том лице, разрядилась широкой всепонимающей усмешкой.
совершенно преображенная той вечной радостью, которую испытывает женщина
при подобных открытиях, с каким-то вызывающим наслаждением она бросила
мне через плечо: - Значит, так обстоят дела!
вслед, зная, что она меня уже не слышит. В бешенстве я швырнул коробку с
новыми лакированными туфлями на пол. Ей, видите ли, нужен богач! Как
будто я сам этого не знал!
ожидала меня. У меня едва не перехватило дыхание, когда я увидел ее.
Впервые со времени нашего знакомства на ней был вечерний туалет.
Оно казалось узким и все же не стесняло ее свободный широкий шаг. Спере-
ди оно было закрыто, сзади имело глубокий вырез углом. В матовом синева-
том свете сумерек Пат казалась мне каким-то серебряным факелом, неожи-
данно и ошеломляюще изменившейся, праздничной и очень далекой. Призрак
фрау Залевски с предостерегающе поднятым пальцем вырос за ее спиной, как
тень.
вые, - сказал я. - Ни за что не подступился бы к тебе.
ся?
другой мужчина. Мужчина с большими деньгами.
Робби.
чрезвычайно успокаивающе.
чешь, я могу надеть другое платье.
философов! Портные вносят в жизнь красоту. Это во сто крат ценнее всех
мыслей, даже если они глубоки, как пропасти! Берегись, как бы я в тебя
не влюбился!
пришлось закрепить брюки английскими булавками, чтобы они хоть кое-как
сидели на мне. К счастью, это удалось.
понимая почему. Расплачиваясь с шофером, я внимательно посмотрел на не-
го. Он был небрит и выглядел очень утомленным. Красноватые круги окайм-
ляли глаза. Он равнодушно взял деньги.
сажир, он буркнул:
поехать. Потом обернулся и увидел Пат, стройную и гибкую. Поверх сереб-
ряного платья она надела короткий серебристый жакет с широкими рукавами.
Она была прекрасна и полна нетерпения.
большая премьера. Прожектора освещали фасад театра, одна за другой под-
катывали к подъезду машины; из них выходили женщины в вечерних туалетах,
украшенные сверкающими драгоценностями, мужчины во фраках, с упитанными
розовыми лицами, смеющиеся, радостные, самоуверенные, беззаботные; ста-
рое такси с усталым шофером со стоном и скрипом отъехало от этого празд-
ничного столпотворения.
денным взглядом. - Ты что-нибудь забыл?
тя они стоили целое состояние. Я не хотел, чтобы Пат сидела среди этих
благополучных людей, для которых все решено и понятно. Я не хотел, чтобы
она принадлежала к их кругу. Я желал, чтобы она была со мной и только со
мной.
Театры, концерты, книги, - я почти утратил вкус ко всем этим буржуазным
привычкам. Они не отвечали духу времени. Политика была сама по себе в
достаточной мере театром, ежевечерняя стрельба заменяла концерты, а ог-
ромная книга людской нужды убеждала больше целых библиотек.
места. Огни рампы чуть подсвечивали зал. Зазвучала широкая мелодия ор-
кестра, и все словно тронулось с места и понеслось.
сцены, ни бледных лиц зрителей. Я только слушал музыку и смотрел на Пат.
как теплая ночь, как вздувшийся парус под звездами, совсем нереальная.
Открывались широкие яркие дали. Казалось, что шумит глухой поток нездеш-
ней жизни; исчезала тяжесть, терялись границы, были только блеск, и ме-
лодия, и любовь; и просто нельзя было понять, что где-то есть нужда, и
страдание, и отчаянье, если звучит такая музыка.
кам, и я любил ее, потому что она не прислонилась ко мне и не взяла мою
руку, она не только не смотрела на меня, но, казалось, даже и не думала
обо мне, просто забыла. Мне всегда было противно, когда смешивали разные
вещи, я ненавидел это телячье тяготение друг к другу, когда вокруг
властно утверждалась красота и мощь великого произведения искусства, я
ненавидел маслянистые расплывчатые взгляды влюбленных, эти туповато-бла-
женные прижимания, это непристойное баранье счастье, никогда не способ-
ное выйти за собственные пределы, я ненавидел эту болтовню о слиянии во-
едино влюбленных душ, ибо считал, что в любви нельзя слиться друг с дру-
гом до конца и надо возможно чаще разлучаться, чтобы ценить новые встре-
чи. Только тот, кто не раз оставался один, знает счастье встреч с люби-
мой. Все остальное лишь ослабляет напряжение и тайну любви. И что же мо-
жет резче прорвать магическую сферу одиночества, если не взрыв чувств,
их сокрушительная сила, если не стихия, буря, ночь, музыка?.. И лю-
бовь...
что? Пат обернулась. Я видел, как зрители устремились к дверям. Наступил
большой антракт.
Музыка удивительным образом пробуждает у многих аппетит. Горячие сосиски
расхватывались так, словно вспыхнула эпидемия голодного тифа.
чина. Повернув голову, она оживленно разговаривала с ним.
зала Роберт, а не Робби. Я поставил стакан на барьер ложи и стал ждать
ухода ее собеседника. На нем был великолепно сшитый смокинг. Он болтал о
режиссуре и исполнителях и никак не уходил. Пат обратилась ко мне:
кад", там можно будет потанцевать.
неприятное изящество и легкость, которыми я не обладал, и мне казалось,
что это должно производить впечатление на Пат. Вдруг я услышал, что он
обращается к Пат на "ты". Я не поверил своим ушам. Охотнее всего я тут
же сбросил бы его в оркестр, - впрочем, для этого было уже не менее сот-
ни других причин.
вали быстрые пассажи флажолет.
ушел.
Гнусная обираловка!"
фрау Залевски только этого Бройера мне и недоставало. Он ждал нас внизу,
у входа.
предложения, но я все-таки злился.