которое вы так высоко цените. Умная каналья, подумал я.
Не можете от этого отказаться? Боитесь оскоромиться?
потому что она была права. Как это ни отвратительно, все свои мысли я
излагал с чисто немецкой обстоятельностью. Мне только не хватало еще
заняться пространным описанием увеселительных заведений - от седой старины
до наших дней, подробно остановившись на танцевальных салонах и ночных барах
в период после первой мировой войны.
- Это очень старая ария - ее знал еще мой отец. Помнится, он даже иногда пел
ее. Это был хрупкий мужчина, любивший старые вещи и старые сады. Я часто
слышал эту арию. Обычная сентиментальная ария из оперетты, но в сумеречных
[132] садах венских пригородов и деревень, где при свете свечей под высокими
орешниками и каштанами пьют молодое вино, она утрачивала свою
сентиментальность. Она щемит душу, если слушать ее при свечах, в
неназойливом сопровождении скрипки, гитары и губной гармоники, под мягким
покровом ночи. Я уже давно ее не слышал. Тогда пели еще одну песню: "И
музыке конец, вина всего лишь капля".
что я слышал перед тем, как нацисты заняли Австрию. Потом пошли только
марши.
хотите, я попрошу, чтобы он этого не делал.
концов, все воспоминания печальны, ибо они связаны с прошлым.
трагической красотой Кармен, но лицо ее отличалось удивительной живостью -
глаза ее то искрились озорным, мгновенно рождающимся, агрессивным юмором, то
вдруг становились мечтательно-нежными.
что, нос блестит?
и пианистам и так агрессивны к своим друзьям. [133]
действительно очень агрессивна? Или это вы излишне впечатлительны?
впечатлительным. Признайтесь, не верите?
здоровался. Она знала здесь многих - это я уже заметил. Затем двое мужчин
подошли к столику и заговорили с ней. Я стоял рядом, и у меня вдруг возникло
ощущение, какое бывает, когда самолет попадает в воздушную яму. Почва
уходила из-под ног, все рушилось и плыло у меня перед глазами -
зелено-голубые полосатые стены, бесчисленные лица и проклятая музыка, - все
раскачивалось, будто я внезапно потерял равновесие. Тут дело было не в водке
и не в гуляше - гуляш был отличный, а водки я выпил слишком мало. Вероятно,
со злостью думал я, виной тому воспоминание о Вене и моем покойном отце, не
успевшем вовремя бежать.
бегавшие по клавишам, но ничего не слышал. Потом все стало на свое место. Я
сделал глубокий вдох - у меня было такое чувство, будто я вернулся из
далекого путешествия.
кончаются спектакли. Пойдем?
миллионеры и сутенеры, идет война, а я где-то посредине. Это была вздорная и
несправедливая мысль, ибо многие посетители были в военной форме, и
наверняка не все они - тыловые крысы; безусловно, здесь находились и
отпускники с фронта. Но сейчас мне было не до справедливости. Меня душила
бессильная ярость. [134]
проходу, где находились туалет и гардероб, и выбрались наружу. Улица дышала
теплом и влагой. У входа выстроились в ряд такси. Швейцар распахнул дверцу
одной из машин.
что я вам наговорила, разумеется, неправда.
жалостью к себе.
взглядом, постояла немного и молча вошла в дом.
первого взноса. Глядя на часы с кукушкой, я пытался торговаться, но адвокат,
чуждый каких бы то ни было сантиментов, был тверд, как алмаз. Я дошел до
того, что даже рассказал ему кое-что из своей жизни в последние годы. Я
знал, что многое ему уже известно - во всяком случае все необходимое для
продления моего вида на жительство. И тем не менее мне казалось, что
некоторые детали могут настроить его более благожелательно. Пятьсот долларов
для меня - огромная сумма.
К тому же все, что вы рассказываете, - чистая правда.
навстречу, ибо его обычный гонорар намного выше. Не помогли и ссылки на
судьбу эми[135] гранта, лишенного всяких средств к существованию Адвокат
просто рассмеялся мне в лицо.
пятидесяти тысяч. Здесь вы отнюдь не являетесь трогательным исключением. Что
вы хотите? Вы здоровы, сильны, молоды. Так начинали все наши миллионеры. И,
насколько я могу судить, вы уже прошли стадию мойщика посуды. Ваше положение
не так уж плохо. Знаете, что действительно плохо? Плохо быть бедным, старым,
больным и плохо быть евреем в Германии! Вот это плохо. А теперь прощайте! У
меня есть дела поважнее. Не забудьте точно в срок уплатить следующий взнос!
выслушал меня.
прозрачные облака просвечивало солнце. Свежим блеском отливали автомобили, а
Сентрал-парк был полон детского гомона. У Силверса я видел примерно такие
пейзажи на фотографиях картин Пикассо, присланных из Парижа. Злость на
адвоката мало-помалу улеглась, - пожалуй, теперь это была скорее досада на
себя за ту жалкую роль, которую мне приходилось играть. Он видел меня
насквозь и был по-своему прав. Не было у меня основания обижаться и на
Бетти, посоветовавшую мне сделать этот шаг. В конце концов, я сам должен был
решать, воспользоваться ее советом или нет.
солнца, как полированные живые бронзовые скульптуры. Тигры, львы и гориллы
находились в клетках под открытым небом. Они беспокойно метались взад и
вперед, глядя на мир своими прозрачными берилловыми глазами, которые видели
все и не видели ничего. Гориллы, играя, бросались банановой кожурой. Я не
испытывал к ним ни малейшего сочувствия. Звери выглядели не голодными
искателями добычи, которых мучают комары и болезни, а спокойными, сытыми
рантье во время утреннего променада. Они были избавлены от страха и голода -
главных движу[136] щих сил природы - и платили за это лишь монотонностью
существования. Однако кто знает, кому что больше нравится. У зверей, как и у
людей, есть свои привычки, с которыми они не желают расставаться, а от
привычки до монотонности всего один шаг. Бунты бывают редко. Я невольно
вспомнил о Наташе Петровой и о своей теории счастья в укромном уголке. Она
отнюдь не была бунтаркой, а я подумал о счастье в укромном уголке лишь по
контрасту: у нас обоих не было почвы под ногами; судьба бросала нас повсюду,
лишь иногда мы делали остановку, чтобы перевести дух. Но разве не то же
самое делают звери - только без лишнего шума?
долгу, а капитала - сорок долларов. Но я был свободен, здоров и, как сказал
адвокат, сделал первый шаг к тому, чтобы стать миллионером. Я выпил еще
чашечку кофе и представил себе летнее утро в Люксембургском саду в Париже.
Посняков Андрей
Лондон Джек
Херберт Фрэнк
Корнев Павел
Круз Андрей
Контровский Владимир