перед рестораном "Эль Марокко".
"роллс-ройс". А у тебя что - появился еще один клиент для Силверса?
стиле ее кукольного дома.
кажется такой беспомощной и глупой, будто может только хлопать глазами и
улыбаться, на самом деле является президентом двух компаний. И там она не
хлопает глазами, а делом занимается.
тебя к таким женщинам, как миссис Уимпер. Ты возвращаешься с удивительными
результатами.
пароходы, а потом вдоль Гудзона, пока не наткнемся на какую-нибудь уютную
харчевню. Меня сегодня тянет в какой-нибудь маленький ресторанчик, к лунному
свету и речным пароходам. Собственно, я предпочла бы поехать с тобой в
Фонтенбло. Разумеется, когда кончится война. Но там меня, как возлюбленную
немца, остригли бы наголо, а тебя без лишних слов поставили бы к стенке. Так
что останемся при своем: с котлетами и кока-колой, в этой удивительной
стране.
прохладную кожу. Казалось, ей никогда не было жарко, даже в такие дни.
давно не могу писать.
что-нибудь выпить?
Станет ли когда-нибудь по-другому? О, да тут польская водка! Что это ему
взбрело в голову? Польши ведь уже не существует.
больше не существует. Но польская водка выжила. Прикажешь плакать или
смеяться по этому поводу?
холодная. Бар, оказывается, был одновременно и холодильником. [188]
водку. За твое здоровье, Наташа!
радоваться, что меня не загнали в лагерь для интернированных. Живу на
птичьих правах, но так же было со мной и в Европе. Здесь-то рай. Если
угодно, призрачный рай, отгороженный от всего, что имеет на этом свете
значение, особенно для меня. Если угодно, временный рай, в котором можно
перезимовать. Рай поневоле. Ах, Наташа! Поговорим о том, что у нас осталось!
О ночи, о звездах, об искре жизни, которая еще теплится в нас, но только не
о прошлом. Полюбуемся луной! Пассажирские пароходы "люкс" превратились в
военные транспорты. А мы стоим за железными перилами, отделяющими этот рай
от всемирной истории, и вынуждены беспомощно, бесцельно ждать да почитывать
в газетах сообщения о победах, потерях и разбомбленных странах, и снова
ждать, и снова вставать каждое утро, и пить кофе, и беседовать с Силверсом и
миссис Уимпер, в то время как уровень океана пролитой в мире крови каждый
день поднимается на сантиметр. Ты права, паша жизнь здесь - это жалкий парад
теней.
отшвартовывалось несколько судов - серо-стальных, низко сидящих, без огней.
Мы снова сели в машину.
Наташа. - И моя сентиментальность. Прости меня, я, наверное, тебе надоела.
пошлости, которые я тебе говорил. Уже по одному этому ясно, что я был плохим
журналистом! Смотри, какая прозрачная вода! И полнолуние!
молчали. Я упрекал себя за идиотское неумение поддерживать беседу. Я вел
себя [189] как тот человек в "Эль Марокко", который горько оплакивал участь
Франции, и притом вполне искренне. Но он не понимал, что скорбь в отличие от
радости нельзя проявлять на людях, и потому производил смешное впечатление.
Я тщетно пытался выбраться из тупика. Тут вдруг Наташа повернулась ко мне.
Глаза ее сияли.
на все откликается и быстро все забывает. Это было очень кстати для такого
слона, как я, - человека, который помнил невзгоды и совсем не помнил
радостей.
луной, у этой реки, впадающей в море, в водах которой отражаются сотни тысяч
раздробленных лунных дисков. Я обожаю тебя и даже готов повторить избитую
фразу о том, что мост Вашингтона, как диадема, венчает беспокойный Гудзон.
Только мне хотелось бы, чтобы он действительно стал диадемой, а я -
Рокфеллером, или Наполеоном Четвертым, или на худой конец главою фирмы "Ван
Клееф и Арпельс". По-твоему, это ребячество?
самом деле не знаешь, как нравится женщинам такое ребячество?
собраться с духом, - ответил я, целуя ее. - Мне хотелось бы научиться водить
машину, - сказал я.
нравственности у ближайшей пивной, а так мне кажется, точно я в Мадриде:
вечно в сопровождении дуэньи.
не понимает ни слова. Кроме "мадам", разумеется.
никогда нельзя побыть вдвоем.
шоферу пятидолларовую бумажку. - Сходите, пожалуйста, куда-нибудь поужинать.
А через час приезжайте за нами.
исчезла в темноте. В тот же миг из открытого окна за сквером раздался грохот
музыкального автомата. На сквере валялись бутылки из-под кока-колы, пакеты
из-под пива и обертки мороженого.
через час!
неярком уличном свете я узнал удлиненный радиатор "роллс-ройса": на Гудзоне
таких было немного, должно быть, это наш шофер повернул назад.
спасителем. Глаза у Наташи блестели от сдерживаемого смеха.
Прохладно. И тушеная говядина там - высший класс.
капусту, - сказал я Наташе. - Это то же самое что кричать "Хайль Гитлер!".
Поехали на Третью авеню. Там много всяких ресторанов. [191]
там кондиционированный.
решили точно определить ее национальный статус!
Морские цари пока еще нейтральны.