откликаться на "стимулирующие слова", каковы "стол", "утка", "музыка",
"тошнота", "толщина", "низкий", "глубокий", "длинный", "блаженство", "плод",
"мать", "гриб". Существует очаровательная игра "Любопытство-Позиция" Бьевра
-- утеха дождливых вечеров, -- когда маленьких Сэма или Руби просят
выставлять закорючки против названий тех вещей, которых он (она)
побаивается, к примеру, "смерть", "падение", "сновидение", "циклоны",
"похороны", "отец", "ночь", "операция", "спальня", "ванная", "сливаться" и
тому подобное; существует "Абстрактный тест" Августы Ангст, в котором
малышке (das Kleine) приказывают изобразить не отрывая руки понятия из
заданного списка ("стоны", "наслаждение", "темнота"). И, конечно, есть еще
"Игра в куклы", где маленьким Патрику или Патриции предлагают чету
одинаковых резиновых куколок и хорошенький кусочек пластилина, -- который
Пат может приделать к одной из них перед тем, как она или он начинает игру,
-- а еще выдают красивенький кукольный домик, в котором так много комнат и
масса изящных крошечных вещиц, включая ночной горшок размером не более
желудевой чашечки и домашнюю аптечку, и кочергу, и двуспальную кровать, и
даже махонькие резиновые перчатки на кухне, и ты, детка, можешь быть совсем
нехорошим(-ей) и делать с куклой-папой все, что захочешь, если тебе
покажется, что она побила куклу-маму, когда в их спальне погас свет. Но
дурной мальчик Виктор не пожелал играть с Лу и Тиной, он пренебрег
куколками, он вычеркнул все перечисленные в списке слова (что вообще против
правил) и сотворил рисунки, не имеющие вовсе никакого недочеловеческого
значения.
смог обнаружить Виктор и в тех прекрасных, да, прекрасных! кляксах Роршаха,
в которых другие детишки видят (или обязаны видеть) самые разные вещи --
репки, скрепки и поскребки, червей имбецильности, невротические стволы,
эротические галоши, зонты или гантели. Опять-таки, и ни один из небрежных
набросков Виктора не представлял так называемой мандалы, -- термин,
предположительно означающий (на санскрите) магический круг, - д-р Юнг и с
ним иные прилагают его ко всякой каракульке, более-менее близкой по форме к
четырехсторонней протяженной структуре, -- таковы, например, ополовиненный
манговый плод или колесо, или крест, на котором эго распинаются, как морфо
на расправилках, или, говоря совсем уже точно, молекула углерода с четверкой
ее валентностей -- эта главная химическая компонента мозга, машинально
увеличиваемая и отображаемая на бумаге.
картин и словесных ассоциаций Виктора полностью затемняется художественными
наклонностями мальчика". И с той поры маленькому пациенту Виндов, трудно
засыпавшему и страдавшему отсутствием аппетита, разрешили читать в постели
заполночь и уклоняться от утренней овсянки.
4
потребностью оделить его новейшими благами современной детской психотерапии
и стремлением найти среди американских систем религиозного отсчета наилучшее
приближение к мелодическим и благотворным радостям Православия, этого
кроткого исповедания, чьи требования к личной совести столь малы в сравнении
с утешениями, которые оно предлагает.
Нью-Джерси, потом, по совету одних русских друзей он посещал там же школу.
Управлял школой священник епископальной церкви, зарекомендовавший себя
благоразумным и способным учителем, снисходительным к одаренным детям, как
бы ни были они чудачливы и скандальны; Виктор определенно был несколько
странен, но зато очень тих. В двенадцать лет он перешел в школу Св.
Варфоломея.
красного кирпича, воздвигнутую в пригороде Крэнтона, штат Массачусетс, в
1869 году. Главное здание образовывало три стороны большого прямоугольника,
четвертую составляла сводчатая галерея. Островерхую башенку над воротами,
покрытую с одного боку лоснистым пятилистным плющом, несколько тяжеловесно
венчал каменный кельтский крест. Ветер рябью бежал по плющу, как по конской
спине. Напрасно считают, что со временем тон красного кирпича становится
более сочным, -- в добром старом Сен-Барте он становился лишь более грязным.
Ниже креста и прямо над звучной на вид, но на деле совершенно лишенной эха
входной аркой было изваяно что-то вроде кинжала, -- попытка изобразить
мясницкий нож, который так неодобрительно держит (в "Венском Требнике")
святой Варфоломей, один из Апостолов, -- а именно тот, с которого содрали
заживо кожу, оставив его на съедение мухам летом 65 года по Рождеству
Христову или около того, в городе Албанополисе, ныне Дербенте, на
юго-востоке России. Гроб его, выброшенный гневливым царем в Kаспийское море,
мирно приплыл на остров Липари, что у берегов Сицилии, -- последнее, видимо,
следует счесть легендой, особенно если принять во внимание, что Каспийское
море еще со времен плейстоцена оставалось морем исключительно внутренним.
Под этим геральдическим орудием, напоминавшим скорее нацеленную ввысь
морковку, отполированные буквы английской готики выводили "Sursum"1. На
мураве перед воротами обыкновенно дремали в своей приватной Аркадии две
смирных английских овчарки, принадлежавших одному из учителей и нежно друг к
дружке привязанных.
площадок для игры в "файвс" и часовни до гипсовых слепков по коридорам и
снимков соборов в классных. Спальни трех младших классов были поделены на
ниши, в каждой свое окно; в конце спальни располагалась комната воспитателя.
Не мог посетитель не восхититься и прекрасным гимнастическим залом. Весьма
также поражали воображение дубовые скамьи и подбалочный свод часовни,
полстолетия назад сооруженной в романском стиле на средства Джулиуса
Шонберга, шерстяного фабриканта и брата всемирно известного египтолога
Сэмюеля Шонберга, погибшего при землетрясении в Мессине. В школе служили
двадцать пять преподавателей и ректор -- преподобный Арчибальд Хоппер,
облачавшийся в теплые дни в элегантно-серое священническое одеяние и
выполнявший свои обязанности в лучезарном неведении интриги, которая вот-вот
грозила завершиться его низвержением.
5
Сен-Барте проникло в его сознание большей частью через посредство обоняния и
слуха. Затхлый, унылый запах старого лакированного дерева стоял в дортуарах,
ночами звучали в нишах громкие гастрические взрывы, сопровождаемые нарочито
усиленными особого рода взвизгами кроватных пружин, а по утрам (в 6:45)
гудел в коридоре -- над пустырем головной боли -- звонок. Запах
идолопоклонства и ладана исходил от курильницы, свисавшей на цепях и на
цепных тенях с ребристого потолка часовни; звучал медовый голос преподобного
Хоппера, тонко сплетавшего изысканности с вульгаризмами, звучал Гимн 166
"Солнце души моей", который новичкам вменялось в обязанность заучивать
наизусть, и несло по раздевалке застарелым потом из большой корзины на
колесах, содержавшей общий запас гимнастических суспензориев, -- противный
серый клубок, из которого следовало выпутать для себя подвязку, надевавшуюся
в начале спортивного часа, -- и как печальны и резки казались вскрики,
гроздьями долетавшие с каждой из четырех спортивных площадок!
(при среднем в девяносто), Виктор легко стал первым из тридцати шести
учеников класса, собственно, -- одним из трех лучших в школе. Он не
испытывал особого уважения к большинству учителей, но почитал Лэйка --
чудовищно толстого, с кустистыми бровями и волосатыми руками, принимавшего в
присутствии спортивных, румяных мальчишек (Виктор не относился ни к тем, ни
к другим) вид угрюмого смущения. Похожий на Будду, Лэйк царил в удивительно
опрятной студии, схожей больше с приемной в художественной галерее, чем с
мастерской. Ничто не украшало ее бледно-серых стен, кроме двух картинок в
одинаковых рамках: копии фотошедевра Гертруды Кэзебайер "Мать и дитя" (1897)
с мечтательным, ангеловидным младенцем, смотрящим вверх и в сторону (на
что?), и точно так же тонированной репродукции головы Христа с рембрандтовых
"Паломников на пути в Эммаус" с таким же, лишь чуть менее небесным
выражением глаз и рта.
Японии. Был признанным художественным экспертом, и многие диву давались, --
что заставляло его на протяжении последних десяти лет хоронить себя в школе
Св. Варфоломея? Одаренный угрюмым темпераментом гения, он был лишен
оригинальности и сознавал это; его собственные полотна всегда казались
замечательно тонкими имитациями, хотя никто и никогда не сумел бы с полной
уверенностью сказать, чьей манере он подражает. Глубинное знание
бесчисленных технических приемов, безразличие ко всякого рода "школам" и
"течениям", отвращение к шарлатанам, убежденность, что не существует никакой
решительно разницы между жантильной акварелью прошлого века и, скажем,
условным неопластицизмом или банальной беспредметностью нынешнего, и что
ничего, кроме личного дара, в счет не идет, -- все это делало из него
недюжинного учителя. В школе не испытывали особенного восторга ни от методов
Лэйка, ни от результатов их применения, однако держали его, потому что
наличие в штате по крайности одного знаменитого чудака есть свидетельство
стиля. Среди множества утешающих душу вещей, которым учил Лэйк, было то, что
расположение цветов солнечного спектра образует не замкнутый круг, но
спираль оттенков -- от кадмиево-красного и оранжевых, через
стронциево-желтый и бледную райскую зелень, к кобальтово-синему и лиловым, и
здесь последовательность не переходит сызнова к красным, но вступает на
новый виток, который начинается с лавандово-серого и теряется в золушкиных