ще оседает вниз, руки принимают такое положение, будто он собрался мо-
литься. Потом туловище отваливается совсем, и только оторванные по ло-
коть руки висят на проволоке.
маются три головы. Под одной из касок - темная острая бородка и два гла-
за, пристально глядящих прямо на меня. Я поднимаю руку с гранатой, но не
могу метнуть ее в эти странные глаза. На мгновение вся панорама боя кру-
жится в каком-то шальном танце вокруг меня и этих двух глаз, которые ка-
жутся мне единственной неподвижной точкой. Затем голова в каске зашеве-
лилась, показалась рука, - она делает какое-то движение, и моя граната
летит туда, прямо в эти глаза.
расстояние, бросаем в сторону взведенные гранаты, чтобы обеспечить свое
отступление огневым прикрытием. Пулеметы следующей позиции открывают
огонь.
уничтожения. Мы швыряем наши гранаты в людей, - какое нам сейчас дело до
того, люди или не люди эти существа с человеческими руками и в касках? В
их облике за нами гонится сама смерть, впервые за три дня мы можем
взглянуть ей в лицо, впервые за три дня мы можем от нее защищаться, нами
овладеет бешеная ярость, мы уже не бессильные жертвы, ожидающие своей
судьбы, лежа на эшафоте; теперь мы можем разрушать и убивать, чтобы
спастись самим, чтобы спастись и отомстить за себя.
раждения, швыряем под ноги наступающим снопы осколков и снова молниенос-
но делаем перебежку. Грохот рвущихся гранат с силой отдается в наших ру-
ках, в наших ногах. Сжавшись в комочек, как кошки, мы бежим, подхвачен-
ные этой неудержимо увлекающей нас волной, которая делает нас жестокими,
превращает нас в бандитов, убийц, я сказал бы - в дьяволов, и, вселяя в
нас страх, ярость и жажду жизни, удесятеряет наши силы, - волной, кото-
рая помогает нам отыскать путь к спасению и победить смерть. Если бы
среди атакующих был твой отец, ты не колеблясь метнул бы гранату и в не-
го!
ты, уничтожены, от них остались лишь отдельные участки траншеи, ямы,
связанные ходами сообщения, да кое-где огневые точки в воронках, - вот и
все. Зато потери французов становятся все более чувствительными. Они не
ожидали встретить столь упорное сопротивление.
вом, иногда на рукаве оказывается кровь. Показался первый более или ме-
нее уцелевший окоп. В нем сидят солдаты, они приготовились к контратаке,
и мы присоединяемся к ним. Наша артиллерия открывает мощный огонь и не
дает нам сделать бросок. Бегущие за нами цепи тоже приостанавливаются.
Они не могут продвигаться. Атака захлебнулась по вине нашей же артилле-
рии. Мы выжидаем... Огонь, перекатывается на сто метров дальше, и мы
снова прорываемся вперед. Рядом со мной одному ефрейтору оторвало голо-
ву. Он пробегает еще несколько шагов, а кровь из его шеи хлещет фонта-
ном.
приходится поспешно отойти. Мы добегаем до наших разрушенных траншей,
вновь захватываем их и продолжаем наступать дальше.
тельных запасных позиций, тебе хочется проползти через них ужом,
скрыться, исчезнуть, и вот приходится поворачивать обратно и снова идти
в этот ад. В эти минуты мы действуем как автоматы, - иначе мы остались
бы лежать в окопе, обессиленные, безвольные. Но что-то увлекает нас за
собой, и мы идем вперед, помимо нашей воли и все-таки с неукротимой
яростью и бешеной злобой в сердце, - идем убивать, ибо перед нами те, в
ком мы сейчас видим наших злейших врагов. Их винтовки и гранаты направ-
лены на нас, и если мы не уничтожим их, они уничтожат нас!
жирным блеском под лучами солнца, двигаются тупые, не знающие усталости
люди-автоматы. Наше тяжелое, учащенное дыхание - это скрежет раскручива-
ющейся в них пружины, наши губы пересохли, голова налита свинцом, как
после ночной попойки. Мы еле держимся на ногах, но все же тащимся впе-
ред, а в наше изрешеченное, продырявленное сознание с мучительной отчет-
ливостью врезается образ бурой земли с жирными пятнами солнца и с корча-
щимися или уже мертвыми телами солдат, которые лежат на ней, как это так
и надо, солдат, которые хватают нас за ноги, кричат, когда мы перепрыги-
ваем через них.
ленный взгляд останавливается на ком-нибудь из товарищей, мы с трудом
узнаем его. Мы бесчувственные мертвецы, которым какой-то фокусник, ка-
кой-то злой волшебник вернул способность бегать и убивать.
одной из них он держит револьвер. Непонятно, что он хочет делать - стре-
лять или сдаваться. Ударом лопаты ему рассекают лицо. Увидев это, другой
француз пытается уйти от погони, но в его спину с хрустом вонзается
штык. Он высоко подпрыгивает и, расставив руки, широко раскрыв кричащий
рот, шатаясь из стороны в сторону, бежит дальше; штык, покачиваясь, тор-
чит из его спины. Третий бросает свою винтовку и присаживается на кор-
точки, закрывая глаза руками. Вместе с несколькими другими пленными он
остается позади, чтобы унести раненых.
ции.
жать почти одновременно с ними.
граната заставляет его замолчать. И все же за эти несколько секунд пяте-
ро наших солдат успели получить ранение в живот. Кат наносит удар прик-
ладом одному из уцелевших пулеметчиков, превращая его лицо в кровавое
месиво. Остальных мы приканчиваем, прежде чем они успевают схватиться за
гранаты. Затем мы с жадностью выпиваем воду из пулеметных кожухов.
мые через заграждения доски, и мы проскакиваем сквозь узкие проходы во
вражеские траншеи. Хайе вонзает свою лопату в шею какого-то велика-
на-француза и бросает первую гранату. На несколько секунд мы приседаем
за бруствером, затем лежащий перед нами прямой участок окопа оказывается
свободным. Еще один бросок, и шипящие осколки прокладывают нам путь в
следующую, скрытую за поворотом траншею. На бегу мы швыряем в двери
блиндажей связки гранат, земля вздрагивает, слышатся треск и стоны, все
обволакивается дымом, мы спотыкаемся о скользкие куски мяса, я падаю на
чей-то вспоротый живот, на котором лежит новенькая, чистенькая офицерс-
кая фуражка.
не продержаться, поэтому нас решают отвести под прикрытием нашей артил-
лерии на старые полицаи Узнав об этом, мы сломя голову бросаемся в бли-
жайшие убежища, - прежде чем удрать, - нам надо - еще запастись консер-
вами, и мы хватаем все, что попадается под руку, в первую очередь - бан-
ки с тушенкой и с маслом.
атакуют. Больше часа мы отлеживаемся, тяжело переводя дыхание и не раз-
говаривая друг с другом. Мы настолько выдохлись, что, несмотря на
сильный голод, даже не вспоминаем о консервах. Лишь и постепенно мы -
снова начинаем напоминать людей.
главной - целью тех внезапных ударов, которые время от - времени предп-
ринимаются с нашей стороны, - ведь кормят нас плохо и мы постоянно го-
лодны.
поставлено, ничего не скажешь, это просто здорово; не то что наш брат,
которого держат впроголодь, на повидле из репы; мяса у них хоть зава-
лись, - стоит только руку протянуть. Хайе раздобыл, кроме того, длинную
французскую булку и засунул ее за ремень, как лопату. С одного конца она
немного запачкана кровью, но это можно отрезать.
надобится наша сила. Поесть досыта - это так же ценно, как иметь надеж-
ный блиндаж; вот почему мы с такой жадностью охотимся за едой, - ведь
она может спасти нам жизнь.
кругу.
дущий. Наступает ночь, из воронок поднимаются облачка тумана, как будто
там обитают какие-то таинственные призраки. Белая пелена робко стелется
по дну ямы, словно не решаясь переползти через край. Затем от воронки к
воронке протягиваются длинные полосы.
себя расслабленным, как всегда бывает после атаки, и мне становится
трудно оставаться наедине со своими мыслями. Собственно говоря, это не
мысли, - это воспоминания, которые застали меня врасплох в эту минуту
слабости и пробудили во мне странные чувства.
летний вечер, я стою в крытой галерее во внутреннем дворе собора и смот-
рю на высокие кусты роз, цветущих в середине маленького садика, где по-
хоронены члены соборного капитула. Вокруг стоят статуи, изображающие
страсти Христовы. Во дворе ни души, невозмутимая тишина объемлет этот
цветущий уголок, теплое солнце лежит на толстых серых плитах, я кладу на
них руку и ощущаю тепло. Над правым углом шиферной крыши парит зеленая
башня собора, высоко уходящая в блеклую, мягкую синеву вечера. Между
Прозоров Александр
Белов Вольф
Роллинс Джеймс
Володихин Дмитрий
Грабб Джеф
Никитин Юрий