Чтение 28–й страницы книги ~Тени в раю~

Тогда я притворялся гуляющим, чтобы не привлекать к себе внимания полиции.
Сегодня же я обратился к полицейскому с просьбой прикурить, и он дал мне
огня. Думая о Люксембургском саде, я вспомнил арию из "Графа Люксембурга" в
ресторане "Эль Марокко". Но тогда была ночь, а сейчас - ясный и очень
ветреный день. А днем все выглядит иначе.

- Где вас только носит? Вы пропадали целую вечность! - сказал Силверс. -
Чтобы заплатить адвокату, вряд ли требуется столько времени.

Я был поражен. Куда девались его светские манеры? Впрочем, его внешнему
лоску я никогда особенно не доверял.

Сейчас в нем чувствовалась напряженность и нервозность, сгорбившись, он
быстро шагал по комнатам. Даже в лице его что-то изменилось - мягкая,
округлая плавность линий исчезла. Я вдруг увидел перед собой существо,
готовящееся к нападению, что-то вроде ручного леопарда, узревшего дичь.

- Когда нечем платить, визиты могут быть и более продолжительными. [137]

Силверс, казалось, не слышал.

- Идемте, у нас мало времени. Нам надо еще перевесить картины.

Мы направились в приемную с мольбертами. Силверс прошел в соседнюю
комнату, вынес оттуда два полотна и поставил передо мной.

- Скажите, не раздумывая, какое бы вы купили?

Это опять были две картины Дега. Обе без рам. На обеих были изображены
танцовщицы.

- Ну, живей! - потребовал Силверс.

Я показал на левую.

- Вот эту.

- Почему? Она ведь менее выписана.

Я пожал плечами.

- Она мне больше нравится. А почему, сказать вам с ходу затрудняюсь. Вы
это лучше понимаете, чем я.

- Разумеется, лучше, - нетерпеливо буркнул Силверс. - Пошли. Надо
вставить обе картины в рамы до прихода клиента.

Я принес несколько рам из запасника.

- Надо подобрать по размеру, - пробормотал он. - Вот эти будут, пожалуй,
в самый раз. У нас не остается времени подгонять их.

В рамах картины поразительно менялись. Полотно, раньше как бы
растекавшееся в пространстве, вдруг удивительным образом концентрировалось.
Картины производили более законченное впечатление.

- Показывать их следует только в рамах, - сказал Силверс. - Лишь
антиквары могут судить о них без рам. Даже директора музеев не всегда
способны разобраться. Какая рама, по-вашему, лучше?

- Вот эта.

Силверс с одобрением посмотрел на меня.

- У вас неплохой вкус. Но мы возьмем другую. Вот эту. - Он втиснул
танцовщиц в широкую, богато отделанную раму.

- Не слишком ли она шикарна для не совсем законченного полотна? - спросил
я.

- Как раз такой она и должна быть, потому что картина сырая. Именно
потому. [138]

- Понимаю. Рама скрывает несовершенство.

- У рамы вполне законченный вид, это придает законченность и обрамляемому
полотну Рама вообще играет очень большую роль, - поучал меня Силверс,
усаживаясь поудобнее. Я уже не раз замечал, что он любит говорить менторским
тоном. - Некоторые торговцы произведениями искусства экономят на рамах - они
полагают, что клиент этого не заметит. Рамы теперь дороги, а позолоченные
гипсовые рамы, черт возьми, на первый взгляд и впрямь напоминают настоящие
дорогие рамы, и, заметьте, не только на первый взгляд.

Я осторожно вставлял в раму одно из полотен Дега. Тем временем Силверс
подбирал раму для второй картины.

- Вы все-таки хотите показать обе? - спросил я.

Он хитро усмехнулся:

- Нет. Вторую картину я попридержу. Никогда не знаешь, что может
случиться. Обе картины - "девственны". Я их еще никому не показывал. Клиент,
который придет сегодня, хотел прийти лишь послезавтра. Кстати, оборотную
сторону заделывать не будем, времени нет. Загните только гвозди, чтобы
покрепче держалось.

Я принес вторую раму.

- Хорошо. Правда? - сказал Силверс. - Людовик Пятнадцатый - богатство,
пышность. В результате картина поднимается в цене на пять тысяч долларов.
Как минимум! Даже Ван Гог хотел, чтобы его картины помещали в первоклассные
рамы. А вот Дега обычно заказывал для своих полотен простые деревянные
рейки, выкрашенные белилами. Я думаю, впрочем, что он, скорей всего, был
отъявленным скупердяем.

Может быть, у него просто не было денег, подумал я. И Ван Гог тоже
страшно нуждался: при жизни он не сумел продать ни одной картины и
существовал только благодаря скудной поддержке брата. Картины, наконец, были
готовы. Силверс велел мне отнести одну из них в соседнюю комнату.

- Другую повесьте в спальне моей жены.

Я посмотрел на него с удивлением. [139]

- Вы правильно поняли, - сказал он. - Пойдемте со мной.

У миссис Силверс была прелестная спальня. На стенах и в простенках висело
несколько рисунков и пастелей. Силверс оглядел их, точно полководец,
производящий смотр.

- Вон тот рисунок Ренуара снимите, вместо него давайте повесим Дега,
Ренуара перенесем вон туда, к туалетному столику, а рисунок Берты Моризо
уберем совсем. Штору справа слегка задернем. Чуть больше... Так, вот теперь
хорошее освещение.

Он был прав. Золотистый свет из-под приспущенной шторы придал картине
очарование и теплоту.

- Правильная стратегия, - заметил Силверс, - половина успеха в нашем
деле. Теперь пойдемте.

И он стал посвящать меня в тайны своей стратегии. Картины, которые он
сегодня собирался показать клиентам, я должен был вносить в комнату, где
стояли мольберты. После четвертой или пятой картины он попросит вынести из
кабинета полотно Дега. Я же должен буду напомнить ему, что эта картина висит
в спальне миссис Силверс.

- Можете говорить по-французски, - наставлял он меня. - Когда же я спрошу
вас о картине, отвечайте по-английски, чтобы это было понятно и клиенту.

Я услышал звонок.

- А вот и он, - воскликнул Силверс. - Ждите здесь, наверху, пока я не
позову вас.

Я отправился в запасник, где одна возле другой на деревянных стеллажах
стояли картины, и присел на стул; Силверс же спустился вниз, чтобы встретить
клиента. В запаснике было оконце с матовым стеклом, забранное частой
решеткой, и мне стало казаться, будто я сижу в тюремной камере, где по
чьему-то капризу хранятся картины ценою в несколько сотен тысяч долларов.
Молочный свет напомнил мне камеру в Швейцарии, где я просидел две недели за
незаконное пребывание без документов - обычное "преступление" эмигранта.
Камера там была такой чистой и прибранной, что я охотно просидел бы в ней и
дольше: еда была превос[140] ходной, к тому же камера отапливалась. Но через
две недели в бурную ночь меня переправили в Аннемас, на границе с Францией.
На прощание мне сунули сигарету и дали пинка: "Марш во Францию. И чтоб духа
твоего в Швейцарии больше не было".

Я, наверное, немного вздремнул. Вдруг зазвенел звонок. Было слышно, что
Силверс с кем-то разговаривает. Я вошел в комнату. Там сидел грузный мужчина
с большими красными ушами и маленькими поросячьими глазками.

- Господин Росс, - притворно сладко проговорил Силверс, - принесите,
пожалуйста, светлый пейзаж Сислея.

Я принес и поставил картину перед ними. Силверс долго не произносил ни
слова: он смотрел в окно на облака.

- Нравится? - спросил он наконец скучливым голосом. - Одна из лучших
картин Сислея. "Наводнение" - мечта каждого коллекционера.

- Ерунда, - процедил клиент еще скучливее, чем Силверс.

Силверс улыбнулся.

- Если картина ерунда, то и критика не лучше, - заметил он с явной
иронией. - Господин Росс, - обратился он ко мне по-французски, - унесите это
замечательное полотно.

Я немного постоял, ожидая, чтобы Силверс сказал мне, какую картину теперь
принести. Но поскольку указаний не последовало, я удалился, унося с собой
Сислея. Однако краем уха я успел услышать слова Силверса:

"Сегодня вы не в духе, господин Купер. Отложим до следующего раза".

"Ну и хитер, - размышлял я в молочном свете запасника. - Теперь придется
Куперу попотеть". Когда спустя некоторое время меня позвали снова и я одну
за другой стал вносить картины, оба уже курили сигары из ящичка, который
Силверс держал для клиентуры. Затем пришел мой черед подавать реплику.

- Картина Дега не здесь, господин Силверс, - сказал я. [141]

- А где же? Она должна быть здесь.

Я подошел, нагнулся к нему поближе и прошептал так, чтоб услышал клиент:

- Картина наверху, у миссис Силверс...

- Где?

Я повторил по-французски, что картина висит в спальне у миссис Силверс.

Силверс хлопнул себя по лбу.

- А-а, правильно, я об этом совсем забыл. Ну, тогда ничего не выйдет...

Мое восхищение им было безгранично. Теперь он снова уступил инициативу
Куперу. Он не приказывал мне нести картину и вместе с тем ни словом не
обмолвился о том, что картина предназначена в подарок жене или даже уже
принадлежит ей. Он просто прекратил разговор об этом и выжидал.

Я удалился в свою конуру и тоже стал ждать. Мне казалось, что Силверс
держит на крючке акулу, но чем кончится поединок - акула ли проглотит
Силверса или он выловит ее, - решить было трудно. Впрочем, положение
Силверса было более выгодным: ведь акула, собственно говоря, могла только
перегрызть леску и уплыть. Одно мне было ясно: Силверс ничего задешево не