думали, что, немного поволновавшись, они уже кое-что сделали. Это были
разговоры людей, не знавших опасности...
бомбоубежище коллекционера. Сверху приглушенно, словно гул самолетов,
доносился шорох легковых машин и грохот грузовиков. А на стенах висели
картины... Казалось, прошлое беззвучно упрекало нас.
дал мне пятьдесят долларов задатка. Вскоре он, впрочем, пожалел об этом, и я
это заметил. Но из-за серьезности беседы, которую мы до того вели, не
решился взять деньги обратно. Неожиданная выгода для меня.
был в волнении и весь потный.
порядке? Это не так просто. [33]
уже вечность, как я нахожусь
моряков между двумя утесами. Мне надо лавировать, лавировать. Иначе я
пропал. - Он взглянул на меня глазами загнанного зверя. - Если эта женщина
не станет скоро моей, я превращусь в импотента. Ты ведь знаешь, какой у меня
тяжелый комплекс. Меня опять преследуют кошмары. Я просыпаюсь весь в поту,
просыпаюсь от собственного крика. Ты ведь слышал: эти бандиты хотели меня
кастрировать. Ножницами, не ножом. И гоготали как безумные. Если я не
пересплю с этой женщиной в ближайшие дни, мне будет сниться, что они своего
добились. Ужасные
они своего добились.
ведь у нас знаменитый говорун.
комплекс неполноценности из-за ампутированной ноги? Как у тебя из-за шрамов.
увидев, как он разволновался, проклял свой длинный язык. Ведь от Меликова я
знал, что дама жила с мексиканцем. Но объясняться было поздно. Да и Лахман
меня не слушал. Он захромал к двери.
напротив были освещены. В одном я увидел мужчину, который надевал женское
белье. Этого [34] типа я встречал в гостинице уже не раз. Полиция о нем
знала, он был зарегистрирован как неизлечимый. Секунду я смотрел на мужчину
в окне. Потом у меня стало муторно на душе. Что ни говори, неприятное
зрелище! Я решил спуститься вниз и дожидаться там Меликова.
во Франции. В качестве испанского консула он появился в Провансе, когда
немецкая оккупация этого края формально окончилась и власть перешла к
созданному Гитлером правительству Виши, которое с каждым днем все
снисходительнее взирало на бесчинства немцев.
с испанским дипломатическим паспортом в кармане. Никто не знал, откуда у
него этот паспорт. По одной версии, документы у него были французские, с
испанским штампом, удостоверяющим, что Кан - вице-консул в Бордо. Другие,
наоборот, утверждали, будто видели паспорт Кана и будто этот паспорт
испанский. Сам Кан загадочно молчал, зато он действовал. У него была машина
с дипломатическим флажком на радиаторе, элегантные костюмы и вдобавок
хладнокровие, доходившее до наглости. Он держал себя настолько блестяще, что
даже сами эмигранты уверовали, будто все у него в порядке. Хотя в
действительности все было, видимо, не в порядке.
путешествовал как представитель другого фашистского диктатора, а тот не имел
об этом ни малейшего понятия. Скоро Кан стал сказочным героем, творившим
добрые дела. Дипломатический флажок на машине отчасти защищал Кана. А когда
его задерживали эсэсовские патрули или немецкие солдаты, он тут же кидался в
атаку, и немцы быстро шли на попятную, боясь получить взбучку от начальства.
Кан хорошо усвоил, что нацистам импонирует грубость, и за словом в карман не
лез. [35]
самих фашистов, особенно если они люди подневольные, так как понятие права
становится чисто субъективным и, следовательно, может быть обращено против
любого бесправного индивидуума, коль скоро его поступки перестают
соответствовать меняющимся установкам. Кан играл на трусости фашистов, ибо
знал, что трусость в соединении с жестокостью как раз и являются логическим
следствием любой тирании.
подпольщики снабдили его деньгами и машиной, а главное, бензином. Бензина
Кану всегда хватало, хотя в то время он был чрезвычайно дефицитен. Кан
развозил листовки и первые подпольные газеты - двухполосные листки
небольшого формата. Мне был известен такой случай: однажды немецкий патруль
остановил Кана, чтобы обыскать его машину, которая как на грех была набита
нелегальной литературой. Но Кан поднял такой скандал, что немцы спешно
ретировались: можно было подумать, что они схватили за хвост гадюку. Однако
на этом Кан не успокоился: он погнался за солдатами и пожаловался на них в
ближайшей комендатуре, предварительно избавившись, правда, от опасной
литературы. Кан добился того, что немецкий офицер извинился перед ним за
бестолковость своих подчиненных. Утихомирившись, Кан покинул комендатуру,
попрощался, как положено фалангисту, и в ответ услышал бодрое "Хайль
Гитлер!" А немного погодя он обнаружил, что в машине у него все еще лежат
две пачки листовок.
он спас жизнь многим эмигрантам: они смогли перейти границу и скрыться в
Пиренеях. Это были люди, которых разыскивало гестапо. Кану удавалось долгое
время прятать своих подопечных во французских монастырях, а потом, при
первой возможности, эвакуировать. Я сам знаю два случая, когда Кан сумел
предотвратить насильственное возвращение эмигрантов в Германию. В первом
случае он внушил немец[36] кому фельдфебелю, что Испания особо
заинтересована в данном лице: этот человек-де свободно владеет языками, и
поэтому его хотят использовать в качестве испанского резидента в Англии. Во
втором случае Кан действовал с помощью коньяка и рома, а потом стал угрожать
охране, что донесет на нее, обвинив во взяточничестве.
мрачные слухи, все каркали наперебой. Ведь каждый эмигрант понимал, что эта
война в одиночку может кончиться для Кана только гибелью. День ото дня он
становился все бесстрашней и бесстрашней. Казалось, он бросал вызов судьбе.
А потом вдруг наступила тишина. Я считал, что нацисты уже давно забили Кана
насмерть в концлагере или подвесили его на крюке - подобно тому, как мясники
подвешивают освежеванные туши, - пока не услышал от Лахмана, что Кану тоже
удалось бежать.
Рузвельта. Сквозь раскрытые двери на улицу доносился оглушительный шум.
Перед витриной столпились люди и слушали речь.
перекричать радио. Мы могли объясняться только знаками. Он с сожалением
пожал плечами, указал пальцем на репродуктор и на народ за стеклами витрины
и улыбнулся. Я понял: для Кана было важно, чтобы люди слушали Рузвельта, да
и сам он не желал пропускать из-за меня эту речь. Я сел у витрины, вытащил
сигарету и начал слушать.
Он был молод, не старше тридцати. Глядя на него, никто не сказал бы, что это
смельчак, долгие годы игравший с огнем. Скорее, он походил на поэта:
настолько задумчивым и в то же время открытым было это лицо. Рембо и Вийон,
впрочем, тоже были поэтами. А то, что совершал Кан, могло прийти в голову
только поэту.
людей на улице? Часть из них с радостью прикончила бы президента - у него
много врагов. Они утверждают, что Рузвельт вовлек Америку в войну и что он
несет ответственность за американские потери.
него ответственность. - Кан взглянул на меня внимательней. - По-моему, мы
уже где-то встречались? Может, во Франции?
Флинт Эрик
Прозоров Александр
Глуховский Дмитрий
Херберт Фрэнк
Володихин Дмитрий
Ковальчук Вера