кольки в их первую брачную ночь вспоминает
охотно. Уже светало, когда на полу, где спал их друг,
послышалась какая-то возня, сопение, затем послышался
рассерженный голос Володи-баяниста, спавшего рядом с Колькой:
отодвинули занавеску. Володя отбивался, как мог, а Колька
настойчиво пытался перевернуть его лицом к себе, спросонья,
повидимому, принимая его за Феню. Так он дважды рассмешил
молодоженов: когда ложился спать и перед тем, как проснуться. И
рассмешил гораздо больше, чем дергая за веревочку Буратино.
Хотел плясать и не мог - баянист Володя ему все время
подмигивал. Феню удивило и даже обескуражило Колькино
поведение, так не похожее на вчерашнее. А молодоженам было
весело. Ах, если б так всю жизнь!
же года Женьку призвали в армию, где он пробыл четыре долгих
года, включая пребывание на Кубе. После армии он жене оказался
не нужен. Вобщем, "прости меня, но я не виновата..." Что ж, у
жизни свои законы, а у законов свои исключения.
с названием. Женька Малышев стал Евгением Павловичем, а это уже
герой другого рассказа.
моряках, но о будущих моряках, курсантов Ленинградской
мореходной школы. Сокращенно моршколу редко называли эЛэМШа, а
чаще по-старому - ШМО, то есть школа мореходного обучения. С
гласной как-то звучнее. Да, к тому же, порядки в школе были
строгие, за нарушения дисциплины могли отчислить, а особенно
грозным в этом отношении был завуч ( ранее - начальник школы)
по фамилии Шприц. Поэтому ШМО расшифровывалось также и "Шприц
может отчислить". А еще школу величали "академией Шприца".
машинистов паровых котлов и кочегаров дальнего плавания.
Обучение было одногодичным. В программу входила предучебная
практика на парусниках, так сказать, ознакомление с морем, и
обязательная практика на полях подшефного колхоза. Выпускники
мореходной школы распределялись на суда Балтийского
пароходства, и потому брали в школу только ленинградцев со
средним образованием в возрасте не моложе семнадцати лет, чтобы
по окончании школы они стали совершеннолетними и могли работать
на судах загранплавания. В основном и поступали в таком
возрасте. Исключение составляла небольшая прослойка отслуживших
в армии срочную службу молодых людей. Из их числа назначались
старшины учебных рот, групп, командиры отделений.
хотя в армии он не служил. Он был в течение шести лет
воспитанником школы военных музыкантов. Отец его погиб на
фронте, мать же, участница войны, работала на Адмиралтейском
заводе, и кроме Володи у нее была еще маленькая дочка Надя.
Семнадцать ему исполнялось в ноябре, а начало занятий - в
сентябре. Пошли навстречу его настырным домоганиям, учли
биографические моменты и приняли.
переходом из Ленинграда в Таллин на баркентине "Сириус".
Неоглядная ширь балтийских вод да стремительный бег по ней
многопарусного красавца - это на всю жизнь осталось в
Володином сердце
"Сибиряков" после окончания мореходной школы уже не в качестве
курсанта, а в качестве матроса. До совершеннолетия он учеником
матроса был зачислен на пароход "Иван Ползунов", стоявший
несколько месяцев в доке Канонерского судоремонтного завода.
Потом было великое множество походов "по различным островам и
странам" на разных судах и в разных должностях.
памятный для будущего капитана дальнего плавания поход - на
лыжах по маршруту Ленинград - Новгород.
занятия по морской практике и основам судовождения. Веселыми
были занятия по английскому языку. "Англичанка" Евгения
Павловна была по натуре женщиной доброй и с чувством юмора. Для
успешного овладения курсантами английским она старалась
пробудить в них чувства собственного достоинства. При помощи
иронических комментариев с шутками и подковырками. Все
разговоры на уроке проводились только по-английски, но себе
Евгения Павловна разрешала к английской фразе добавлять
своеобразное выражение типа : "труля-ля", "лим-бом-бом",
"морячишки" и тому подобные приложения. Однажды Юра Воробьев
мялся-мялся у доски, путался в грамматике. Наконец, классная
леди не выдержала, посмотрела на беднягу поверх очков (а он
пришел в моршколу из театрального института или училища, и
звали его в ШМО артистом), горестно вздохнула и произнесла:
добавила свое коронное "тру-ля-ля".
любой другой, самый незначительный повод, старались пропустить
денек-другой от занятий и побыть дома. Дело в том, что они были
на полном пансионе (обмундирование, питание) и неполученные
завтраки и обеды им компенсировались деньгами. Ежемесячно
курсант получал за воскресные дни обычную компенсацию - около
сорока рублей. А "проболел" недельку, получишь все сто.
успевал не только учиться, но и заниматься в духовом оркестре
(кларнет, флейта) при ДК Урицкого. Кроме этого он сам руководил
оркестром школы, а позднее и всего пароходства.
не из официальных источников, а через ребят. Его группа
дежурила по школе, и он был помощником дежурного офицера.