красноречивой позе. Клерфэ дал ему денег.
Жаль, что мы раньше сюда не ходили.
уверенный в том, что Клерфэ что-то вроде сутенера, который
прибегает к обычным хитростям, чтобы познакомиться с Лилиан.
а эта дама -- одна из наших пациенток. Сегодня у нее выходной.
Что-нибудь уже случилось? Я опоздал? Гарсон, заберите нож. И
вилку тоже.
нравится ее положение. Абсолютная безнаказанность. Она не
подчиняется никаким законам, что бы она ни сделала, вплоть до
убийства, -- ее оправдают.
к Жерару. -- Этот человек -- мой бывший муж. Он убежал из
психиатрической лечебницы. Для его заболевания характерно то,
что он считает сумасшедшей меня.
поднялся с очаровательной улыбкой.
слишком рано, -- заявил он, -- надо уходить вовремя... так
сказал Заратустра. Мадам, завтра вас будет ждать здесь
стихотворение, я оставлю его у официанта,
я легла спать, то не увидела бы всего этого. Не увидела бы
этого зеленого света, не узнала бы сладости бунта. И этой
трясины и мошкары над ней.
произнес Клерфэ. -- Прости меня. За неделю с тобой происходит
столько превращений, сколько с другими женщинами не происходит
за годы; ты похожа на растение в руках йога: за несколько минут
оно успевает вырасти и расввести...
наверстать.
будущем.
когда не хватает сил идти дальше; потом их снова забываешь. Они
похожи на всплески фонтана: к ним прислушиваешься какое-то
время, а потом начинаешь слышать то, что нельзя выразить
словами.
Лилиан окружены невидимой стеной тишины, которая приглушает
уличный шум. Проникая сквозь нее, он напоминает журчание
фонтанов или шелест листвы, колеблемой ветром. та тишина
сильнее бури, -- подумал Клерфэ, -- ибо она была вначале и
будет в конце, и сама буря родилась из тишины.
не нарушил тишины. Откуда-то в мгновение ока появился
полицейский, несколько алжирцев горячо жестикулировали,
какая-то девушка поносила все на свете, по улице с криком
пробегали мальчишки-газетчики. Только Клерфэ и Лилиан сидели
молча, казалось, они опустились в стеклянных скафандрах на дно
незнакомого и беспокойного озера; они не испытывали никаких
желаний и были полны любви.
еще осталось вино.
костюм. В новой одежде человек становится иным, хотя сразу это
не заметно. Тот, кто по-настоящему умеет носить платья,
воспринимает что-то от них; как ни странно, платья и люди
влияют друг на друга, и это не имеет ничего общего с грубым
переодеванием на маскараде. Можно приспособиться к одежде и
вместе с тем не потерять своей индивидуальности. Того, кто
понимает это, платья не убивают, как большинство женщин,
покупающих себе наряды. Как раз наоборот, такого человека
платья любят и оберегают. Они помогают ему больше, чем любой
духовник, чем неверные друзья и даже чем возлюбленный.
тебе, служит большей моральной опорой, чем целый свод законов.
Она знала, что в тончайшем вечернем платье, если оно хорошо
сидит, нельзя простудиться, зато легко простудиться в том
платье, которое раздражает тебя, или же в том, двойник которого
ты на этом же вечере видишь на другой женщине; такие вещи
казались Лилиан неопровержимыми, как химические формулы. Но она
знала. также, что в моменты тяжелых душевных переживаний платья
могут стать либо добрыми друзьями, либо заклятыми врагами; без
их помощи женщина чувствует себя совершенно потерянной, зато,
когда они помогают ей, как помогают дружеские руки, женщине
намного легче в трудный момент. Во всем этом нет ни грана
пошлости, просто не надо забывать, какое большое значение имеют
в жизни мелочи.
тому же она была почти единственная, еще доступная ей. У нее не
осталось времени для того, чтобы оправдать свою жизнь чем-то
большим; у нее не было времени даже для бунта. Бунт, о котором
она мечтала когда-то, она уже совершила и теперь по временам
начинала сомневаться в своей правоте. Сейчас ей осталось только
одно -- свести свои счеты с судьбой.
жизнь на много дней, а то и недель, но она не хотела впадать в
уныние, не хотела жаловаться и раскаиваться. Проще сказать
себе, что теперь ей потребуется меньше денег на жизнь и что
поэтому можно купить лишнее платье. Это платье она выбирала с
особой тщательностью. Сначала ей хотелось приобрести что-нибудь
экстравагантное, но потом она остановилась на очень скромном
платье, самом скромном из всех, что у нее были. Экстравагантным
было то платье, которое ей подарил Клерфэ; так она выразила
свой протест против Тулузы и того, что она понимала под этим
словом.
трюками. Но она была теперь так далека от всех больших и
почтенных трюков, с помощью которых люди пытаются сделать свою
жизнь сносной, так далека, что для нее уже не существовало
различия между великим и мелким. Чтобы уверовать в маленькие
трюки и наслаждаться ими, нужно не меньше, а может, даже больше
самодисциплины, мужества и силы воли, чем для того, чтобы
поверить в те большие трюки, которые носят звучные названия.
Так думала Лилиан. Вот почему покупка платья доставляла ей
столько же радости, сколько другим доставляет философский
трактат; вот почему любовь к Клерфэ и любовь к жизни все время
путались в ее сознании; вот почему она жонглировала ими -- то
подбрасывала в воздух, то ловила: ведь она знала, что скоро они
все равно разобьются. На воздушном шаре можно летать, пока он
не опустился, но к нему нельзя привязать собственные дома в
Тулузе.
виконта де Пестра. Увидев ее, он изумился.
без трудностей.
которая вообще имеет смысл, -- любви к самому себе.
По-видимому, вы сделаны либо из чугуна, либо из губки.
века, я слишком поздно родился и разделяю судьбу всех
запоздалых потомков: меня не понимают. Хотите я расскажу вам об
этом подробней?